Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков

«Беседы между германским и советским правительствами по случаю нахождения в Берлине Молотова велись на базе договоров, заключенных в прошлом году, и завершились окончательным согласием обеих стран твердо и решительно продолжать в будущем политику, начало которой положили эти договоры. Кроме того, беседы послужили целям координации политики Советского Союза и стран Тройственного пакта. Как уже отмечалось в заключительном коммюнике о визите Молотова, обмен мнениями происходил в атмосфере взаимной доверительности и имел своим результатом согласование мнений обеих сторон по всем важнейшим вопросам, интересующим Германию и Советский Союз. Это ясно доказывает, что все предположения относительно мнимого германо-русского конфликта являются плодами фантазии и что все спекуляции врагов об ухудшении доверительных и дружественных германо-русских отношений основаны на самообмане. Дружественный визит Молотова в Берлин вновь продемонстрировал это».[560] Последнюю фразу Риббентроп вписал собственноручно.

Постскриптум. Пострадал от визита только полпред-текстильщик. На обратном пути Молотов телеграфировал Сталину: «Меня сопровождает в Москву Шкварцев, вопрос о работе которого придется обсудить особо».[561] Однако печальную судьбу Астахова он не разделил. По воспоминаниям Бережкова, Молотов в Берлине потребовал от полпреда немедленного политического отчета. «Но его доклад оказался настолько беспомощным, что нарком после десятиминутного разговора предложил ему упаковать чемоданы и возвращаться домой».[562] 20 ноября Молотов проинформировал Шуленбурга об отзыве Шкварцева и запросил агреман на Деканозова, который был дан на следующий же день; новый посол сохранил за собой и пост заместителя наркома. «А Шкварцев, – продолжал Бережков, – вкусив соблазны заграничной жизни и тяготясь текстильной прозой, бомбардировал в годы войны Молотова записками, предлагая использовать «в трудное для Родины время» его «дипломатический опыт». Записки эти, разумеется, летели прямо в корзину». Удивительно только, как нарком раньше не заметил уровня «квалификации» своего назначенца. Это сразу бросается в глаза, если сравнить отчеты Шкварцева и Астахова, что сейчас может сделать любой читатель «Документов внешней политики». Те самые, которые читал и Молотов.

Какова была реакция Сталина на предложения из Берлина? Заглянем в ответ, исходящий непосредственно от него, который Молотов передал Шуленбургу вечером 25 ноября:

«СССР согласен принять в основном проект пакта четырех держав об их политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи, изложенный г. Риббентропом в его беседе с В.М. Молотовым в Берлине 13 ноября 1940 года и состоящий из 4-х пунктов при следующих условиях:

1. Если германские войска будут теперь же выведены из Финляндии, представляющей сферу влияния СССР, согласно советско-германскому соглашению 1939 года, причем СССР обязывается обеспечить мирные отношения с Финляндией, а также экономические интересы Германии в Финляндии (вывоз леса, никеля).

2. Если в ближайшие месяцы будет обеспечена безопасность СССР в Проливах путем заключения пакта взаимопомощи между СССР и Болгарией, находящейся по своему географическому положению в сфере безопасности черноморских границ СССР, и организации военной и военно-морской базы СССР в районе Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды.

3. Если центром тяжести аспирации СССР будет признан район к югу от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу.

4. Если Япония откажется от своих концессионных прав по углю и нефти на Северном Сахалине на условиях справедливой компенсации.

Сообразно с изложенным должен быть изменен проект протокола к Договору 4-х держав, представленный г-ном Риббентропом, о разграничении сфер влияния в духе определения центра тяжести аспирации СССР на юге от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу.

Точно так же должен быть изменен изложенный г. Риббентропом проект протокола – Соглашения между Германией, Италией и СССР о Турции в духе обеспечения военной и военно-морской базы СССР у Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды с гарантией 3-х держав независимости и территории Турции в случае, если Турция согласится присоединиться к четырем державам.

В этом протоколе должно быть предусмотрено, что в случае отказа Турции присоединиться к четырем державам Германия, Италия и СССР договариваются выработать и провести в жизнь необходимые военные и дипломатические меры, о чем должно быть заключено специальное соглашение.

