Происхождение партократии - Абдурахман Авторханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из критиков или оппозиционеров ЦК на съезде выступили четыре человека: Троцкий, Преображенский, Радек и гость от Коминтерна Б. К. Суварин.
Троцкий обещал воздержаться от всякой полемики, которая может обострить положение или внести в дискуссию личные моменты. Это была, пожалуй, самая содержательная и самая аргументированная из всех речей Троцкого на партийных съездах. В то же время она находилась и по форме, и по тону в таком резком контрасте с той грубой, примитивной и развязной полемикой сторонников ЦК, что вслед за Углановым Зиновьев назвал речь Троцкого «парламентской». Он пояснил, что он понимает под «парламентской» речью: «Парламентскую речь можно охарактеризовать двумя чертами. Первая, когда человек говорит не совсем то, что он думает, или даже совсем не то, что он думает. Вторая черта – когда человек, выступая в парламенте, «через окно» говорит какой-то другой среде… Я думаю, что в речи т. Троцкого были обе эти черты» (там же, стр. 251). Речь Троцкого с точки зрения партийной ортодоксии, с точки зрения ленинизма, была настолько неуязвима, что Зиновьев, как и Сталин с Каменевым, объявил ее неискренней.
Поскольку критиковать позиции Троцкого по существу было невозможно, его критиковали не за то, о чем он говорит, а за то, о чем он не говорил, но, по мнению «тройки», должен был говорить. Этот уникальный прием полемики с противником был изобретен Сталиным.
Троцкий начал с констатации факта, что сам ЦК в единогласном решении Политбюро от 5 декабря 1923 года «открыто провозгласил изменение внутрипартийной политики», чтобы ликвидировать, как отмечено в этой резолюции, «наблюдающуюся бюрократизацию партийных аппаратов и возникающую отсюда угрозу отрыва партии от масс» (там же, стр. 146).
Надо указать, что это постановление ЦК не было актом доброй воли ЦК – это был компромисс подкомиссии ЦК в составе Троцкого, Каменева и Сталина (об этом Сталин говорил на XIII съезде). Политбюро вынуждено было временно пойти на этот компромисс ввиду сильного, возрастающего давления партийной массы. Поэтому ЦК хотя и опубликовал решение от 5 декабря, но совершенно не собирался руководствоваться этим компромиссным решением (недаром его никогда не включали и до сих пор не включают в партийную кодификацию – в «КПСС в резолюциях»).
Однако Троцкий воспользовался этим решением и через три дня – 8 декабря – выпустил свой знаменитый «Новый курс», который являлся как бы комментарием решения ЦК от 5 декабря.
Сейчас партийные историки квалифицируют «Новый курс» почти как контрреволюционный документ (3. И. Ключева, «Идейное и организационное укрепление компартии…», 1970, стр. 129), хотя он печатался с согласия ЦК в «Правде», начиная с 11 декабря 1923 г. Конечно, Троцкий писал там очень неприятные для «тройки» вещи. Стоит привести только три цитаты:
«Партия живет на два этажа: в верхнем – решают, в нижнем – только узнают о решениях» (Л. Троцкий, «Новый курс», Москва, 1923, стр. 12);
«Опасность старого курса… состоит в том, что он обнаруживает тенденцию ко все большему противопоставлению нескольких тысяч товарищей, составляющих руководящие кадры, всей остальной массе, как объекту воздействия» (там же);
«Было бы смешной и недостойной политикой страуса не понимать, что формулированное резолюцией ЦК обвинение в бюрократизме есть обвинение именно по адресу руководящих кадров… Дело в аппаратном курсе, в его бюрократической тенденции. Заключает ли в себе бюрократизм опасность перерождения или нет? Было бы слепотой эту опасность отрицать. Бюрократизация грозит отрывом от масс, сосредоточением всего внимания на вопросах управления, отбора, перемещения, сужения поля зрения, ослабления революционного чутья, то есть большим или меньшим перерождением старшего поколения… Усматривать в этом предостережении, опирающемся на объективное марксистское предвидение, какое-то "оскорбление", "покушение" и пр. можно только при болезненной бюрократической мнительности и аппаратном высокомерии» (там же, стр. 13).
Эти свои тезисы Троцкий обосновывал на XIII съезде ссылками именно на решения ЦК от 5 декабря.
