Драматургия ГДР - Фридрих Вольф

рискует своим европейским престижем.

Т р е т и й  п р и с я ж н ы й. Вы не обращаете внимания на некоторые очень серьезные обстоятельства.

Ч е т в е р т ы й  п р и с я ж н ы й. Ставим на голосование вопрос о виновности!

П е р в ы й  п р и с я ж н ы й. Считаете ли вы обвиняемого Нотъюнга виновным в том, что он в сговоре с многими другими лицами и т. д. и т. п.?

Присяжные поднимают руки. Либерал медлит.

В т о р о й  п р и с я ж н ы й. Оправдав коммунистов, мы обвиним правительство. Это первый шаг к революции.

Л и б е р а л. Разумеется, крайних левых следует сдерживать. Мы, либералы, этого не отрицаем.

Ч е т в е р т ы й  п р и с я ж н ы й. После процесса левее вас никого не останется. Неужели вы этого еще не поняли?

П е р в ы й  п р и с я ж н ы й. Считаете ли обвиняемого Нотъюнга виновным в том, что он в сговоре со многими другими лицами и т. д. и т. п.?

Л и б е р а л. Будем надеяться, что правительство в той же мере пойдет навстречу нашим либеральным желаниям, как мы идем навстречу желаниям правительства. (Неуверенно поднимает руку.)

Ч е т в е р т ы й  п р и с я ж н ы й. То есть мы вам, вы нам?

Либерал тянет руку вместе со всеми.

П е р в ы й  п р и с я ж н ы й. Виновен!

КАРТИНА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Снизу поднимается зеленое деревцо с надписью «Эпилог». С помощью кустов и деревьев комната свидетелей превращается в прусский пейзаж. Ш т и б е р, Г р е й ф, ф о н  З е к к е н д о р ф, о ф и ц е р  д л я  п о р у ч е н и й  и  д р у г и е  о с о б ы  с  д а м а м и. Оркестр играет нежную мелодию, слышно чириканье птиц. На заднем плане играют в жмурки, гоняются друг за другом, бегают и исчезают. Входит  Ш т и б е р. Одной рукой он поддерживает  М а р и ю, за другую держится  м а л ь ч и к  трех лет.

Ш т и б е р. Сынок, куда ни посмотри — Пруссия. Потерпи еще пару лет, и я куплю тебе поместье в Мазурах, а следующее будет уже на той стороне. Папа постарается. Леса и озера Мекленбурга. Повсюду тишина и покой, птички поют в лесу. Слышишь?

М а р и я. Вильгельм, посмотри, вон наше маленькое поместье.

Ш т и б е р. Мария, ты довольна нашим малышом? (Целует ребенка и жену.)

М а р и я. Любимый, слезы? Ты снова подумал о нашем добром короле? Правда, что он теперь играет только оловянными солдатиками?

Ш т и б е р. Счастлива страна, где великие люди воюют, даже тронувшись рассудком.

М а р и я. А вдруг он совсем сойдет с ума?

Ш т и б е р. Будем за него молиться.

ИНТЕРМЕДИЯ

К о р о л ь  на троне.

К о р о л ь. Штибер! Подойдите-ка сюда. Ближе. Еще ближе. В последнее время у меня часто болит голова. Так что я хотел сказать? Вы тогда кое-что раздобыли, но не бог весть что. Мои бюргеры фыркают мне в лицо. Что ж, поживем — увидим. Если им, не дай бог, когда-нибудь придется вести процессы против коммунистов, они тоже ничего другого не придумают. Разве самую малость. Только не терять рассудка, Шмидт. Очень голова болит последнее время. Ну ступайте.

Конец интермедии.

Штибер в той же позе, что и перед интермедией. На груди орден. Появляются  у ч а с т н и к и  пикника. Одна из дам завязывает платком глаза Штиберу. Играют в жмурки. Входит возбужденный  Г о л ь д х е й м. В руках у него — книга.

Г о л ь д х е й м. Господин советник, прочтите.

Штибер снимает повязку.

Написано Гиршем. Целая книга. Все как было. Ничего не пропущено. Здесь про вас, господин советник. Здесь о Грейфе, здесь обо мне, кража со взломом у Дица, книга протоколов, арест Шерваля, Флери, пробы почерков, полное признание.

