Тень Саганами - Дэвид Вебер

Истина заключалась в том, что события, представлявшееся местным газетчикам тщательно спланированной и организованной серией атак на самом деле легко могли этим и не являться. Более половины атак, похоже, были направлены на цели вроде остановок общественного транспорта и линий электропередачи. Такие цели одновременно и очень заметны и очень труднозащитимы даже для самых прекрасно обученных, самых опытных сил безопасности. Большинство этих атак вполне могли представлять собой всего лишь нападения на удачно подвернувшиеся цели. Грандиозный пожар, вызванный взрывом хранилища нефтехимических продуктов на пятом по величине нефтеперегонном заводе Кронати, должен был потребовать намного более тщательной подготовки и столкнуться бы с намного более серьёзным противодействием со стороны государственных и корпоративных служб безопасности, однако большая часть других ударов по промышленности производилась против более мелких предприятий или филиалов банков и инвестиционных компаний. То есть опять таки представляла собой широкую волну атак против относительно слабозащищённых целей, которая помогало посеять в умах широкой публики представление о каком то цунами терроризма.

Нет, в конце концов, она не могла пропасть после того, как поразила такое множество "сложных" целей, разве не так? Это всего лишь выглядит подобным образом. Опять же, это сама суть террористических методов борьбы. У Нордбрандт и её верных последователей не было никакой надежды одолеть правительство в открытой борьбе лицом к лицу. Однако если бы она смогла убедить достаточное количество людей в том, что и правительство не в силах её одолеть, не в силах воспрепятствовать ей уничтожить любую выбранную ею цель…

Вот только начинало казаться, что правительство именно это только что и сделало.

Харахап вздохнул, допил пиво, бросил на столик несколько местных монет и поднялся. Свернутую газету он сунул под мышку — не потому, что так уж сильно желал её сохранить, а потому, что, оставив газету, мог возбудить любопытство кого-нибудь из тех, кто видел, с каким вниманием он её изучал. Скорее всего, это всё равно ни на что бы не повлияло, однако подобный профессиональный подход засел в нём почти на уровне инстинктов.

Он вышел на улицу и направился к ближайшей станции метро.

Стоял приятный, тёплый и солнечный день, как будто специально посланный в насмешку над его мрачными мыслями, и Харахап неторопливо двигался вперед. Он был уже на полпути к спуску в метро, когда услышал прямо у себя за спиной чьи-то шаги. Все его инстинкты заорали в голос, но, раньше чем он успел хотя бы сделать вздох, в нижнюю часть его позвоночника уперлось что-то твердое.

— Продолжайте идти… Зачинщик, — произнёс очень спокойный голос где-то за его левым плечом.

Во всех плохих голодрамах, какие только видел Харахап, разведчик со стальным взором и волевым подбородком нанёс бы удар локтем назад, безошибочно в солнечное сплетение противника, обезоруживая и нейтрализуя его. Затем он сделал бы паузу для того, чтобы поправить пиджак перед тем, как обернуться к стонущему и задыхающемуся противнику, чтобы подобрать его оружие и высказать поверженному ничтожеству какое-нибудь мудрое замечание для передачи его боссам.

Однако жизнь это жизнь и, учитывая, насколько тяжело остаться в живых с простреленным позвоночником, Дамиен Харахап продолжил идти вперед.

Его мысли понеслись вскачь, когда они миновали спуск в метро. Первой мыслью было то, что после гибели Нордбрандт её организация в достаточной степени развалилась, чтобы информация о его прикрытии уплыла к Национальной Полиции Кронати. Однако по дальнейшем размышлении он решил, что это маловероятно. Если бы сизари знали, кто он на самом деле такой, то, вероятно, взялись бы за дело совсем по-другому. На планетах Приграничья твёрдо знали, что есть некоторые незыблемые правила, которые лучше не нарушать, и одним из них было никогда не арестовывать и не отдавать под суд — не допуская даже мысли посадить в тюрьму — разведчика жандармерии. Возмездие Пограничной Безопасности обрушится на любого, кто посмеет подобным образом покусится на УПБ. Кроме того, если полиция желала его арестовать, то почему им просто не сделать это? Разумеется, этот тип позади сел ему на хвост с неприятной лёгкостью. Однако не было никаких разумных причин полагать, что посланная на его арест команда большего размера не могла бы сделать то же самое. Кстати, идущий позади тип имел массу возможностей сообщить ему, что он арестован.

