Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Дверь кабинета приоткрылась. На сей раз это был Ги Константен.

– Ты не занят? Мне нужно кое-что с тобой обсудить. Зайди ко мне, когда освободишься.

– Хорошо.

Адель прикинула время. У нее в запасе – около восьми часов. Возможно, больше. Люк сказал, что может задержаться. Теперь она знала где и с кем. Что ж, пусть наслаждается. Сегодня она не возражала, чтобы он вернулся как можно позже. Но даже если такого не случится, до семи вечера время принадлежит ей.

Машину она передвинула как можно ближе к дому, после чего поднялась в квартиру, достала чемодан и наполнила его детской одеждой, салфетками, несколькими мягкими игрушками, парой одеял и старым матрасом. Матрас можно постелить на пол машины. Лукас будет на нем спать. К тому же матрас поможет заглушить шум и дребезжание старого «ситроена».

Во второй чемодан Адель сложила еду. В основном консервы, включая и сгущенное молоко. Вспомнив про консервный нож, положила и его. Что взять еще? Несколько бутылок минеральной воды и соков. Слава богу, Лукас достаточно подрос и теперь может есть обычную пищу. Адель уже собиралась защелкнуть чемодан, когда увидела в шкафу две бутылки вина, задвинутые подальше. Это было очень хорошее, тонкое и дорогое вино «Шато Лафит-Ротшильд» – гордость Люка. Вино подарил ему один благодарный писатель более года назад. Пожалуй, в дороге эти бутылки не будут лишними. Переложив вино в чемодан, она запихнула туда портативную газовую плитку, несколько коробков спичек и защелкнула замки.

Чемоданы заняли практически весь багажник «ситроена». Адель сходила на базар и купила три свежих багета. Покупать больше не имело смысла: на жаре багеты мгновенно превратятся в камень. Подумав, она взяла еще твердого сыра и немного фруктов.

На обратном пути она зашла в магазин и купила пять блоков «Голуаз» и несколько коробков спичек. Все это Адель сложила в корзинку для пикника, завернув в бумажные салфетки самую необходимую посуду. Корзинку она поставила на переднее сиденье.

Оставался самый трудный этап.

– Люк? Это Анри Монне. Как поживаешь?

– Благодарю, отлично. Немного обеспокоен. Но в этом я не оригинален.

Монне тоже был его другом. Известный писатель, специализирующийся на биографиях.

– Да. Повод есть. Я звоню, чтобы поблагодарить тебя за присланные эскизы обложки. Очень милые. Мне особенно понравился тот, где версальский Зеркальный зал. Просто прелесть.

– Рад слышать. Мне этот эскиз тоже очень нравится.

– Хочу тебе сказать, до меня дошел весьма тревожный слух.

– И какой же?

– Да про Андре Моруа. Слышал такое имя?

– А как же. Слышал.

Моруа сочетал армейскую службу в чине капитана с писательской деятельностью. Недавно он получил приказ отправиться в Америку с циклом лекций пропагандистского характера.

– Так вот. Утром ему позвонил один из министров и посоветовал, чтобы он отправил свою жену на юг.

– Черт побери!

– Да. Новость не из приятных. Я ее услышал от журналистов. Решил позвонить: вдруг ты тоже что-то знаешь из своих источников.

– Кое-что знаю. Начиная с завтрашнего дня в Париже прекращается выпуск всех газет.

– Это я тоже слышал. Неудивительно, что все парижское бюро «Дейли мейл» переезжает в Тур. Будут пытаться выпускать газету там.

– Удачный выбор места, скажу тебе. Журналистам в неофициальном порядке сообщили, что нынешним вечером весь кабинет министров перебирается в Тур.

– Боже милостивый.

– Вот-вот. А выпуски новостей по радио слышал?

– Естественно. Обычная успокоительная трескотня. Знаешь, Люк, я и сам склоняюсь к мысли дать деру из Парижа. Но только куда? И зачем?

– Вот-вот, – повторил Люк. – Не пропадай, Анри. Если я что-то узнаю, обязательно тебе позвоню.

– Ты пока будешь на работе?

– Скорее всего, да. Здесь легче что-то узнать. Но сегодня засиживаться не буду. Адель, наверное, уже нервничает.

Люк повесил трубку. Состояние у него было препаршивое.

– Мадемуазель, вам помочь?

Она обернулась, откинула волосы со вспотевшего лба. Подмышки тоже были мокрыми от пота. Вид у нее сейчас, конечно…

– Да… если вас не затруднит.

Она не была знакома с этим мужчиной, но знала его в лицо, поскольку часто видела на улице. Он работал неподалеку, в гараже. Симпатичный мужчина: черноглазый, с черными курчавыми волосами. Судя по возрасту, призыву в армию уже не подлежал, но его загорелое тело сохраняло силу, что было видно по его мускулистым рукам.

