Записки опального директора - Натан Гимельфарб

В течение нескольких дней положение в цехе резко изменилось. Количество строителей и монтажников удвоилось, организовали двухсменную работу, возросла организация труда и ответственность за выполнение заданий.

На ежедневных планёрках оперативно решались возникающие проблемы и с каждым днём росла уверенность в возможности пуска цеха в установленный срок. К каждой планёрке я готовил информацию о выполнении заданий и перечень возникших нерешённых вопросов.

Нужно отдать должное Алпатову. Он проводил в цехе большую часть своего рабочего времени и проявил завидные организаторские способности. При этом он умело пользовался различными методами поощрения, включая доплаты за сверхурочные работы, аккордную оплату труда, премии за выполнение особо важных заданий. Наиболее трудные вопросы нередко решались за бутылкой. При этом стоимость спиртного обычно оплачивалась им из собственного кармана. Нужно сказать, что такой способ решения трудных проблем оказывался тогда весьма эффективным. От него не отказывальись и позднее. Более того, масштабы его применения всё более росли и им пользовались практически на всех уровнях управления и руководства народным хозяйством страны.

Когда работа пошла на лад и уже не было сомнений в её своевременном завершении, случилась беда, чуть не сорвавшая всё дело. В конце июля арестовали Алпатова. Его привезли на комбинат для передачи дел в милицейской спецмашине с решетками на окнах, в сопровождении двух милиционеров. Обвиняли его в хищении в особо крупных размерах.

Тогда действовал Указ Президиума Верховного Совета СССР от 7-го июня 1947-го года, согласно которому даже за мелкое хищение виновные осуждались на срок до семи лет тюремного заключения. По этому Указу за решеткой оказались миллионы людей во всех отраслях экономики, но больше всего от него пострадали работники пищевой промышленности.

Многим было трудно удержаться от соблазна и не прихватить из цеха, уходя домой, кольцо колбасы или кусок мяса, когда семья голодала, а зарплаты хватало, в лучшем случае, на хлеб и молоко. Как не ухищрялись спрятать «патепу», как тогда называли краденую продукцию, как не договаривались с охраной о расчётах за пронесенные через проходную продукты и их дележе, при налётах и засадах милиции и проводимых ими тщательных обысках, похищенные продукты часто изымались и расхитители оказывались на скамье подсудимых. Судили тогда очень жестоко, не принимая во внимание никакие причины и обстоятельства.

Указ был подготовлен по личному указанию Сталина и его исполнение находилось под жёстким контролем. Особо строго наказывались групповые хищения и воровство в особо крупных размерах. Алпатова именно в этом и обвиняли. Вместе с ним были тогда арестованы ряд других работников производственных цехов и отдела сбыта комбината.

Судя по тому, как бывший главный инженер тратил личные деньги на покупку дефицитных материалов для строительства консервного цеха, можно было догадаться, что деньги эти не были трудовыми и что он был соучастником или организатором хищения в крупных размерах.

Как мне тогда рассказали, за последние четыре года на комбинате сменилось четыре директора и шесть главных инженеров. Почти все они обвинялись в хищениях, к которым были сами причастны, или не смогли предотвратить. Трудно сказать были ли все они действительно в этом повинны, но за решёткой на большие сроки оказались все. Тогда часто нельзя было доказать свою правоту, если даже ты не совершал преступления.

В случае с Алпатовым не было сомнений в его виновности. Тем не менее мне было очень жаль, что мы лишились организатора строительства. Его арест не мог не сказаться на темпах стройки. Они заметно снизились и ввод цеха в установленный срок вновь стал вызывать большие сомнения.

Исполнение обязанностей главного инженера было возложено на главного механика Кобышева. Он к этой должности не рвался, чувствовал себя в ней временно, поэтому большой инициативы и активности не проявлял. В этой обстановке помочь делу мог только директор. Он хоть и мало разбирался в строительстве, совершенно не знаком был с производством, но всё же активно включился в работу.

Теперь он, а не главный инженер, проводил ежедневные планёрки и оперативно решал возникающие проблемы. Особенно эффективным было его участие в решении кадровых вопросов. По его указанию отделом кадров были, в основном, укомплектованы штаты инженерно-технических работников и произведен набор рабочих. Была создана школа по их подготовке. Обучением технологии консервного производства мне приходилось заниматься самому, что оказалось полезным не только для рабочих, но и для меня. Пришлось подробно изучить технологические инструкции и незнакомое импортное оборудование.

В конце июля директор выполнил своё обещание и освободил для нашей семьи всю трёхкомнатную квартиру, в которой мне до сих пор принадлежала только одна небольшая спальня. Две другие комнаты занимал ведомственный санитарный врач, который работал в прямом подчинении наркомата. Это был ещё молодой человек, неженатый, отрабатывающий в Орше трёхлетний срок, как молодой специалист, после окончания Ленинградского медицинского института. Звали его Виктором, а на службе величали ещё Васильевичем. Вёл он себя независимо от руководства комбината и отличался большим нахальством и наглостью. Пользуясь своим положением он мог оштрафовать любого начальника цеха и даже приостановить производство, если не удовлетворялись его требования или просто капризы.

Желая угодить грозному доктору, ему носили домой любые изделия, что производились в цехах и даже спирт, который применялся в жестянобаночном производстве и использовался для анализов в лаборатории. Продуктов приносили больше, чем он мог употребить, и много их плесневело и выбрасывалось. Виктор раздавал колбасные изделия, копчёности своим знакомым и пользовался ими для презентов в нужных случаях.

Предлагал он и мне эти продукты, но у меня в них не было необходимости и я от этого отказывался. Чтобы сохранить добрососедские отношения мы несколько раз вместе поужинали и даже выпили из его неиссякаемых спиртных запасов. Поскольку я не часто мог себе это позволить, а в пьянке мы с ним вообще находились в разных весовых категориях, он вскоре отказался от моей компании и почти ежедневно пьянствовал с разными незнакомыми мне людьми.

Застолья эти были очень шумными и нередко продолжались до полуночи, что лишало сна и покоя. Поэтому, когда мой сосед объявил мне в середине июля о переселении в отдельную двухкомнатную квартиру в директорском доме, я не смог скрыть своей радости за него и, конечно, в первую очередь за себя. Это означало, что мне достанется трёхкомнатная квартира вполне достаточная для всей нашей семьи, приезд которой ожидался в конце месяца.