Ш т и б е р. Ну и что?

Г о л ь д х е й м. Попало в иностранные газеты, первые экземпляры уже в Пруссии.

Ш т и б е р. Ну и что?

Г о л ь д х е й м. Вся Германия набросится на эту книгу.

Ш т и б е р. Германия? Взгляните на нашу милую Германию. Как прекрасно ей живется! Как никогда раньше. Банки процветают, фабрики растут, купец торгует, и даже ремесленнику удается сбывать свои изделия. Кому интересна судьба кучки бунтовщиков? (Возвращает книгу Гольдхейму.)

Г о л ь д х е й м. А если красные обратятся в суд?

Ш т и б е р. Сначала им нужно обзавестись судами и научиться устраивать процессы. Но это означало бы, что Пруссия больше не Пруссия, а место, где мы с вами находимся, красная республика, устроенная по их идеям. Смеетесь? Страшновато? А почему? Сомневаетесь в незыблемости всего, что нас окружает. А откуда сомнения? До вас пока не дошло, что Маркс конченный человек. От моего удара этому переделывателю мира никогда не оправиться. От него самого и его теорий только то и останется, что записано в судебных документах в Кёльне. А этого не так уж много, поверьте. Не бойтесь, Гольдхейм. Закон остается законом, пока мы его охраняем. И так будет — пока стоит мир. Сыграем! Это поможет вернуть вам хорошее настроение.

Компания возвращается. Шествие под музыку. Штиберу завязывают глаза. Он водящий. Игра продолжается.

З а н а в е с.

Перевод В. Милютина.

Пауль Грациг

ОКОЛЬНЫМИ ПУТЯМИ

Сцены из жизни молодого автомеханика Михаэля Рунны

Благодарю всех, кто помог мне своими критическими замечаниями. И прежде всего актеров и руководство Государственного драматического театра в Дрездене.

Автор

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Михаэль Рунна, главное действующее лицо.

Сабина, его сестра.

Босс }

Петух }

Шпилька }

Леший } — его дружки.

Хельга Ладевская, его воспитательница.

Марина }

Крис } — две фифочки.

Шеф, начальник исправительно-трудовой колонии.

Лахнер, начальник отделения колонии.

Рихард Либер, рабочий в колонии.

Лина, работница колонии.

Хирхе, мастер с металлургического завода.

Господин Клеч, пожарник в Хабихтсхаине.

Парикмахер.

Клиент.

Кроме названных персонажей: дочка фрау Ладевской, полицейские, воспитанники колонии.

Место действия — Хабихтсхаин. События и имена вымышленные.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

М и х а э л ь  Р у н н а  укладывает вещи в дорожную сумку.

М и х а э л ь. Видеть эту физиономию и оставаться спокойным, слышать этот голос и не огрызаться, изо дня в день дышать с ним одним воздухом! Нет, уж лучше тюрьма! Смеет знакомить меня с этой шлюхой! Его солнышко! Ха! Если эта образина солнышко, кто же тогда мама? И этот тип еще называет себя отцом! Как только земля его носит. Нет, лучше как-нибудь перебьюсь на ученическую зарплату, но ему не дамся. Кому охота, пусть остается! Смеет еще делать нам замечания, что мы купались в чем мать родила. Ну и что? Да, голышом купались, босиком по самую шею! Подумаешь, дело какое! Мы отродясь так купались, и ничего! Я уже взрослый, а он, видите ли, вздумал меня теперь воспитывать! На себя бы посмотрел. Пусть только поговорит еще! А мама, бедняга, сидит и слова сказать боится. Позволяет оскорблять себя. Ползает на коленях и всю грязь за ним убирает. Вместо того чтобы послушать своего Михаэля и выгнать его вон из нашего логова, а не быть рабой этого… Любовью тут и не пахнет! Нет, это не жизнь. Никогда ему не забуду — хотел, чтобы я подал руку этой бабе. «Мой Михаэль!» Ха!

Входит  С а б и н а.

Видела его, этого Геслинга?[17]

С а б и н а. Кого?

М и х а э л ь. Того, кто величает себя нашим папашей.

С а б и н а. Сегодня он в настроении. Вот —