Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков

12 февраля 1938 г. Гитлер в резкой форме потребовал от австрийского канцлера Шушнига политических уступок, включая полную легализацию нацистской партии и допущения ее к управлению государством. Политическое решение о войне бьую наготове, но канцлер временно отступил: 16 февраля он назначил приемлемого для Германии Зейсс-Инкварта (кстати, своего бывшего сослуживца по Первой мировой войне) министром государственной безопасности и вернул в состав кабинета пронацистски настроенного отставного генерала Глайзе фон Хорстенау. Тем не менее, выступая 20 февраля в рейхстаге, Гитлер делал угрожающие намеки в адрес Чехословакии и Австрии, которую давно хотел «воссоединить» с Рейхом, но без применения силы. Зейсс-Инкварт готовил почву для мирного аншлюсса, но Шушниг смешал все карты, назначив на 10 марта плебисцит по вопросу «независимости» Австрии. В тот же день Гитлер принял тактическое решение, ультимативно потребовав отказаться от плебисцита и одновременно приказав вермахту вступить на территорию Австрии. 11 марта необходимые распоряжения были отданы. В тот же день в Вене Зейсс-Инкварт сместил Шушнига, стал канцлером и официально «попросился» в Рейх. Аншлюсе состоялся без войны.

С Чехословакией было сложнее. Успех аншлюсса, вызвавший панику в Праге, подвиг Гитлера ускорить «принятие мер». 28 марта он беседовал с лидером судето-германцев Генлейном, обещав полную поддержку его движению. За политическим решением последовали приказы по вермахту. Оглашенные 24 апреля «Карлсбадские требования» о полной автономии судето-германцев, которых фюрер объявил находящимися под покровительством Рейха, обострили ситуацию, когда их стали поддерживать все другие силы, оппозиционные режиму Бенеша. Президенту пришлось пойти на уступки, однако накала страстей это не убавило. Воспользовавшись непроверенной информацией о концентрации германских войск на границе, пражское правительство 20 мая объявило мобилизацию и было поддержано французскими и британскими дипломатами в Берлине. Вермахт к войне не был готов. Гитлер смирился с тем, что подготовка потребует времени, но его решимость довести дело до конца только усилилась. 30 мая он подписал исправленную директиву по плану «Грюн», в преамбуле которой говорилось: «Я принял непоколебимое решение уже в ближайшем будущем нанести удар по Чехословакии и разбить армию противника в ходе военной операции».[576] На основании тщательного изучения документов Д. Ирвинг сделал вывод, что окончательное тактическое решение было принято 25 мая.[577]

Стратегически оккупация «остаточной Чехии» была решена сразу после Мюнхенского соглашения. В ходе территориального размежевания Берлин предъявлял все новые требования, а на любое промедление в исполнении отвечал угрозами. Преемники ушедших в отставку Бенеша и Годжи президент Гаха и премьеры Сыровы и Беран старательно проводили прогерманскую политику, но возглавлявшееся ими государство было обречено. О своих намерениях Гитлер говорил министру иностранных дел Хвалковскому, посетившему Германию в середине октября, а затем в январе 1939 г. Именно после второго визита фюрером было принято политическое решение, «оркестрованное» кампанией в прессе и активизацией всех сепаратистских движений. 10 марта чешские войска вошли в Братиславу, а «мятежный» словацкий премьер Тисо был отстранен от должности. Тактическое решение не заставило себя ждать. 12 марта Гитлер подписал приказ о приведении войск в полную боевую готовность и вступлении на территорию Чехо-Словакии 15 марта. Драматический приезд Гаха и Хвалковского в Берлин поздно вечером 14 марта предотвратил кровопролитие, но не оккупацию страны. Примерно так в 1939-1940 гг. приезжали в Москву премьеры и министры иностранных дел прибалтийских стран…

Те же этапы прослеживаются в польской кампании. Переговоры в начале января 1939 г. с министром иностранных дел Беком, говорившим о дружбе, но отказавшимся удовлетворить германские требования, заставили Гитлера задуматься над перспективой войны, готового плана которой у Германии не было. Фюрер распорядился его составить, но военные как будто не торопились. 31 марта Чемберлен объявил о британских гарантиях Варшаве, к которым присоединилась Франция. 3 апреля главнокомандующие видов вооруженных сил получили предварительный вариант плана войны с Польшей («Вайс»). 11 апреля Гитлер утвердил «Директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939-1940 гг.» – политическое решение было принято. Далее известный сценарий, включая разрыв 28 апреля германо-польского соглашения 1934 г. (а заодно военно-морского соглашения 1935 г. с Великобританией). Принятие тактического решения была связано с достижением взаимопонимания с Москвой. Его можно датировать промежутком между 2 августа (беседа Риббентропа с Астаховым) и 12 августа (встреча Гитлера и Риббентропа с Чиано). 14 августа Гитлер собрал командующих родов войск в Бергхофе, а Риббентроп сообщил в Москву, что лично отправится туда на переговоры.

