Тень Саганами - Дэвид Вебер

— Разумеется, в их смерти будет виновен он! Прежде всего, именно он заложил туда эти проклятые бомбы!

— Не говорю, что это не так. Всё, что я хочу сказать, это что в глазах публики всё будет выглядеть так, словно ваша администрация послала туда сапёров зная, что бомбы сработают — и убьют их — если они войдут. Они будут обвинять Вестмана, всё верно. Но вас они будут обвинять в игнорировании его предупреждения не меньше, чем его. Вы действительно хотите, чтобы избиратели подумали, что мы действительно настолько неуклюжие, глупые и неэффективные, как заявлял с самого начала Вестман?

Саттлз уже было открыл рот для резкого ответа, но остановился. Какая-то его часть не могла не задаваться вопросом, не было ли возможно, чтобы Тревор Баннистер втайне был согласен с Вестманом. Было ли возможно, чтобы главный маршал, при всей его знаменитой преданности долгу, на самом деле хотел, чтобы Вестман победил? Возможно даже достаточно сильно, чтобы позаботиться об успехе атаки Вестмана?

Но не эта мысль заставила его притормозить. Остановился он отчасти потому, что, как бы ни был раздражён, понимал, что сама эта идея смехотворна. Не то, чтобы было невозможно, чтобы Баннистер был согласен с Вестманом, но это согласие не заставило бы его и на миллиметр отклониться от своих обязанностей. В основном же он замер потому, что внезапно понял, что главный маршал может быть прав.

— Вы обсуждали это с министром финансов, главный маршал? — спросил он вместо того, чтобы сказать, что собирался.

— Обсуждал.

— Какова его оценка последствий взрыва бомбы?

— Я так понимаю, что он готов её вам официально предоставить на экстренном заседании кабинета, господин президент.

— Уверен, что так и есть. Уверен, также, что вы ожидаете, что я приму решение только после того, как у каждого члена кабинета будет шанс изложить мне его или её мнение относительно того, как мне следует поступить.

В голосе президента была едва уловимая едкая нотка, и Саттлза заметно порадовала слабая вспышка изумления в тёмных глазах Баннистера.

— Тем не менее, — продолжил Саттлз, — давайте не будем терять время, делая вид, что кто-либо из них может сказать что-либо, что будет иметь такой же вес, как ваша рекомендация, главный маршал. Так что просто расскажите, что вам сказал министр Стайлз.

— По его оценке в наихудшем случае мы потеряем электронные записи примерно за две недели. Любая запись немедленно дублируется в резервной компьютерной сети банка, а дважды в месяц генерируется полный бэкап, который отправляется в отдельное хранилище в Нью-Свонз. К сожалению, Вестман выбрал для своего удара время непосредственно перед очередным бэкапом. А компьютеры резервной сети находятся в подвальных помещениях банка… то есть они даже ближе к бомбам — предполагая, что она в служебных тоннелях — чем основные. Похоже, он также сумел перерезать наземную линию связи с Нью-Свонз, чтобы предотвратить и любые попытки произвести аварийный дамп. Кроме того, служба безопасности банка уже произвела эвакуацию — по моему приказу, господин президент — так что, даже если бы на это было время, у нас нет и физического доступа, чтобы скопировать данные.

— Разумеется, потеря записей представляет собой только часть проблемы. Когда бомбы сработают, они уничтожат мэйнфреймы банка, все три. По словам министра, мы скорее всего сможем восстановить порядка восьмидесяти процентов записей по бумажным документам и электронным записям в филиалах, но на эту работу уйдут недели — в лучшем случае. Подозреваю, что он в этом отношении слишком оптимистичен, господин президент, поскольку одна только замена центральной сети банка будет той ещё проблемой. Но именно это он собирается вам сказать.

— А он случайно не упоминал, какого он ожидает эффекта для экономики?

— Не думаю, что у него есть хотя бы малейшая идея, господин президент. И не думаю, что у кого-либо есть. Такого никогда раньше не случалось. Я не жду ничего хорошего, не ждёт и он, но по его ощущениям, если только не разразится откровенная паника — что на мой взгляд маловероятно — эффект не должен дойти до степени панической рецессии, о которой вы упоминали ранее.

— Что вовсе не говорит о том, что это не будет нам стоить миллионов, возможно даже миллиардов.

— Нет, господин президент. Не говорит.

— И вы по-прежнему рекомендуете, чтобы мы смирились с ущербом и не посылали сапёров в попытке его предотвратить?

— Господин президент, если бы я думал, что есть хотя бы один чёртов шанс обезвредить эти бомбы не дав им сработать, я бы лично повёл сапёров в туннели. Я так не думаю. Поэтому и рекомендую не добавлять погибших людей к тому ущербу, который мы всё равно понесём. Бомбы сработают, сэр. Мы на самом деле хотим погубить своих людей и принять политические последствия того, что в глазах электората мы поступили так потому, что были слишком глупы, чтобы прислушаться к предупреждению Вестмана?

