Время Культуры - Ирина Исааковна Чайковская

Курском, но музыке учился в Ленинграде. В Ленинградской консерватории его учителем был Шостакович. Ученик меняет конфигурацию поединка человека и всевластной смерти. Он дает в помощь человеку любовь. И его цикл, в отличие от симфонии Шостаковича, несет душе не только смятение и ужас, но и просветление.

Хворостовский в черной рубашке, в артистического покроя костюме, без галстука, со своими разделенными пробором белыми волосами, оттеняющими молодость лица, нисколько не напоминал застывшего в солдатской стойке певца, он стоял в свободной позе. На пюпитре перед ним лежали ноты, он к ним порой наклонялся, но смотрел, как мне кажется, не в ноты, а в текст. Блоковские стихи очень непростые, из головы легко может вылететь то или другое слово. Заметила, что вместо «да придет царствие твое» певец спел «да придет счастие твое», простительная оговорка, других не было.

Тридцать пять минут исполнения цикла — время подлинного наслаждения. Блоком написаны гениальные стихи, Свиридов нашел для них конгениальную музыку, а голос и талант певца и непередаваемо яркое звучание фортепиано донесли до нас это произведение во всех переливах чувств, эмоций и красок.

Б отличие от исполнения Нестеренко, интерпретацию Хворостовского я бы назвала «лирической», «поэтической», при том что сантимента и «сладости» в нем не было. Романсы звучали местами драматично, временами необыкновенно лирично и проникновенно.

Все помнят страшные пророчества Блока из «Голоса из хора».

Как часто плачем — вы и я — Над жалкой жизнию своей! О, если б знали вы, друзья, Холод и мрак грядущих дней!

Стихи эти были написаны поэтом в Германии за несколько месяцев до начала Первой мировой.

Меня поразило, какая тишина стояла в зале во время исполнения этого апокалиптического номера. Даже показалось, что люди примеряют на себя возможность этого катастрофического, вызывающего ужас будущего.

Такое же ощущение возникло при исполнении романса на стихотворение «Рожденные в года глухие». Никогда я не понимала его первого четверостишия:

Рожденные в года глухиеПути не помнят своего. Мы — дети страшных лет России — Забыть не в силах ничего.

Сейчас пришло в голову: в России никто ничего не помнит, история почти для всех — темный лес. Но есть и такие, как Блок, как Зинаида Гиппиус, которой эти стихи посвящены, — немногие очевидцы, свидетели и летописцы «страшных лет». Они ничего не забывают. Может быть, в этом смысл четверостишия?

Все музыкальные куски цикла плотно пригнаны друг к другу, но два номера вызвали у меня восторг, если не слезы.

Это срединная, кульминационная «Петербургская песенка» («Хожу, брожу понурый») и завершающая, вызывающая катарсис «Богоматерь в городе». Они связаны, ибо в обеих над бытом, страхом, чернотой возвышается светлое и чудесное, неизвестно откуда пришедшее.

Это светлое можно назвать словом «любовь». Оба стихотворения — зимние, снежные — вспомним, что и Блок был поэтом «Снежной маски», завывающей вьюги из «Двенадцати», и Свиридов, родившийся, да и умерший зимой, к «метели» имел особое пристрастие. В «Петербургской песенке» робкий одинокий герой ждет появления «ее», она несет надежду и свет. Какие волшебные слова нашел для нее поэт, какие звуки — композитор:

Зачем она роняетВеселые слова? Зачем лицо склоняетИ прячет в кружева?

Голос певца теплеет и расцветает, когда он поет «что ветер веет снежный», и становится почти теноровым при заключительных словах «что в комнате светло». Это победа радости и счастья над мраком и холодом.

«Богоматерь в городе» («Ты проходишь без улыбки») — один из блоковских шедевров. Какая чудная мысль кончить этим стихотворением-романсом цикл! Вслушайтесь, как это сказано: «Как лицо твое похоже на вечерних богородиц»!

Нет, эти стихи нужно привести целиком:

Ты проходишь без улыбки. Опустившая ресницы, И во мраке над соборомЗолотятся купола. Как лицо твое похожеНа вечерних богородиц, Опускающих ресницы, Пропадающих во мгле…Но с тобой идет кудрявыйКроткий мальчик в белой шапке, Ты ведешь его заручку. Не даешь ему упасть. Я стою в тени портала, Там, где дует резкий ветер, Застилающий слезамиНапряженные глаза. Я хочу внезапно выйтиИ воскликнуть: «Богоматерь! Для чего в мой черный городТы Младенца привела?» Но язык бессилен крикнуть. Ты проходишь. За тобоюНад священными следамиПочивает синий мрак. И смотрю я, вспоминая, Как опущены ресницы, Как твой мальчик в белой шапкеУлыбнулся на тебя.

29 октября 1905

«Богоматерь в городе» — так назвал этот романс Свиридов. Эта женщина с опущенными ресницами, ведущая за собой мальчика в белой шапке, нет, не сочетается она со своим ребенком с «черным городом»! Так же не сочеталась с местом своего случайного пристанища та первая Богоматерь, давшая жизнь младенцу, приведшая его на землю. Колокольный звон, возникающий под чуткими пальцами Ильи Ивари, будит в нас тревогу, но одновременно создает ощущение, что свершается нечто великое и торжественное.

Как точно завершил Свиридов свой вокальный цикл и как точно этот цикл подошел к сегодняшнему дню, к близящемуся празднику христианского Рождества!

В дни праздника хочется слушать не только веселое и смешное, но и то, что возвышает и просветляет душу.

Рекомендую своим читателям вокальный цикл «Петербург» Георгия Свиридова в исполнении Дмитрия Хворостовского и Ильи Ивари.

А под конец хочу поблагодарить певца за доставленную радость и пожелать ему, чтобы 2016 год стал для него годом победы над коварной болезнью.

В звездной упряжке: Франко Корелли, Андрей Миронов и Дмитрий Хворостовский

12.03.15

В программе канала КУЛЬТУРА последних двух недель нам показали трех неотразимых мужчин, трех талантливых артистов, двое из них — замечательные оперные певцы, а третий совмещал в себе драматического актера, певца и танцора, но скорее в жанре оперетты, чем в опере или балете.

Связать их в один сюжет трудно, очень уж они разные, объединяет их, пожалуй, высокий профессионализм и преданность делу, стоящему у них всегда на первом месте.

Франко Корелли

Про этого красавца говорили, что ему аплодируют за красоту, а не за исполнение: высокий (190 см), стройный, с лицом героя, освободившего заколдованную принцессу, или принца, не убоявшегося бессердечной китаянки Турандот. Нет, не был он похож на сахарного итальянского тенора; героической внешности соответствовал и голос — вовсе не сладкий, а мужественный, лишенный теноровой приторности.

Тенор с прекрасными верхами, но не «душка», иной — мужественный — типаж. Галина Вишневская, певшая с ним в «Турандот, вспоминала»: «Такого пения я не слышала никогда». Герберт фон Караян говорил о нем в «Трубадуре»: «Голос грома, молнии, огня и крови».

В России знали его мало. Взлет его певческой карьеры пришелся на 1960–1970 годы, когда россияне за границу не выезжали, сам он в России не гастролировал.

Я тоже о существовании Франко Корелли не имела