8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма - Анатоль Франс

Вы будете голосовать за кандидатов республики, за кандидатов радикалов, радикалов-социалистов и социалистов.

То, что осталось мне сказать, вы, граждане, скажете вместе со мной. Мы вместе с вами будем приветствовать кандидатуру Франсиса де Прессансе[592] из Лиона. Благодаря своим знаниям международной политики, благодаря глубокому знакомству с экономикой, своему широкому и великодушному уму Франсис де Прессансе окажет в качестве члена парламента огромные услуги своей стране. Его большое сердце и неукротимая энергия составят честь, партии социальной справедливости, всей республиканской партии.

Речь на собрании избирателей[593]

4 мая 1902 г.

Граждане,

кому из нас в детстве дядя, старый друг нашей семьи не показывал вечером на стене зайчика, который широко раскрывал свой светлый глазок и ловко шевелил ушами? Но, обернувшись, мы, разочарованные, убеждались в том, что тень зайчика на стене отбрасывают две скрещенные дядины руки. Точно так же, если избиратели, которым показывают тень националистического зайчика, обернутся, они увидят, что это манипулируют две сцепленные руки — клерикализма и реакции и что необыкновенный зайчик — их создание. Базиль и Гамель не только показывают зайчика, но еще и наделяют его даром слова. Они заставляют его говорить… Говорить так, чтобы не сболтнуть лишнего. Вовсе не обязательно, чтобы зайчики говорили лишнее. А то зрители чересчур скоро поймут, что этими невинными устами вещают голоса реакционеров и клерикалов, голоса королевских молодчиков и святых отцов-погромщиков из «Ла Круа». Вы отлично знаете, что именно заставят они сказать зайчика. Они заставят его сказать: «Да здравствует республика!», «Да здравствует свобода!» Но мы понимаем, что это значит. Мы знаем, что их республика будет националистической, республикой монахов, Черной республикой.

А когда националисты кричат: «Да здравствует свобода!» — мы знаем, что следует разуметь под этими словами. Свобода, которой они добиваются, это свобода для монахов, чтобы те могли свободно ускользнуть от закона; если требуют они свободного обучения, то лишь затем, чтобы монахи свободно обучали детей ненависти и презрению к светскому обществу; если восславляют они терпимость, значит наверняка хотят принудить республику молча сносить козни монахов.

Граждане, результаты голосования в вашем избирательном округе свидетельствуют о том, что вы угадали, чьи руки показывают вам на стене тень зайчика. По первому туру националисты остались в меньшинстве. Республика зовет вас ко второй победе.

Если бросить взгляд на Францию в целом, то в день 27 апреля[594] силы национализма были рассеяны. Национализм был лишь тенью, а ныне даже тень эта исчезает. Партия монахов израсходовала впустую многие миллионы и лгала напропалую, обманув, однако, лишь очень немногих. Уже сейчас большинство против нее. После первого же тура голосования мы имеем антиклерикальное большинство. Пусть членам Лиги Черной республики удалось одержать кое-где несколько бесполезных побед. В восточной части страны, где национализм особенно силен, он завоевал только своих собственных сторонников и после угроз уничтожить всех соперников сокрушил лишь своего могущественного союзника, свое второе «я» — мелинизм. Таким образом, национализм сослужил себе самому плохую службу. Он потерял рассудок и способность рассуждать, и невольно на память приходит тот зверь, который, по словам старых охотников, сжирает, обезумев от голода, свои собственные лапы, даже не заметив урона.

Враги республики уже не могут скрыть своего поражения. Напрасно монахи вещают с амвонов, напрасно попы выносят напоказ святые дары, напрасно дамы-сборщицы клянчат милостыню во имя короля; благодаря крестьянину, благодаря рабочему, благодаря пролетариату городов и сел националисты потерпели непоправимый крах. И мы можем порадоваться от всей души, ибо победа, которую мы одержали 27 апреля и которую мы закрепим 11 мая, есть не что иное, как победа духа над грубой силой, прекрасная победа разума и добра.

Для того чтобы иметь право говорить таким образом, надо знать национализм и понять его подспудные мысли.

Ибо эта длинноухая тень, заполонившая все стены и заборы Франции, обозначает некую идею, — идею смехотворную и все же опасную. Необходимо проникнуть в смысл этого символа. Весьма важно знать, что же в действительности представляет собой национализм. Поэтому-то, граждане, попрошу вас выслушать точное его определение.

