Забег на невидимые дистанции. Том 2 - Марьяна Куприянова

что вы с Отто гораздо больше, чем друзья. – Сет улыбнулся, осознав, что произнес двусмысленность. – Я имею в виду, то, что между вами, трудно назвать просто дружбой. Это какой-то иной уровень дружбы. Соратничество, партнерство, духовная близость, не знаю, как еще назвать. Вы как один человек. вас всегда видели только в паре. Поэтому и трудно принять, что вы разъехались и больше не сидите на занятиях в одной аудитории.

– Да, нам повезло. Уверена, у тебя тоже когда-то был такой друг.

Сет кивнул – больше глазами, чем головой, и она все поняла. На секунду взяла его за руку, ободряюще сжала и отпустила. Но, господи, сколько добра, сколько тепла и заботы передалось ему за это несчастное мгновение! И теперь такие жесты между ними в порядке вещей, он тоже может прикасаться к ней, просто пока не решается на это.

– Мне все равно не ясно, – признался Сет. – Вы с Отто так любили физику, были гениями в ней, и оба пошли совершенно в иную область. Почему?

– Несколько причин. – Нина вздохнула. – Самая очевидная – это напоминает нам о Видаре. Следующая – не настолько мы умны, чтобы профессионально этим заниматься. Оба так считаем. Когда я задавалась вопросом, кем себя вижу в будущем, там не было ответа: ученый-теоретик. Никогда там не было такого ответа. И у Отто, я думаю, тоже. Его влекло в гуманитарные науки, откуда меня всегда выталкивало.

– Тем не менее вы шикарно ладили.

– Трудно не ладить, когда любите и уважаете друг друга, – усмехнулась Нина. – Миру банально недостает терпимости. Так о чем это я? А! Отто же даже в наш проект по физике каким-то образом присобачил историю и литературу, причем настолько органично, что именно благодаря этой экзотике мы и взяли грант. Будь это просто голый проект по физике, никто бы не обратил на него внимания. А Отто гений, это факт. Он умеет экспериментировать, сочетая несочетаемое в ужасно увлекательные гибриды. Уверена, он еще покажет миру свой ум. Защитит какую-нибудь диссертацию по квантовой литературе, вот помяни мое слово!

– Даже не сомневаюсь.

– Объездим с ним весь мир, как в том анекдоте про Эйнштейна и его водителя [32], ха-хах-ха, и я буду, ха-хах выходить к трибуне… вместо него…

Нина больше не могла говорить; вспомнив нечто уморительное, она захлебывалась смехом, откинув голову назад и держась за сердце. Сет смотрел на нее с умилением, водил глазами по лицу, губам, глазам, по напрягающейся от смеха шее, по руке с легким алюминиевым протезом, выкрашенным в бежевый, по ключицам и взлетающим плечам, отросшим за лето волосам. Впитывал каждую ноту стеклянного смеха, который узнает из тысячи.

Когда Нина отдышалась, пришлось объяснять, что за анекдот она имела в виду. Он был действительно смешной и подходил этой парочке.

– Значит, физику вы все-таки не бросили, – с облегчением улыбался Сет.

– Ну, разумеется, нет. Нельзя любить что-то очень сильно и потом разом об этом забыть. Это значит, твое чувство никогда не было искренним, это самое настоящее предательство.

Она как будто говорила не о физике, а о чем-то еще.

– Эта область знаний осталась важна для нас обоих, просто перешла в раздел хобби. Мы продолжаем читать научную литературу и обсуждаем ее на созвонах. За лето, например, мы прочли…

И она стала перечислять, что они прочли за лето. А Сет слушал и думал, что умнее этой девчонки никого не знает, и как-то жаль, что ей не захотелось получить профессию в той области, где равных ей мало, где она подавала огромные надежды и плавала как рыба в воде.

Однажды он понял, что в Нину встроена призма восприятия мира через фильтр естественнонаучной матрицы. Это факт, с которым не будет спорить никто, хоть раз слышавший, как она доказывает или объясняет что-нибудь, опираясь на фактическое (и далеко не всем известное) устройство мира. С таким чисто работающим мозгом, с такой мощной теоретической базой в голове она пришла учиться на спасателя, чтобы рисковать жизнью ради тех, кто не стоит ее мизинца. Это даже обидно. Но с эгоистичной точки зрения все прекрасно, ведь благодаря этому странному выбору теперь они учатся вместе.

О чем еще он мог мечтать? Нина всегда говорила, что не верит в совпадения, считает их потребностью вселенной, чтобы все законы и константы держались в связке и работали. Чтобы ничего не развалилось. Она утверждала, что совпадения – это вроде пластырей или заплаток на ткани мироздания. Теперь он тоже так считал.

Мысленно Сет так и не отпустил Нину из сердца и разума, и вот, когда он настроил себя на то, что Дженовезе больше не появится в его жизни, и даже нашел в себе силы смириться, жизнь вручила ему второй шанс, словно выигрышный лотерейный билет.

После занятий они вместе пообедали в забегаловке, которую Нина присмотрела заранее (на такие местечки глаз у нее наметан). А Сету было все равно где, лишь бы с нею. Болтали обо всем и без умолку, как будто в первый и последний раз.

– Мне кажется, за полтора года школы мы друг другу в десять раз меньше сказали, чем за сегодня, – заявила она и потянула колу через трубочку.

– Это только начало. – Сет подмигнул, прищурив опасные черные глаза. – Ты где живешь?

– В общаге, а ты разве нет?

Юноша отрицательно качнул головой.

– Снимаю квартиру. Я тебя провожу.

– Без проблем.

– Если не успеешь в общагу до комендантского часа, или тебе там надоест, или просто нужно будет где-то переночевать, всегда можешь на меня рассчитывать. И не только в этом. Во всем.

– А ты изменился, Сет Ридли. – Она подперла висок кулаком, мечтательно глядя на него, и он не отвел глаза, поражаясь внезапной смелости, ведь раньше в ее присутствии он всегда тушевался. – Я была уверена, что мы с тобой больше не увидимся.

– Тоже так думал. Но что было, то было, как ты однажды ска-зала.

Она с улыбкой кивнула, польщенная тем, что он до сих пор помнит ее слова.

– Я рада встретить своего человека вдали от дома. Не быть здесь совершенно одной.

– Взаимно.

– Не слишком ли много мы сегодня смотрим друг другу в глаза и улыбаемся?

– А тебя смущает? – Сет нахмурился, пытаясь сделать серьезное лицо, чем рассмешил ее еще больше.

– В школе у тебя лучше получалось быть угрюмым говнюком.

Он чувствовал: что-то между ними происходит. С того самого момента, как они обнялись в аудитории в этот длинный день, что-то начало происходить. Они наконец-то открыли друг другу настоящие эмоции, позволили сработать