Так как вернейшим единомышленником «тройки» в Политбюро был Бухарин, то Троцкий привел выступление Бухарина на одном из партийных собраний Москвы, как доказательство роста партаппаратного бюрократизма. Бухарин говорил там: «Недостатков, которые привели к известному полукритическому состоянию нашей партии, бесконечное множество… Обычно секретари ячеек назначаются райкомами… Приходят и спрашивают: "кто против?", и так как боятся высказаться против, то соответственный индивидуум назначается секретарем бюро ячейки… У нас в большинстве случаев выборы превращаются в выборы в кавычках. С порядком дня та же процедура… Зачитывается заранее заготовленная резолюция, которая проходит по шаблону… "Кто против?", а так как говорить против начальства нехорошо, то этим вопрос кончается… Вот обычный тип отношений в наших партийных организациях… "Никакой дискуссии!", "Кто против?" и т. д. и целая система таких приемов сводит на нет внутрипартийную жизнь… Я привел несколько примеров из наших ячеек. То же самое можно заметить в несколько измененной форме и по следующим рядам нашей партийной иерархии» («Тринадцатый съезд…», стр. 147-148).
Процитировав Бухарина, «одного из видных членов ЦК», Троцкий отметил, что причины, указанные Бухариным, «побудили ЦК, с теми или иными внутренними разногласиями, вынести в целом решение столь исключительной важности», решение, в котором сделан вывод: «интересы партии… требуют серьезного изменения партийного курса в смысле действительного и систематического проведения принципов рабочей демократии» (там же, стр. 147-148).
Как «Новый курс», так и «письмо 46-ти» (Пятаков, Преображенский, Серебряков, Сапронов, Смирнов, Осинский, Дробнис и др.) требовали проведения в жизнь вот этого самого единогласно принятого постановления ЦК. Нелепость сложившегося положения заключалась в том, что «тройка» вовсе не собиралась его проводить в жизнь; «тройка» просто создавала себе документом 5 декабря алиби против Троцкого, а Троцкий и всерьез думал, что старый курс бюрократизации партии кончился и отныне начинается «Новый курс».
ЦК хотел так проводить внутрипартийную «рабочую демократизацию», чтобы партии были предоставлены широкие права единодушно голосовать за ЦК, а всякого, кто его критикует, можно было бы подвести под ленинские санкции из резолюции «о единстве партии». X съезда. Троцкий и «46» выступали против этого. Троцкий процитировал на XIII съезде как раз то место из резолюции 5 декабря, где сказано, что «только постояннная живая идейная жизнь может сохранить партию, какой она сложилась до и во время революции, с постоянным критическим изучением своего прошлого, исправлением своих ошибок и коллективным обсуждением важнейших вопросов. Только эти методы работы способны дать действительные гарантии того, чтобы эпизодические разногласия не превращались во фракционные группировки… Для предотвращения этого требуется, чтобы руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс, не считали всякую критику проявлением фракционности…» (там же, стр. 152).
Закончив цитату, Троцкий сказал: «Это – составная часть той же резолюции ЦК, и я думаю, что мы не имеем ни прав, ни оснований выкидывать ее ни из нашей памяти, ни из истории партии» (там же).
Но ЦК все это выкинул из памяти и из истории, тем более, что, судя по стилю текста, автором этой резолюции был сам Троцкий, что, впрочем, впоследствии Сталин подтвердил, констатировав, что ЦК, несмотря и вопреки решению 5 декабря, рассматривает любую критику против ЦК как «мелкобуржуазный уклон» (оценка позиции Троцкого и «46-ти» на XIII конференции). Троцкий закончил эту часть речи указанием на то, что подобная политика ЦК вызывает у него «большие сомнения и величайшие опасения».
На требование Зиновьева, чтобы Троцкий вышел на трибуну и сказал, что в происходящей дискуссии права была партия («тройка»), а он ошибался, Троцкий ответил: «Никто из нас не хочет и не может быть правым против своей партии. Партия в последнем счете всегда права, потому что она есть единственный исторический инструмент, данный пролетариату для разрешения его основных задач. Ничего нет легче, как сказать: вся критика, все заявления, предупреждения и протесты, – все это было сплошной ошибкой. Я, товарищи, однако этого сказать не могу, потому что этого не думаю. Я знаю, что быть правым против партии нельзя. Правым можно быть с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала… Правда или неправда в отдельные моменты, но это моя партия… Если я здесь, по мнению иных товарищей, напрасно рисовал те или другие опасности, то я, со своей стороны, считаю, что я выполняю только долг члена партии… Не только у отдельного члена партии, но даже у самой партии могут быть отдельные ошибки, таковы, например, отдельные решения последней конференции» (там же, стр. 158-159).