Мне хотелось бы напомнить вам одну старую историю. Постараюсь не злоупотребить вашим вниманием.

Три года назад, видя, как наши грозные националисты размахивают на улицах руками наподобие ветряных мельниц и ревут наподобие ослов, я решил обсудить этот вопрос с одним из моих друзей — философом.

— Эта порода лигистов, — заявил я ему, — весьма обременительна, неизящна, нескромна и назойлива. Их вожди, которые никак не могут договориться между собой и не понимают самих себя, утверждают, что скоро будут стоять у кормила власти. Верно ли это?

Мой друг философ ответил мне:

— Не думаю, чтобы республикой когда-либо могли завладеть трублионы.

Так называл он националистов и, без сомнения, был прав, ибо не имел обыкновения бросать слов на ветер.

— Трублионы, — продолжал он, не способны завоевать что-либо. Их победу так же трудно себе представить, как победу стаи саранчи или полчища майских жуков. Трублионизм посвирепствует и пройдет, и если можно сказать о нем, что он свирепствует, то лишь в том смысле, в каком говорят об эпидемии оспы или тифа.

И мудрый друг мой, покачивая головой, печально добавил:

— Но никто не знает, когда прекратится зараза, никто не знает, какой вред нанесет она ослабевшему и усталому населению.

Подумав с минуту, он продолжал горьким тоном:

— Сами по себе трублионы — ничто, но за ними стоят страшные силы человечества: темные силы невежества и ненависти. До сих пор еще дают себя знать остатки древнего варварства и жестокости. В течение многих столетий своего доисторического существования люди ютились на деревьях или в пещерах, на берегу потоков и слишком долго были людоедами, так что первобытный инстинкт, лишь усыпленный веками легкой жизни, просыпается в них порой, и былой вкус к убийству себе подобных нет-нет да и пощекочет им нёбо и ноздри. Этот природный и подспудно живущий в нас инстинкт трублионы стараются возбудить, потакают ему, раздувают его. Они стараются воскресить в жизни все, что, казалось бы, заглохло в душе человека цивилизованного и мыслящего, — я имею в виду лицемерие и жестокость дикаря, нелепые предрассудки, грубый фетишизм, свирепое чародейство древних веков. Они возвращают простодушных и слабых к варварским временам, к жестокому кастовому строю, к тем темным эпохам, когда люди одного племени простирались ниц перед вождями разодетыми в перья и приносили руками жрецов человеческие жертвы своим богам, столь же темным и свирепым, как они сами.

Так говорил мой друг философ. Он был совершенно прав, но он сказал не все. Разрешите мне дополнить его мысль.

Очень важно знать, откуда держит путь сей благочестивый караван. Он выпустил на Париж стаю клеветы и оскорблений, которые еще и поныне заслоняют от нас небо, будто скопище гигантских летучих мышей. И неужели мы позволим этим людям оскорблять республиканцев и социалистов, клеветать на них и не скажем им: кто вы такие, почему вы лжете и кто платит вам за вашу ложь? Нет. Мы добьемся, чтобы их суть стала ясна всем.

Национализм — это средоточие всех реакционных и клерикальных сил. Он — партия всех и всяческих насилий и зверств. Он — партия гражданской войны и войны с чужеземными державами.

Национализм — партия гражданской войны: вы могли убедиться в этом на похоронах президента Фора, когда один из их вожаков, в отношении к которому ныне они проявляют самую черную неблагодарность, повис на узде кавалерийского коня. Мы достаточно нагляделись на национализм, когда носители священных дубинок избивали на улицах республиканцев под снисходительным оком господина Мелина. Мелин был отцом националистов, и еще неизвестно, кто лучше: папаша или его сынки. Национализм есть партия войны с иностранными державами. Вожди его сеют ненависть между народами, они разжигают гнев людей простодушных и темных; по всякому поводу и без всякого повода они подымают тревогу и тем обманывают истинных патриотов. Безусловно, народ обязан обороняться, когда на него нападают, а у Франции есть что защищать, и не только свои богатства и свой земли, но также свой гений и свою мысль. Но кто же на нас нападает? Кого хотят устрашить эти фанфароны, грозно вращая глазами? Они напоминают тех маленьких собачек, что усердно брешут на добродушных лошадей и на проворных велосипедистов. Над ними посмеиваются, но, будь они покрупнее ростом, их провокационное тявканье могло бы привести к конфликтам.