– С удовольствием вам помогу.

Подхватив коляску, гаражный механик легко поставил ее на крышу «ситроена». До этого Адель мучилась больше часа, но ее рукам было не удержать эту добротную английскую махину.

– А теперь перекиньте мне веревку. Нет, другой конец. Ну вот и все.

Через пять минут детская коляска «Серебряный крест», служившая нескольким поколениям юных Литтонов, была надежно закреплена на крыше «ситроена». Выглядела она там довольно странно. Казалось, она стала еще больше.

– Огромное вам спасибо. – Адель открыла дверцу, достала блок сигарет и протянула мужчине.

– Можно бы и без этого, но я возьму. Спасибо. Будьте осторожны, мадемуазель. Дороги нынче очень небезопасны.

– А мне кажется, они совершенно пустые, – сказала удивленная Адель.

– Стоит вам выехать за пределы центра, и вы убедитесь, что это не так.

Она улыбнулась механику. Он явно догадывался, куда она собралась. Тут не надо обладать особой проницательностью.

– Еще раз спасибо за помощь. Всего доброго.

– И вам всего доброго, мадемуазель. И удачи.

Сославшись на духоту в кабинете, Ги Константен предложил Люку прогуляться до ближайшего уличного кафе. По дороге им попался торговец сувенирами. Его лоток был уставлен фарфоровыми собачками, задирающими ногу над томом «Майн кампф». Эти сувениры пользовались бешеным успехом.

– Вскоре все это будет конфисковано, – мрачно заметил Константен.

– Ты всерьез думаешь, что они вступят в Париж?

– Сегодня я в это поверил, и мне впервые стало страшно. – Издатель помолчал, глядя на Люка, затем сказал: – Прости, дружище, но я должен сообщить тебе довольно скверную новость.

– Скверную новость?

– Да. Я… закрываю издательство. Начиная с сегодняшнего дня. Такие организации, как наша, нацисты не любят. И правильно делают. Издательства, редакции газет – это ведь опасно. Пропаганда, и совсем не та, что нужна им. Неужели ты думаешь, что они позволили бы нам работать, не интересуясь, чем мы занимаемся? К тому же нас вполне можно назвать «еврейским гнездом». Если помнишь, издательство зарегистрировано на Константена и Фридмана, и ты не единственный еврей в совете директоров. Если немцы вступят в Париж, а они обязательно вступят, наше существование прекратится в считаные дни.

– И что ты намерен делать? – спросил Люк.

Его бил озноб. К горлу подступала тошнота. Все оказалось даже хуже, чем он предполагал. Получалось, что с завтрашнего дня он безработный.

– Я решил переместить издательство в Швейцарию.

– В Швейцарию?

– Да. Прости, для тебя это, наверное, как гром среди ясного неба.

«Ну ты и подлец, – подумал Люк, пристально глядя на своего давнего компаньона, которого привык считать другом. – Ты же решил это не сегодня. И не вчера. Ты давно это задумал. И молчал. Какой же ты подлец, Ги Константен».

Ги улыбнулся ему своей безупречной, ослепительной улыбкой, которая так располагала к себе десятки авторов.

– Прошу тебя, подумай об этом. Я хотел бы и дальше работать с тобой. Если я уеду.

– Скажи уж лучше, «когда я уеду».

Ги мимолетно взглянул на него и тут же уперся глазами в рюмку.

– Хорошо, можно сказать и так. «Когда» превалирует над «если». Я не ожидал, что мне придется принимать решения столь спешно. Но новости с каждым днем становятся все тревожнее. Мы с женой чувствуем: надо уносить отсюда ноги, и поскорее. Что ты думаешь по поводу Адели? У нее ни французских документов, ни надлежащего статуса. Люк, ей нужно возвращаться домой.

– Знаю, – угрюмо буркнул Люк.

Подошел официант.

– Через неделю боши будут здесь, – с мрачным воодушевлением болтал он, расставляя принесенные бокалы, столовые приборы и тарелочку с хлебом.

– Не говорите чепухи! – возмутился мужчина за соседним столиком. – Нечего распространять панические слухи. Я недавно слушал радио. Парижу ничто не угрожает.

От этих слов Люку ненадолго стало легче, однако здравый смысл велел ему не поддаваться самоуспокоению.

– Поеду-ка я домой, – сказал он Ги. – Я получил столько пищи для размышления, что уже сыт по горло. Да и Адель будет волноваться.

– Конечно. Может, пива? Или вина? И по омлету. Дружище Люк, давай посидим еще полчасика, пока, как говорили, Рим пылает.

Люк посмотрел на него, потом встал и молча ушел.

Было три часа дня. Солнце прокаливало Париж, как на сковородке. Адель заперла квартиру, предварительно оставив на столе письмо для Люка. Короткое, но тщательно продуманное, с объяснением ее действий и их причин. Она должна была поставить его в известность.