Орлы капитана Людова - Николай Панов

Он разжал сведенные на кронштейне пальцы, и ноги сразу, будто сами собой, побежали по накренившемуся мостику к другому борту.

Ему удалось ухватиться за скользкий поручень трапа. Спустился вниз по ускользающим из-под ног ступенькам, пробежал среди захлестывающей ноги пены, добрался до кормовой лебедки.

Совсем невдалеке видны были окруженный пенными водоворотами док, маленькие фигурки в бескозырках и в брезентовых куртках.

Они двигались уверенно и быстро, работая с тросами, и так же уверенно и точно работали у кормовой лебедки «Прончищева» военные моряки и матросы ледокола с боцманом Птицыным во главе.

Переводя дух, Андросов остановился возле лебедки. Осмотревшись, увидел синевато-бледное, страдальческое лицо одного из матросов. Матрос не участвовал в общем труде, ухватившись за фальшборт, почти обвис над кипящими, взлетающими у самого его лица волнами.

— Товарищ Шебуев! — позвал Андросов. Чувствовал, как поднимается тошнотное головокружение, как холодный болезненный пот проступает на лбу, но твердо шагнул к матросу.

— Товарищ Шебуев!

Матрос повернул к нему осунувшееся лицо.

— Очень порадовался бы кое-кто здесь на берегу, если бы не осилили шторма мы, советские мореходы!

Матрос попытался распрямиться.

— Комсомолец Шебуев! Смотрите — все товарищи ваши работают! Неужели не осилите себя самого! Ремень туже подтяните, на воду не смотрите… Думайте, как лучше выполнить свой долг.

С силой, неожиданной для себя самого, он поддержал матроса, шагнувшего к лебедке.

— Осилю… товарищ капитан третьего ранга! — сказал сквозь зубы Шебуев. Затянул непослушными пальцами ремень. Краска возвращалась на его лицо. В следующий момент еще уверенней ухватился за трос, потянул его вместе с другими…

В зимнюю кампанию этого года «Прончищев» много и плодотворно работал в тяжелых льдах Балтийского моря.

Он расчищал путь затертым льдами кораблям, буксировал суда, потерявшие собственный ход. Ледокол сам однажды был на краю гибели: его несло бортом на скалистый остров Калке, команда готовилась спускать шлюпки, но выдержка капитана и экипажа спасла судно от аварии.

Когда торосистый лед затер транспорт «Магадан», сломал ему руль и лишь с помощью наших самолетов команда транспорта получала пищу и пресную воду, «Прончищев» пробился к «Магадану», вывел его из ледяного плена.

И ныне в штормящем море моряки ледокола уверенно несут вахту на верхней палубе и у машин.

Андросов спустился в котельное отделение. Горячий, рокочущий воздух как кипятком обдал его. Подавив вновь возникшую тошнотную слабость, сбежал по стальным трапам, шел узкими треугольными проходами между горячими котлами, туда, где глубоко под верхней палубой гудело в топках оранжево-желтое пламя.

Деловито управляли здесь механики и кочегары механизмами, рождающими огненную кровь ледокола.

В жарких недрах «Прончищева» сильнее чувствовалась качка, было трудно ходить по скользким решетчатым площадкам, перекрывшим ярусы машинного зала и кочегарки.

Огромные шатуны взлетали и опускались в электрическом свете.

В топках гудело нефтяное пламя.

Между высокими котлами, в узких проходах, людей шатало от стенки к стенке.

И старший механик Тихон Матвеевич с ежиком седеющих волос над всегда сердитым, немного одутловатым лицом то и дело спускался в машину, слушал работу механизмов.

Любопытный человек Тихон Матвеевич. Большой любитель классической музыки. В его каюте намертво принайтовлен к столу патефон с солидным запасом пластинок.

Чуть ли не половину своих получек Тихон Матвеевич тратит на покупку новых пластинок. Любимый его разговор — о жизни и творчестве композиторов всех времен и народов.

Тусклые отсветы огня падали на полосы тельняшек Илюшина и молодых кочегаров Федина и Петрова, несущих вахту у топок.

— Ну как вахта, друзья? — весело сказал Андросов, стараясь перекричать рев вентиляции. — Входим на внешний рейд Гетеборга, скоро будем становиться на якорь.

— Да вот комсомольцы наши немного сдают! — прокричал в ответ Илюшин. — Похоже, считают: сейчас самое время на койки завалиться.

Ледокол резко качнуло, пошли вниз пламенные отверстия топок. Андросов не удержался бы на ногах, не ухвати его за руку Илюшин. Федин и Петров стояли ссутулившись, тяжело и неровно дыша.

— Комсомольцы — будущие коммунисты — сдают? Не верю! — Такое удивление прозвучало в голосе Андросова, что оба молодых кочегара распрямились. — Начальник экспедиции приказал передать благодарность Кочегарам «Прончищева» за хорошую работу!

Сперва ему казалось, что не перекричит шума кочегарки, но теперь чувствовал — котельные машинисты слушают его слова.

— Шторм сходит на нет. Еще немного поднапрячься — и победа!

— Есть поднапрячься! — сказал Петров, выпрямился, пристально всматриваясь в стекло водомерной колонки. Федин промолчал, но его движения тоже стали собраннее и точнее.

Капитан третьего ранга навестил других кочегаров, потом шел по стальным площадкам машинного зала, мимо распределительных досок и огромных масляно блещущих, бесшумно вращающихся коленчатых валов.

Звонили сигналы сверху, вспыхивали разноцветные лампочки.

На пути снова встретился Андросову старший механик Тихон Матвеевич в синем выцветшем комбинезоне, охватывающем его тучное тело. Спокойный, как обычно, будто не замечающий ни качки, ни горячего воздуха, от которого жаркий пот давно уже заливал глаза.

Но и Андросов заставил себя почти забыть о морской болезни. Останавливался то здесь, то там, рассказывал о ходе буксировки. Старался каждому сказать несколько подходящих к моменту, ободряющих слов.

«А как дела там, наверху, пока нахожусь здесь?» — подумал, обойдя наконец все машинное отделение.

Судя по качке, шторм не становился слабее. По-прежнему, а может быть, еще резче, палуба вырывалась из-под ног, был слышен глухой грохот волн, бьющихся снаружи в борта.

Андросов выбрался на верхнюю палубу под мокрый, стремительный ветер.

Его поразил вид движущегося мутными холмами, грозно потемневшего моря. Док был совсем близко, качался почти за самой кормой ледокола, на коротко подтянутых буксирах. Боцманские команды на доке и на корме «Прончищева» кончали обносить мокрые тросы вокруг чугунных тумб.

Визжали электролебедки. На палубу дока взбегали яростные волны, катились по металлическим понтонам, били людей под ноги, плескались у подножия башен и у черных килей барж.

Совсем невдалеке, за полосой грохочущих волн, Андросов увидел высокую фигуру Агеева — главный боцман был в одной тельняшке, сжимал под мышкой жестяной рупор. Исполинские звенья якорной цепи, грохоча, двигались к борту…