Насколько Харахап мог судить, это оставляло лишь две реальные возможности. Первая, наиболее пугающая, заключалась в том, что НПК вообще не собиралась брать его под стражу. Они могли точно знать, кто он такой, и полагать, что его роль в организации и снабжении АСК до взрывов в Неманье была намного серьёзнее, чем на самом деле. В этом случае они могли решить послать предупреждение его боссам — или, как минимум, ему самому — попросту заставив его исчезнуть. В таком случае эта милая прогулка завершится в каком-нибудь переулке дротиком пульсера в его голове. Или, что намного вероятнее, перерезанным горлом и украденным бумажником — неудачливая жертва уличного грабежа, чья смерть не имела совершенно никакого отношения к правительству Корнати, членов парламента которого он помог убить. И, если он на самом деле погибнет таким образом, УПБ могло это спустить. В конце концов, нельзя сделать омлет, не разбивая время от времени одно из яиц. Там, откуда он прибыл, имелось еще много народа, и по крайней мере Корнати будет играть по правилам и воздерживаться от создания Пограничной Безопасности неудобств в прессе Лиги.

Эти мысли заставили его задышать тяжелее и чаще, хотя Харахап на самом деле не думал, что происходит именно это. Насколько это было вызвано его отчаянным желанием, чтобы это было не так, он не был готов признаться даже сам себе.

Вторая и, как от всей души надеялся Харахап, более вероятная возможность, заключалась в том, что организация Нордбрандт не развалилась целиком и кто-то из уцелевших узнал его, когда он появился на назначенном месте. В таком случае этот человек, кем бы он ни был, мог быть готов подхватить знамя Нордбрандт и продолжить борьбу. Тогда он — или она — несомненно жаждал поддержки "Зачинщика" сильнее, чем когда бы то ни было. Или же Харахапа мог узнать кто-то из уцелевших людей Нордбрандт, помышляющих только о том, как бы унести ноги с планеты, и считающих, что "Зачинщик" является их наилучшим шансом получить или вытребовать билет на спасение.

Из всех вариантов похищения только вероятность того, что это сделал один из людей Нордбрандт, какие бы именно требования похититель ни выдвинул, давала Харахапу существенные шансы выжить, так что он решил придерживаться этого предположения.

Они прошли еще восемь или девять кварталов, прежде чем идущий сзади заговорил снова.

— В середине следующего квартала. Номер 721. Справа от вас. Наверх, в дверь перед собой, и до конца коридора.

Харахап позволил себе лёгкий кивок и начал высматривать номера домов.

Следующий квартал был застроен высокими и узкими многоквартирными домами. Здесь, на Корнати, их называли "односветниками", поскольку их строили настолько близко один от другого, что лишь в одной стене делались пропускающие солнечный свет окна. Здешние односветники были чуть потрёпанее обычного, однако не настолько сильно как многие другие. Это был промышленный район и живущие здесь "синие воротнички" зарабатывали достаточно, чтобы стремиться к чуть более высокому уровню жизни.

Они подошли к дому номер 721, и Харахап повернул направо и начал подниматься по лестнице, как будто с самого начала туда и направлялся. Передняя дверь была сравнительно недавно выкрашена тёмно-зелёной краской, казавшейся неуместной на этой грязной городской улице. Дверь была не заперта — не редкость в этой части города, где люди могли положиться на то, что соседи переломают ноги любому глупцу, рискнувшему остановить на улице местного или обокрасть его жилище — и открылась от толчка.

Он прошел по коридору, вдыхая смесь запахов готовки, плесени и слишком скученно живущих людей. При его приближении дверь в конце коридора распахнулась, и Харахап шагнул внутрь, оказавшись лицом к лицу с темноволосой, темноглазой, смуглой женщиной среднего роста.

— Я подозревал, что слухи о вашей безвременной кончине были преувеличены, миз Нордбрандт, — невозмутимо произнёс он.

— Так что я решила позволить им думать, что они меня прикончили. По крайней мере недельку-другую, — произнесла Ангес Нордбрандт тридцать с чем-то минут спустя.

Они с Харахапом сидели напротив друг друга за маленьким столом крохотной кухни квартиры односветника. На старомодной плите позади Харахапа булькала кастрюлька с каким-то супом или рагу, в его лежащих на столе руках нежилась чашка на удивление хорошего чая, а сам он разглядывал лицо Нордбрандт. Оно казалось похудевшим со времени их последней встречи и более жёстким. И блеск её тёмных глаза стал ярче и агрессивнее. Разрастающийся фанатизм, который Харахап почувствовал с самого начала, стал сильнее. В своей работе он уже сталкивался с подобным. Некоторые люди, иногда сами того не подозревая, были хищниками в душе. Они испытывали наслаждение от вкуса крови, и им на самом деле нравилось делать всё то, что скрывалось за эвфемизмом "мокрое дело". Агнесс Нордбрандт, как стало очевидно, относилась к их числу.