Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков

Затем нарком встретился с Гитлером, который, по свидетельству Хильгера и Шмидта, приветствовал гостя «на удивление дружелюбно». Фюрер тоже начал с пространного монолога. Молотов периодически выражал согласие (это засвидетельствовано записями обеих сторон) и ждал, когда может вставить хоть слово о том, что его интересовало. Гитлер сразу перешел к глобальным перспективам:

«Тенденцию развития на будущее время очень трудно установить. Вопросы будущих конфликтов зависят от личных факторов, которые являются решающими в политической жизни. Несмотря на это, он хочет попробовать, поскольку это возможно и доступно человеческому разумению, определить на длительный срок будущее наций, чтобы были устранены трения и исключены конфликты. Он думает, что это особенно возможно, когда во главе двух основных наций стоят люди, которые пользуются абсолютным авторитетом и могут решать на долгие сроки вперед. Это имеет место в настоящее время в России и в Германии. Речь идет о двух больших нациях, которые от природы не должны иметь противоречий, если одна нация поймет, что другой требуется обеспечение определенных жизненных интересов, без которых невозможно ее существование. Он уверен, что сегодня в обеих странах такой режим, который не хочет вести войну и которому необходим мир для внутреннего строительства. Поэтому возможно при учете обоюдных интересов – в особенности экономических – найти такое решение, которое оставалось бы в силе на период жизни настоящих руководителей и обеспечило бы на будущее мирную совместную работу.

Тов. Молотов приветствует это заявление рейхсканцлера».

Читая эту запись Павлова и Бережкова-«Богданова», понимаешь, почему она до 1993 г. оставалась под запретом. Гитлер говорил в общем-то совершенно очевидные и вполне «правильные» вещи, но любое согласие главы советской дипломатии с любым высказыванием «преступника номер один» казалось немыслимым, особенно если оно касалось сходства между режимами двух стран…

Гитлер продолжал:

«Германия в настоящее время находится в войне, а Советский Союз – нет… После этой войны не только Германия будет иметь большие успехи, но и Россия. Если сейчас оба государства трезво проверят результаты совместной работы за этот год, то они придут к убеждению, что польза была в этом для обоих. Может быть, не каждая страна достигла 100% того, на что надеялась, но в политической жизни приходится довольствоваться и 25%… Эти два народа, если будут действовать совместно, смогут достичь больших успехов. Если же они будут работать друг против друга, то от этого выиграет только кто-то третий.

Тов. Молотов считает это заявление правильным и подчеркивает, что все это подтверждает история».

Советский гость основательно запасся терпением. Произносить красивые фразы, сопровождая их, смотря по ситуации, велеречивой риторикой или жестким сарказмом, он умел не хуже своих собеседников. Но он ждал конкретного разговора. А Гитлер все заливался соловьем на любимую тему – о тотальном поражении Великобритании и послевоенном переустройстве мира:

«Борьба с Англией на 99 пунктов против одного выиграна… В связи с этим желательно подвергнуть новой проверке взаимоотношения с Россией, причем не в отрицательном, а в положительном смысле, и создать их на долгое время… Германия нуждалась в территории <в германской записи, конечно, «жизненное пространство». – В.М.>, но в результате войны она полностью обеспечена территорией более чем на сто лет. Германии нужны колониальные дополнения, и она их получит в Средней Африке, т.е. в областях, не интересующих СССР… Если будет обоюдное признание будущего развития, то это будет в интересах обоих народов. Это, возможно, потребует много труда и напряжения нервов, но зато в будущем оба народа будут развиваться, не став, однако, одним-единым миром, так как немец никогда не станет русским, а русский – немцем. Наша задача – обеспечить это мирное развитие. Говоря об этом, нужно сразу отметить, что в Азии Германия не имеет никаких интересов. Причины этого в том, что в силу соображений о национальных интересах будущее там остается за Японией… Поскольку же речь идет о Европе, мы должны рассматривать взаимоотношения между Германией и Россией, а также между Италией и Россией в том смысле, чтобы дать каждому выход в свободное море [В германской записи уточнение: «незамерзающие порты с безопасным выходом в открытое море».]… Проблемы, которые стоят перед Россией, это Балканы и Черное море. Политически Германия в этих проблемах совершенно не заинтересована, однако она не может допустить того, чтобы, как это было в Салониках в прошлую войну, – там обосновались англичане… Следующий момент – это проблема Америки… США ведут чисто империалистическую политику. США не борются за Англию, а пытаются захватить ее наследство».