Саттлз несколько секунд в молчании смотрел на него. Затем системный президент глубоко вдохнул, опёрся ладонями на стол и поднялся.

— Ладно, главный маршал, — вздохнул он. — Пойдёмте на заседание кабинета. И, если не возражаете, — он выдавил улыбку, — позвольте мне по крайней мере притвориться, что я выслушал всех остальных, прежде чем решить, что мы поступим по вашему.

— Разумеется, господин президент, — произнёс Тревор Баннистер и встал, демонстрируя гораздо более искреннее, чем обычно, уважение президенту.

"Чёрт подери, — подумал он, выходя из кабинета вслед за Саттлзом, — может он, в конце концов, нашёл в себе силу воли. Было бы неплохо, если бы вдобавок он нашёл и мозги, но кто знает? Может, и они найдутся, если он когда-нибудь решится встать и использовать их".

Глава 33

— Ну, что вы по этому поводу думаете, Андрьё? — спрсила Самиха Лабабиби.

— Что вы имеете в виду? По какому поводу?

Президент системы Шпиндель и старший делегат Новой Тосканы сидели в приватном кабинете одного из самых фешенебельных ресторанов Тимбла. В очень приватном кабинете, отсутствие в котором подслушивающих устройств, как и скромность обслуживающего персонала, было гарантировано.

— Андрьё, прошу вас, давайте обойдёмся без игр, — заявила Лабабиби с обаятельной улыбкой, наливая вино в оба бокала. — Вероятность гибели Нордбрандт неизбежно скажется на расчетах всех и каждого. Что я хочу услышать, это вашу оценку того, как она повлияет на расчеты Альквезара, Александры… и наши.

— Наверняка ещё слишком рано формулировать новую политику на основании чего-то, чему пока даже нет подтверждения, — учтиво возразил Андрьё Иверно и улыбка Лабабиби стала несколько натянутой. Делегат Новой Тосканы посмаковал глоток вина, а затем со вздохом отставил бокал в сторону. — Лично я нахожу всё это дело необычайно утомительным, — сказал он. — Хотелось бы думать, что если она на самом деле мертва, — а я искренне на это надеюсь — то, может быть, у нас получится провести несколько дней или недель в покое, прежде чем придётся возвращаться к драке с хулиганами Альквезара.

— Крайне маловероятно, Андрьё, чтобы Иоахим был готов предоставить нам подобные каникулы, — указала Лабабиби, не добавив вслух: "И если ты хочешь небольшой передышки, ты, напыщенный, самодовольный говнюк, то подумай о том, насколько спокойнее была моя собственная жизнь до тех пор, пока эта двинутая сука не толкнула меня в твои объятия… твои и Александры".

— Какое на самом деле, Самиха, значение имеет готовность Иоахима что-либо нам предоставлять? Пока мы держимся, у него и у этого гаденыша Крицманна нет другого выхода, кроме как дождаться нашей реакции, — он тонко улыбнулся. — Судя по словам некоторых людей, официально находящихся на другой стороне, у нашего дорогого друга Бернардуса нарастают проблемы с удержанием поддерживаемых РТС делегатов на стороне Альквезара. А если они перейдут в наш лагерь…

Он пожал плечами, а его улыбка превратилась в нечто весьма напоминающее ухмылку.

— Они пока не показывали признаков того, что могут порвать с ним, — заметила Лабабиби.

— Не в открытую, нет. Но вы же знаете, Самиха, что должны быть подспудные трения. Не может того быть, чтобы они чувствовали себя комфортно в одной команде с кретинами из простонародья вроде Крицманна, чего бы там от них ни требовали Ван Дорт и Альквезар. Только вопрос времени, когда они начнут переходить на нашу сторону. И когда это случится, у Альквезара не будет иного выбора, кроме как принять "компромисс" между требованиями Александры и моей, куда более умеренной, позицией.

— И вам не кажется, что смерть Нордбрандт должна как-либо повлиять на эти расчеты?

— Я этого не говорил, — с терпеливым вздохом произнёс Иверно. — Что я сказал, это что слишком рано формулировать новую политику, когда всё что мы можем — это спекулировать об эффекте, который может вызвать её кончина. Хотя, если начинать гадать, то меня подмывает предложить пари, что моя позиция укрепится больше, чем чья-либо ещё. Разумеется, до некоторой степени получат подтверждение заявления Александры о том, что Нордбрандт с самого начала не представляла собой серьёзной угрозы. В той степени, в которой эта точка зрения станет общепринятой, это сыграет на укрепление её позиции наибольшего либерализма в защите существующего законодательства и общественного уклада. Однако это также снимет давление с определённых её… менее восторжённых сторонников, скажем так.