Полное собрание сочинений. Том 39. Июнь-декабрь 1919 - Владимир Ленин (Ульянов)

Нам говорят: Советы редко собираются, не перевыбираются достаточно часто. Мне кажется, что на такого рода упрек следовало бы ответить не речами и не резолюциями, а делом. По-моему, лучшим ответом будет то, если вы работу, которая Советской властью начата, по подсчету того, сколько у нас на местах было уездных и городских перевыборов Советов, сколько было съездов Советов и т. д., – если вы окончите эту работу. У нас тов. Владимирский, заместитель наркома внутренних дел, опубликовал материал по истории этих съездов{139}. Когда я увидел этот материал, я сказал: вот исторический материал, который доказывает, между прочим, что не было еще в истории цивилизованных народов ни одной страны, где была бы так широко применена пролетарская демократия, как у нас в России. Если говорят, что мы мало перевыбираем Советы, что мы редко созываем съезды, то я каждого делегата приглашаю ходатайствовать перед соответствующим органом о том, чтобы мы на этом съезде распространили еще дополнительный анкетный, опросный, листок и чтобы на нем каждый делегат записал: какого месяца, числа и года и в каком уезде, городе и поселке собирались съезды Советов. Если вы эту нетрудную работу выполните и каждый из вас такой опросный листок заполнит, вы получите материал, который наши неполные данные пополнит и который докажет, что в такое трудное время, как время войны, когда действие европейских конституций, веками установленных, вошедших в привычку западноевропейского человека, почти целиком было приостановлено, в это время Советская конституция в смысле участия народных масс в управлении и самостоятельном разрешении дел управления на съездах и в Советах и на перевыборах применялась на местах в таких размерах, как нигде в мире. А если говорят, что этого мало, если критикуют и утверждают, что «если ваш ЦИК не собирался, это действительно ужасное преступление», то т. Троцкий прекрасно ответил на это представительнице Бунда, сказав, что ЦИК был на фронте. На это представительница Бунда, – того Бунда, который стал на советскую платформу и который поэтому, можно предполагать, действительно понял, наконец, что такое основа Советской власти, – представительница Бунда – я записал ее ответ – сказала: «Это курьез, что ЦИК был на фронте, он мог бы послать других».

Мы ведем борьбу с Колчаком, с Деникиным и с другими – их была не одна дюжина! Кончилось тем, что русские войска разогнали их как ребятишек. Мы ведем трудную победоносную войну. Вы знаете, что при каждом набеге мы должны были всех членов ЦИК гнать на фронт, а нам отвечают: «Это курьез, надо было найти других». Что Же, мы действовали вне времени и пространства? Или же мы можем рожать коммунистов (аплодисменты) по нескольку человек в неделю? Мы этого делать не можем: рабочих, которые закалены несколькими годами борьбы, которые приобрели опыт, которые могут руководить, – таких рабочих у нас, товарищи, меньше, чем в какой-либо другой стране. Для того, чтобы подготовить рабочую молодежь, курсантов, нам нужно будет принять все меры, и на это потребуется несколько месяцев, даже лет. И когда это протекает в крайне трудных условиях, нам на это отвечают усмешкой. Эта усмешка только доказывает полное непонимание этих условий. Это, действительно, смехотворное интеллигентское непонимание, когда нас заставляют в этих военных условиях действовать не так, как мы действовали до сих пор. Мы должны напрягать силы до последней степени, и мы поэтому должны отдавать всех лучших работников и членов ЦИК и исполкомов на фронт. И я уверен, что ни один человек, сколько-нибудь практически опытный в управлении, не только не осудит, а одобрит нас за то, что мы максимум сделали для сведения коллегиальных учреждений при исполкомах к минимуму, потому что они сводились к одному исполкому под гнетом войны, потому что работники скакали на фронт, как они бросаются теперь сотнями и тысячами на топливную работу. Это тот фундамент, без которого Советская республика жить не может. Если это куплено ценою того, что в течение нескольких месяцев реже будут собираться Советы, то не найдется ни одного разумного рабочего или крестьянина, который не понял бы необходимости этого, который не одобрил бы этого.

Я говорю, что насчет демократии и демократизма нам продолжают подносить целиком предрассудки буржуазного демократизма. Здесь говорили из партии оппозиции, что надо приостановить подавление буржуазии. Надо все-таки думать над тем, что говоришь. Что такое подавление буржуазии? Помещика можно подавить и уничтожить тем, что уничтожено помещичье землевладение и земля передана крестьянам. Но можно ли буржуазию подавить и уничтожить тем, что уничтожен крупный капитал? Всякий, кто учился азбуке марксизма, знает, что так подавить буржуазию нельзя, что буржуазия рождается из товарного производства; в этих условиях товарного производства крестьянин, который имеет сотни пудов хлеба лишних, не нужных для его семьи, которых он не сдает рабочему государству в ссуду, для помощи голодному рабочему, и спекулирует, – это что такое? Это не буржуазия? Не здесь ли она рождается? В этом вопросе, в вопросе о хлебе, о тех муках голода, которые переживает вся промышленная Россия, тут есть ли нам помощь со стороны тех, кто нас упрекает в несоблюдении Конституции, в подавлении буржуазии? Нет! Помогают ли они нам в этом отношении? Они скрываются за словами «соглашение рабочих и крестьян». Да, конечно, это нужно. Мы показали, как мы это делаем, когда 26 октября 1917 г. взяли программу эсеров в части поддержки крестьян и целиком ее провели. Этим мы тогда показали, что крестьянин, который подвергался эксплуатации помещиков, который живет своим трудом, который не спекулирует, – что такой крестьянин находит себе верного защитника в рабочем, посланном центральной государственной властью. Тут мы соглашение с крестьянином осуществили. Когда мы проводим продовольственную политику, требующую, чтобы избыток хлеба, не нужный крестьянской семье, отдавался рабочим в государственную ссуду, то возражения против этого есть поддержка спекуляции. Это еще есть в мелкобуржуазных массах, привыкших жить по-буржуазному. Вот что страшно, вот где опасность для социальной революции! Помогали ли нам когда-нибудь в этом отношении представители меньшевиков и эсеров, хотя бы самых левых? Нет, никогда! Та их печать, которую мы должны будто бы во имя «принципов свободы» разрешить и образцы которой мы имеем, показывает, что ни одним словом, – я не говорю уже о деле, – они не помогают нам. Пока мы не победили полностью старую привычку, старый проклятый завет, что всякий за себя, один бог за всех, единственный выход для нас – это взять излишки хлеба в ссуду голодному рабочему. Это сделать страшно трудно, – мы знаем. Здесь ничего не может быть сделано насилием. Но смехотворно говорить, что мы представляем собой меньшинство рабочего класса, – это вызывает только смех. Это можно говорить в Париже, да и там нынче не дают этого говорить на рабочих собраниях. В той стране, где правительство было свергнуто с небывалой легкостью, где рабочие и крестьяне с винтовкой в руках защищают свои интересы, где они применяют ее, как орудие своей воли, – в такой стране говорить, что мы представляем собой меньшинство рабочего класса, – смешно. Я понимаю, когда такие речи раздаются из уст Клемансо, Ллойд Джорджа, Вильсона. Вот чьи это слова, вот чьи это идеи! Когда эти речи Вильсона, Клемансо, Ллойд Джорджа, самых худших из хищников, зверей империализма, повторяет здесь Мартов от имени Российской социал-демократической рабочей партии (смех), тогда я говорю себе, что надо быть начеку и знать, что тут ЧК необходима! (Аплодисменты.)