Теперь попробуем проследить основные этапы принятия Гитлером решений о войне с Россией.

Диктуя в конце войны Борману «политическое завещание», Гитлер назвал три даты: июль 1940 г., «как только я понял, что Британия полна решимости стоять до конца»; конец сентября, «в самую годовщину Московского пакта» о дружбе и границе; середина ноября, «сразу после визита Молотова в Берлин».[578]

С первой датой все ясно – это время принятия окончательного стратегического решения; окончательного – потому что стратегия Гитлера всегда предусматривала «поиск жизненного пространства на Востоке». Осенью 1943 г. он говорил своему министру иностранных дел: «Знаете, Риббентроп, если я сегодня и договорюсь с Россией, то завтра снова схвачусь с ней, иначе я не могу!».[579] Этому «принципу» фюрер был верен всегда.

На июльское решение повлияли следующие факторы: быстрый разгром Франции, радикально изменивший баланс сил на континенте; приход к власти Черчилля, означавший, что шансы на мир с Великобританией равны нулю; стремительная и, главное, синхронная аннексия Советским Союзом Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины. Последний фактор был главным. Пока Гитлер вооруженным путем «решал проблемы» на Западе, Сталин мирным путем, точнее без военных действий, решал аналогичные «проблемы»… тоже на Западе, на восточных границах Рейха. Гитлера беспокоили не столько экспансионистские аппетиты соседа, сколько синхронность действий. Пока Германия была занята полноценной войной, СССР без выстрелов, путем силового нажима сдвигал свою границу.

Ни в 1940 г., ни тем более в 1941 г. Гитлер всерьез не собирался завоевывать Великобританию (операция «Морской лев»). Во-первых, он никак не мог распроститься с юношеской мечтой поделить мир между двумя великими «нордическими» империями. А во-вторых, стал опасаться действий Сталина у себя в тылу – прежде всего в Румынии. Придя к выводу, что военное решение проблем в отношениях с Москвой допустимо, 31 июля в Бергхофе он объявил об этом командованию.[580] С этого момента началось планирование русской кампании. Гитлер учитывал и то, что армия – особенно находящаяся на подъеме и вдохновленная успехами, как вермахт после Франции, – после некоторого отдыха нуждалась в новом противнике, чтобы не потерять боеспособность. Оставался Средиземноморский театр, боевые действия на котором начались с вступлением Италии в войну. Однако итало-германское военное сотрудничество не задалось с самого начала.

Вторая дата вызывает вопросы. Одно объяснение напрашивается само собой: 27 сентября был заключен Тройственный пакт, направленный, как говорят, против СССР. Однако предпринятое нами исследование показывает полную несостоятельность этой версии: бывшее основой пакта сотрудничество Германии и Италии, с одной стороны, и Японии, с другой, было возможным только при участии или как минимум благожелательном нейтралитете Советского Союза. Кроме того, его участие в согласованных действиях (пусть даже не военных) против Британской империи давало шанс поставить Лондон на колени – с учетом того, что сделать это путем войны в воздухе не удалось. Ссылка Гитлера на эту дату представляется неубедительной. Нового решения не было; прежнее осталось в силе.

Политическое решение о войне против СССР было принято после визита Молотова, точнее, после получения советских контрпредложений от 25 ноября. Кейтель писал: «Гитлер так и не отдал приказ о начале подготовки к войне, поскольку ждал официальной реакции Сталина на встречу в Берлине».[581] «Неуступчивость» Москвы была главной, но не единственной причиной. Фюрер был обескуражен неудачей своего плана создать «континентальный блок» в Европе с участием Франции и Испании, а также греческой кампанией Муссолини, которая только осложнила положение стран «оси». 5 декабря начальник Генерального штаба Гальдер представил Гитлеру операционный план наступательной войны против России. 18 декабря фюрер подписал Директиву № 21 (план «Барбаросса»). Вероятность новой войны стремительно приближалась к ста процентам, что сопровождалось красноречивыми акциями, вроде задержки встречи нового полпреда Деканозова с Гитлером для вручения верительных грамот [«Сегодня девятый день, как я в Берлине, и еще не был принят Риббентропом, и неизвестно, когда будет назначен день вручения верительных грамот у Гитлера», – сообщал Деканозов 6 декабря. Встреча полпреда с Риббентропом состоялась 12 декабря, с Гитлером – 19 декабря. Однако Гитлер, Риббентроп и Шуленбург исправно поздравили Сталина с днем рождения (21 декабря).[582]]. Замечу, что армейское руководство заняло пассивную позицию, не поддерживая курс на гибельную для Германии войну на два фронта, но и не высказываясь открыто против него.[583]