Охотясь на Аделин - Х. Д. Карлтон

Я качаю головой, не находя слов. Несколько раз я открываю рот, но у меня ничего не выходит.

– Зейд, – наконец выдавливаю я. – Это не твоя вина.

– Может быть, не прямая, но это не освобождает меня от ответственности. Макс продал тебя потому, что между нами были разногласия, и мне следовало убить его, еще когда он только начал доставлять тебе неприятности. Это была моя первая ошибка, и тебя похитили из-за нее.

Он сжимает кулаки, и мышцы на его челюсти напрягаются. Кажется, они могут лопнуть в любую секунду.

– Второй моей ошибкой, – хрипит он, – было то, что моя защита оказалась недостаточной. Я не могу всегда быть рядом с тобой, мы оба это понимаем, но им удалось забрать тебя слишком легко. Больше я такой ошибки не допущу.

Его рука скользит по прядям моих волос, а затем нежно касается моей шеи.

– Я сожгу весь этот мир, если придется, пока в нем не останется никого, кроме тебя и меня. Пусть все горит вокруг нас, и я с радостью продолжу жить в этом хаосе вместе с тобой, если единственным человеком, который представляет для тебя опасность, буду я.

Стиснув зубы, я вонзаю ноготь в розу. Он шипит, но не останавливает меня.

– Перестань перекладывать вину других людей на себя. Не ты нацепил на меня мишень. Не ты продал меня ради мести и денег. Не ты похитил меня и отвез к работорговцам. Ты нашел меня и спас.

Я сильнее впиваюсь ногтем, и над розой появляется кровавый полумесяц.

– Ты меня спас, и я никогда этого не забуду. И единственный мой способ отплатить тебе – это не сдаваться. Я стану сильнее и не позволю, чтобы то, что эти больные ублюдки сделали со мной, управляло моей жизнью. Может, я и треснула, но они меня не сломали. У моей розы все еще есть гребаные шипы, Зейд. Ты меня слышишь?

Прежде чем он успевает ответить, я наклоняюсь вперед и собираю бисеринки крови на его груди своим языком. А затем медленно облизываю губы, размазывая пунцовую влагу, словно помаду.

Его взгляд сосредоточен на мне, а грудь глубоко вздымается.

– Я хотела узнать, каково это, когда кто-то другой истекает кровью ради меня, – шепчу я.

Он сжимает зубы.

– Я всегда готов пролить за тебя кровь, – шепчет он, прежде чем обхватить мой подбородок рукой и нежно соединить свои губы с моими, слизывая кровь с моих губ. – Ты все еще моя маленькая беспомощная мышка, но только когда речь идет о моем несравненном превосходстве, – заявляет он, отстраняясь, и одаривает меня покровительственной ухмылкой.

Я закрываю глаза и смеюсь. Из глаза вытекает слезинка, а в горле бурлят эмоции. Пары счастья вернулись, и я надеюсь, что на этот раз они задержатся на какое-то время.

– Какой же ты мудак.

– Нет, детка, я просто мазохист, который не может насытиться твоей красотой, даже когда ты пускаешь мне кровь.

Он смотрит вниз, на крошечные капельки, проступающие там, где я впивалась ногтем в его кожу.

Я поджимаю губы.

– Тогда, наверное, мудак тут я.

2 июня 2022

В первый раз, когда я увидела розу с обрезанными шипами, она лежала возле пустого бокала из-под виски. Неловко признаваться, но я тогда расплакалась. Он по-прежнему повсюду оставляет их, даже сейчас.

Это так грустно, и часть меня безумно желает, чтобы мы могли вернуться в прошлое, к тем временам, когда я была обычной девушкой и самой ужасной вещью, которая могла со мной случиться, было внимание загадочной тени.

Новая Адди закатила бы глаза при виде ее и посмеялась бы над ее жалобами, ведь самое худшее было впереди.

Я столько раз выплакивала глаза на бугристом матрасе в доме Франчески, потому что знала: моя жизнь больше не будет прежней. Потому, что я потеряла ту девушку, которая фотографировала свое обнаженное тело потому, что оно ей нравилось. Девушку, которая свободно смеялась, писала, чтобы трогать сердца людей, и шла по жизни, никогда не оглядываясь назад.

Я хочу вернуть ее.

Потому что теперь я едва могу смотреть на себя в зеркало.

Смеяться теперь сложно.

И я не написала ни одного чертового слова с того момента, как вернулась домой. О книгах речь даже не идет.

И мне страшно. Страшно, что эту свободу отберут у меня так же легко, как отобрали в первый раз.

Глава 34. Алмаз

– Вокруг розовых кустов, среди травок и цветов, – громко напевает Сибби, прыгая вокруг трех извивающихся тел, привязанных к стульям. – Пеплом, пеплом, мы упали ВНИЗ! – кричит она, пиная спинку стула Рокко на последнем слове.

Она орет так громко, что подпрыгиваю даже я.

Я страдальчески вздыхаю. Она пела эту песенку весь день, издеваясь над ними до такой степени, что Франческа официально обделалась.

Признаю, этот факт показался мне чертовски забавным.

Зейд позволил Сибби повеселиться и выудить из этих троих как можно больше информации – после того, как она поклялась на мизинчиках, перекрестилась и объявила, чтоб ей сдохнуть, если она убьет их. Как ни удивительно, она оказалась столь же искусна в психологических пытках, как и в физических, и заставила их молить о смерти, даже не прикоснувшись к ним.

У меня возникло впечатление, что в какой-то степени это произошло из-за ее ужасного пения, но я не стану огорчать ее.

За прошлую неделю она раздобыла список всех людей, которые каждый год посещают выбраковку – как зрителей, так и участников, других работорговцев, которые скупали девушек, и, конечно же, всю информацию, которую имеют Франческа и Ксавьер о Клэр.

– Рио Санчес, – поет Сибби. – Так и не скажешь, где он?

Франческа закатывает глаза, притворяясь, будто нисколько не напугана этой девчонкой, которая кружит вокруг нее словно голодная акула.

Но ей это не удается.

Сибби действительно жуткая.

– Я уже сказала, что не знаю, где он. Он помог сбежать ей, а потом скрылся. Это все, что я знаю, и, честно говоря, я бы с радостью выдала его тебе, потому что тоже хочу его смерти! – заявляет она, заканчивая речь раздраженным воплем.

Она раскраснелась и тяжело дышит. На ее лице застыли гнев, боль и разочарование. Следы макияжа потрескались и размазались, состарив ее как минимум лет на десять.

Похоже, она так и умрет с прыщами по всему лицу, и я нахожу в этом поэтическую справедливость.

Надуваю губы, стараясь не обращать внимания на острую боль, пронзившую мою