Молотов, похоже, почувствовал, что тонет в этом словесном море, а приехал-то он для выяснения конкретных вопросов. Риббентропа он только слушал, понимая, «кто в доме хозяин» (сам был в таком же положении). Гитлера уже надо было спрашивать. Пытаясь перевести разговор «на деловую почву», как сказал бы Ленин, нарком сначала напомнил о соглашениях по поводу Польши, а заодно и Финляндии (ведь ее обещали Советскому Союзу как «сферу интересов»!), а потом задал главный вопрос: «Если говорить о взаимоотношениях на будущее, то нельзя не упомянуть о тройственном пакте… Молотов хотел бы знать, что этот пакт собой представляет, что он означает для Советского Союза».

Ключевые слова были произнесены, и фюрер сразу же заявил, что «предлагает Советскому Союзу участвовать как четвертому партнеру в этом пакте».

Мне кажется, я уже слышу перебивающий меня нетерпеливый голос читателя: «С этого места, пожалуйста, поподробнее!». Извольте.

Я цитировал советскую запись. Германская ограничивается экивоками: «Без содействия Советской России соглашение во всех случаях не может быть достигнуто». И все! Но Молотов явно не ослышался, потому что повторил слова «приглашает участвовать СССР в тройственном пакте в качестве четвертого партнера» в телеграмме, отправленной Сталину сразу же после встречи.

Приглашение было. Был и ответ Молотова на него. Положительный:

«Советский Союз может принять участие в широком соглашении четырех держав, но только как партнер, а не как объект (а между тем только в качестве такого объекта СССР упоминается в тройственном пакте), и готов принять участие в некоторых акциях совместно с Германией, Италией и Японией, но для этого необходимо внести ясность в некоторые вопросы» (советская запись).

«Участие России в Тройственном пакте представляется ему <Молотову. – В.М.> в принципе абсолютно приемлемым при условии, что Россия является партнером, а не объектом. В этом случае он не видит никаких сложностей в деле участия Советского Союза в общих усилиях. Но сначала должны быть более точно определены цели и значение Пакта, особенно в связи с определением великого восточно-азиатского пространства» (германская запись).

Вот два варианта записи одних и тех же слов. Выбирайте любой, какой нравится.

После этих слов Гитлер «явно повеселел», как сказано в записи Павлова и Бережкова. Но… «ввиду возможной воздушной тревоги переговоры были прерваны на этом месте и перенесены на другой день» (это уже Шмидт записывал). Вечером Риббентроп дал ужин в честь Молотова, но Гитлера там не было – как, впрочем, и на всех остальных светских мероприятиях. Первый день прошел во взаимном зондаже. «Наше предварительное обсуждение в Москве, – телеграфировал Молотов Сталину, – правильно осветило вопросы, с которыми я здесь столкнулся. Пока я стараюсь получить информацию и прощупать партнеров. Их ответы в разговоре не всегда ясны и требуют дальнейшего выяснения. Большой интерес Гитлера к тому, чтобы договориться и укрепить дружбу с СССР о сферах влияния, налицо… О Финляндии пока отмалчиваются, но я заставлю их об этом заговорить». В конце традиционное: «Прошу указаний».

О Финляндии нарком успел на следующее утро переговорить с Шуленбургом, которого к нему послал Риббентроп, «чтобы сберечь время при беседе с фюрером после завтрака сегодня». Молотов четко разъяснил позицию Москвы: «мы удовлетворены мирным договором с Финляндией <от 12 марта. – В.М.>, но дело не может сводиться к договору. Важно, как он выполняется. Мы видим со стороны финляндского правительства двойственность… У нас с ними не будет хороших отношений, пока во главе правительства стоит Таннер. Дело шло, конечно, не о личности Таннера, которого финны убрали, а о линии поведения финского правительства, в которой ничего не изменилось». Нарком хотел подтверждения прошлогодних соглашений. «Т. Молотов полагает, что германское правительство сделает практические выводы и удалит свои войска из Финляндии и прекратит политические демонстрации. Если это было бы сделано, то в позиции Финляндии не было бы двойственности. Если этой двойственности не будет, то отношения с Финляндией будут дружественными и дело пойдет гладко. Причем мы помним, заявил т. Молотов, что Финляндия входит в сферу интересов СССР, и считаем это естественным и обязательным». Согласно телеграмме Сталину, Молотов «предупредил, что в финляндском вопросе Берлин должен внести полную ясность, чтобы он не мешал принятию новых, более крупных совместных решений».