Наследие (СИ) - Евгения Техтелева

Почти все эльфы возвращались в древесные павильоны, построенные на огромных белых древах. В основании раздвоения ствола дерева, почти у самой воды, сидел, свесив одну ногу, Фарен, обративший тоскующий взгляд к закатному солнцу. Рядом с ним на подвесном мосте стоял Херон, нашедший для друга время поговорить о том, что произошло с бывшим виконтом за последние дни.

— Я не знаю, почему, но рядом с ней мне легче. Я забываю о том, что я такое. Я живу… У тебя есть этому объяснение?

— Возможно, она поддерживает в тебе дух, дает цели, близкие тебе по душе.

— Нет, — иронично засмеялся Фарен. — Знал бы ты, какая она лицемерка.

— А ты не был таким?

— Был, — нахмурился молодой человек. — Но это явно не моральная поддержка. Здесь что-то другое, что-то внутри нее, чего она не раскрывает, прячет ото всех. Что это?

— Если она сама никого не подпускает к себе, то никому туда и не проникнуть.

Фарен посмотрел на Херона, дав понять, что эльф снова заговорил для него слишком загадочно. Тот улыбнулся.

— Этому есть два объяснения. И одно из них: она тебе не безразлична.

Фарен немедленно взбунтовался.

— То есть, ты имеешь в виду… Да нет же, быть того не может! Нет, ну, ты сам подумай: я и она! Это же… Это же…

— Так очевидно, — завершил эльф.

Молодой человек насупился, упрямо сложив руки на груди.

— Может, ты и прав отчасти, но я не могу в это поверить.

— Но ты не услышал второе объяснение, — насмешка в голосе эльфа возмущала Фарена сильнее, чем смысл его слов. — Чтобы дать тебе такого рода исцеление, она должна быть очень могущественным источником силы, не важно какой. Но она не может исцелить тебя полностью, так же, как и ты не можешь отойти от нее на большое расстояние, потому как она не знает, как этой силой управлять, и навряд ли даже догадывается о ней. Чтобы это случилось, она должна узнать свое предназначение, так она раскроет себя в полной силе. Насколько знаю я и все, кто помнит прошлые века, сила такого рода может принадлежать только Протекторам.

— Значит, я прав?

— Думаю, что да. Но прежде времени об этом говорить нельзя, даже между собой — если она даже случайно услышит об этом, это может убить ее саму, подавить ее дух.

— Но ведь…

— Не спеши. Я еще не все сказал. Здесь уместны оба объяснения. Так считаю не только я один. Верить или нет — выбирать тебе.

— О Небо… Так я влюблен в нее, потому что она меня исцеляет, или я получаю исцеление, потому что влюблен?

Встретившись взглядом с улыбающимся Хероном, Фарен провел ладонями по лицу.

— О, Херон. Я даже не думал, что когда-нибудь такие вопросы будут не давать мне покоя. Она единственная, кто сводит меня с ума своими невозможными и необъяснимыми выходками. Она невыносима в своем упорстве.

— Только невыносимые люди способны на невозможное.

Фарен с недоверием посмотрел на друга.

— Поверь мне, — коротко засмеялся Херон, — у меня тоже был такой друг. Я провел с ним все детство и отрочество, но до самой нашей последней встречи он оставался таким же невыносимым в своей целеустремленности, которая казалась мне неоправданным риском.

После недолгого молчания Фарен спросил:

— Вы так и не нашли его?

— Нет. Он потерян для всех нас, как и все его предшественники.

Флейта замолчала. Смех дриад на время стих. Сверху из самых высоких павильонов полилась песнь на эльфийском «Вечный огонь», которую Фарен услышал только здесь. Солнце стало червонно-золотым.

— Она скоро очнется.

Замечтавшись, молодой человек не сразу понял, о чем говорит эльф.

Херон степенным шагом направился к уединенному неосвещенному ничем, кроме заката, павильону. Фарен поднялся на ноги, с надеждой глядя на балкон павильона, будто Джайра могла там появиться с минуты на минуту.

— С ней должен быть кто-то рядом, чтобы она не навредила сама себе, — произнес эльф.

Ветер легко колыхал полупрозрачные занавеси, отсвечивающие в закатном свете всеми цветами радуги. Обрывками до слуха долетало пение на эльфийском, словно нисходящее с небес. Джайра обвела взглядом комнату. Веки все еще были тяжелы, все тело ныло от болезненной слабости, некоторые мышцы затекли от долгого напряжения. Все ее вещи были аккуратно разложены на столе и двух стульях, сама же она обнаружила на себе не привычную темную рубашку и охотничьи брюки, а шелковое одеяние, какие носят только эльфы. Все еще не в состоянии осмыслить обстановку, она попыталась сесть в постели, но тут же бок пронзило резкой болью, заставившей сжаться.

— Тебе еще нельзя двигаться.

Мягко ступая по мраморному полу комнаты, к ней подошел Херон, приподнял подушку и помог ей устроиться удобней.

— Ты?

— Рад, что ты меня помнишь, — улыбнулся эльф.

— Где я?

— В Эльфийских Княжествах. В Пристанище, что в Озерном Краю.

— Озерный Край?!

— Ты не ослышалась.

Превозмогая боль, Джайра встала с кровати, хватаясь за любую опору, и направилась к балкону. Понимая, что не остановит ее, Херон, поддерживая за локти, помог ей дойти до перил, оплетенных цветами.

Тяжело облокотившись о решётку, Джайра посмотрела на Херона и указала на его сверкающую лунным камнем диадему:

— А ты, значит…

— Князь этого княжества, — кивнул эльф.

— Так я и знала, — пробурчала Джайра. — И как мне теперь вас называть, ваше вашество?

Он широко улыбнулся.

— В силу нашего давнего знакомства зови меня просто Херон.

— Ага… Ну и паршивый же ты актер, Херон.

Эльф рассмеялся.

— Когда-то люди велись на это. Теперь уже не те нравы, что были прежде.

Джайра с восхищением созерцала открывшийся ее глазам простор Пристанища. Радующие глаз сочетания разного света умиротворяли душу. Эльфийское пение теперь было слышно лучше, и в нем она узнавала знакомую песню.

— Как я здесь оказалась?

— Тебя привезли сюда Фарен и Ксия три недели назад. Они едва успели…

— Три недели?!

Эльф кивнул.

— О девять кругов ада…

— Ты торопишься?

— Да, на главное торжество.

— Какое же?

— Турнир в Тааре, чтоб его съели пески времени. Я дала обещание рыцарям, — на недоумевающий взгляд Херона она пояснила. — Кровопийца дал им обещание.

— Да, наслышан об этом.

Усмехнувшись, она схватилась за рану от приступа судорог и нестерпимой боли.

— Больно? — сочувственно спросил Херон. — Рана будет болеть еще очень долгое время. Яд василиска очень сильно въедается в плоть. В твоем теле его больше нет, но тот вред, что он нанес, останется твоей слабостью на всю жизнь.

Джайра печально вздохнула.