Равным образом должны быть приняты: третий секретный протокол между СССР и Германией о Финляндии; четвертый секретный протокол между СССР и Японией об отказе Японии от угольной и нефтяной концессий на Северном Сахалине; пятый секретный протокол между СССР, Германией и Италией с признанием того, что Болгария, ввиду ее географического положения, находится в сфере безопасности черноморских границ СССР, в связи с чем считается политически необходимым заключение пакта о взаимопомощи между СССР и Болгарией, что ни в какой мере не должно затрагивать ни внутреннего режима Болгарии, ни ее суверенитета и независимости».

«Мы надеемся на скорый ответ германского правительства» – так запомнились заключительные слова Молотова переводившему беседу Бережкову.[563] Советская сторона отреагировала конкретно и оперативно. Сталин действовал как настоящий представитель Realpolitik, который, предлагая непростые, но продуманные и аргументированные условия (впрочем, насчет баз в проливах он опять перегнул палку), если и не надеялся на их полное и немедленное принятие, то, несомненно, рассчитывал на продолжение диалога.

Казалось бы, все ясно. Гитлер и Риббентроп предложили союз на определенных условиях. Сталин и Молотов его приняли, дополнив свой ответ контрпредложениями. Однако до сих пор не перевелись охотники утверждать, что Сталин от германских предложений отказался (обычно подразумевается: и правильно сделал). Такова была официальная советская линия (я сам попался на эту удочку в своей первой статье об «оси» лет десять назад), но публикация советских документов в первой половине 1990-х годов вопрос исчерпала. Спорить стало больше не о чем.

Тем не менее в 1997 г. В.Я. Сиполс уверенно писал: «Ни Германия, ни Италия, ни Япония не имели в виду заключать военный союз с СССР; напротив, тройственный военный союз был заключен ими, в частности, для совместной войны против СССР. Главное тут все же не в том, что именно предлагали Гитлер и Риббентроп, а зачем они вообще делали такие предложения. А делались они, во-первых, в целях дезинформации СССР о действительных планах Германии в отношении СССР и, во-вторых, в целях осложнения отношений СССР с Англией путем организации «утечки» сведений о переговорах по этим вопросам… На самом же деле никакого соглашения с СССР Гитлер и Риббентроп заключать не собирались. Их предложения о договоре были чистейшей демагогией».[564] Никаких доказательств в поддержку этих, мягко говоря, рискованных утверждений (согласиться можно лишь с тем, что военный союз в Берлине, действительно, не предлагался) автор не приводит, видимо, считая их аксиомой. Спорить с бездоказательными утверждениями, основанными на бессмертном принципе «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», не будем за недостатком времени.

Но утверждая, что Молотов (еще не Сталин!) отверг германские предложения, Сиполс приводит и сенсационное документальное свидетельство:

«Вечером 15 ноября состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором Молотов подробно доложил о переговорах. Присутствовал, в частности, управляющий делами СНК СССР Я.Е. Чадаев. Владея стенографией, он сделал во время заседания подробные записи. Зафиксированные им высказывания Молотова, по существу, совпадают с тем, что содержится в изложенных выше записях переговоров <по тем же источникам, что и у нас, только Сиполс пренебрежительно оценивает советские записи высказываний Гитлера и Риббентропа. – В.М>. Можно лишь добавить, что излагавшиеся Гитлером и Риббентропом планы определения сфер интересов четырех держав он охарактеризовал на заседании как «сумасбродные». Закончив доклад о ходе переговоров, Молотов сделал выводы: «Итак, встречи с Гитлером и Риббентропом ни к чему не привели… Покидая фашистскую Германию, все мы, члены советской делегации, были убеждены: затеянная по инициативе фашистской стороны встреча явилась лишь показной демонстрацией. Главные события лежат впереди. Сорвав попытку поставить СССР в условия, которые связывали бы нас на международной арене, изолировали бы от Запада и развязали бы действия Германии для заключения перемирия с Англией, наша делегация сделала максимум возможного. Общей для всех членов делегации явилась также уверенность в том, что неизбежность агрессии Германии неимоверно возросла, причем в недалеком будущем. Соответствующие выводы должны сделать из этого и наши Вооруженные Силы». По ходу выступления Молотова Сталин несколько раз подавал реплики. Когда Молотов отметил, что он отклонил германское предложение о сотрудничестве, Сталин заявил: «И правильно!». Далее следует пространная цитата из заключительного слова Сталина о том, что договорам с Гитлером верить нельзя и что, благодаря пакту о ненападении, «мы уже выиграли больше года для подготовки решительной и смертельной борьбы с гитлеризмом».[565]