Ведущий в погибель - Надежда Попова

– И как же вы предлагаете это обеспечить, госпожа фон Рихтхофен?

– Я вышлю вам официальное приглашение – обоим. По всем правилам. Не явиться после этого Александер не сможет; и вы тоже, майстер Гессе фон Вайденхорст, учтите это и на будущее… Потеря первых пары-тройки дней, конечно, неприятна, однако не играет существенной роли – упомянутая вами «попойка» начнется с турнира, где будет уйма ненужного и постороннего в нашем деле народу, второй день уйдет на то, чтобы отсеять их, и лишь к третьему дню подтянутся «свои», которые и интересуют нас с вами.

– Еще и турнир? – покривился Курт насмешливо. – Господи, это-то вы к чему придумали?

– Это не моя идея, – с заметным недовольством пояснила Адельхайда. – Это задумка тетушки. Когда я подвела ее к мысли о, как вы выразились, «высокородной попойке», она придумала учинить празднество по устоявшимся традициям ее молодости; она не говорила об этом вслух, но я подозреваю, что в ее голове вызревает план подыскать мне таким образом подходящего мужа. Судя по ее довольно неуклюжим намекам, я не ошибаюсь. Найти богатого мужа из своего сословия в наше время практически невозможно, посему, по ее мнению, следует хвататься хотя бы за «настоящего мужчину и рыцаря».

– Каковым, несомненно, и был ее покойный супруг – образец для всех на свете…

– Остерегу вас, кстати, майстер Гессе, – строго заметила Адельхайда, – от того, чтобы вы назвали «покойным» моего дядюшку в ее присутствии. Строго говоря, его нельзя полагать бесспорно мертвым. Попросту однажды он решился предпринять паломничество по святым местам и монастырям Германии, из коего так и не возвратился; было это лет тридцать назад, однако тетка до сей поры ожидает его возвращения. Прислуга исправно убирает его комнату, конюшие следят за тем, чтобы его любимый жеребец был в порядке… Само собою, любимого жеребца дядюшки давно нет в живых, однако на подобные мелочи тетка внимания не обращает; в стойле топчется гнедой, и этого ей довольно. На месте дяди за столом на редких торжественных обедах лежит его перчатка и парадный меч, и страшная немилость ожидает того, кто осмелится высказать уверенность в его гибели где-то по пути домой. Согласна, с головой у тетки не все в порядке, но в остальном она милая и даже благодушная старушка. Если вы умудритесь ей приглянуться, будете иметь право на свободу действия и сло́ва в ее жилище. Кстати, это будет несложно – она верная католичка и полагает Инквизицию единственным оплотом добропорядочности в нашем преисполненном грехом мире. Она гессенка, и «весь этот баварский сброд» считает еретиками от рождения, заранее обреченными на адские муки.

– Так я вам нужен для установления добрых отношений с тетушкой?

– С тетушкой у меня отношения самые наилучшие – как и с любым родственником, которого видишь два раза в год. К прочему, она знает, что расследование смерти ее родного племянника, моего мужа, было проведено столь удачно именно моими стараниями, посему во мне она души не чает. Имея же в виду тот факт, что я – ее единственная оставшаяся в живых родня, вы и вовсе оставите в стороне все вопросы… Вы, майстер Гессе, мне нужны по иной причине. Музыканты, трюкачи – все это будет, однако это привычно, набило оскомину и наскучило давным-давно; но вот нечто подобное вам – это что-то новенькое и занимательное. Вы будете украшением нашего торжества.

– Вроде оленьих рогов над очагом? – уточнил Курт сумрачно, и Адельхайда серьезно качнула головой:

– Быть ли вам на том празднестве рогами и для кого – вам решать, хотя я бы остерегла от столь несвоевременных развлечений: проблемы с буйными мужьями нам ни к чему… Нет, майстер Гессе, вы будете – вроде живого оленя. Или медведя. Умеющего кланяться дамам, разговаривать с мужчинами и улыбаться детям. Впрочем, если вы окажетесь неспособным к этому – не беда; никто не удивится. Что бы вы ни сделали, это вызовет живейший интерес и будет воспринято как должное – вскочите ли танцевать на перила балкона или внезапно начнете декламировать псалмы. В этих краях живой инквизитор – нечто необычайное, а уж тем паче инквизитор с рыцарской цепью, к тому же заслуженной перед Императором собственными силами; весь их интерес будет направлен на вас. Вы мне нужны для отвлечения внимания, майстер Гессе. Для того, чтобы эти вечера за поглощением яств и напитков прошли не так, как обыкновенно. Не так, как все они привыкли. Чтобы присутствующие думали по большей части об одном занимающем их предмете.

– Благодарю, – кисло отозвался Курт. – Говорящим медведем бывать пока не доводилось; наверняка и это будет неоценимым жизненным опытом. Вот только не кажется ли вам, госпожа фон Рихтхофен, что присутствие человека с Сигнумом насторожит нашего неизвестного подозреваемого, если он и впрямь окажется среди ваших знакомцев?

– Всенепременно насторожит, – кивнула она убежденно. – Насторожит, взволнует, встревожит. Надеюсь, выведет из равновесия. Особенно если он уловит на себе ваш испепеляющий, подозревающий во всех смертных грехах взгляд, каковым вы, не сомневаюсь, будете одарять каждого в трапезной зале.

– Это указания к действию?

– Это констатация факта. Вы и на меня смотрите так, и на Александера, и на прохожих на улицах города. Наверняка и на себя самого в зеркале. В нашем случае это неплохо.

– Пусть так, – отмахнулся Курт, – однако же нет полной убежденности в том, что там будет что-то найдено. Что мы не проведем несколько дней, чревоугодничая и погрязая в праздности, ничего, кроме изжоги, через это не обретя. Не прощу себе, если это будет так.

– А главное – мне не простите как автору этой идеи? – договорила она; Курт кивнул:

– Не стану отрицать. Буду говорить откровенно: Александер верит в вас, и, быть может, он прав, не знаю – он уже работал с вами, ему виднее. Возможно. Я… я вам верить не могу. Я не могу поручиться за то, что вы знаете, что делаете. Не могу быть уверенным в том, что вы поступаете верно, и я должен слушаться ваших советов и указаний.

– У вас есть альтернатива, майстер Гессе? – безмятежно поинтересовалась Адельхайда. – Есть свой вариант? Свой план – лучше, чем мой? Подели́тесь, обсудим, и, вполне возможно, примем его к действию. Я не глумлюсь, я говорю вполне серьезно.

Курт недовольно поджал губы, опустив взгляд в пол, понимая, что возразить ему нечего.

– Планов у меня нет, – вынужденно сознался он, и Адельхайда кивнула:

– Верно. Планов у вас нет. Их, собственно, нет и у меня – нет и не было, и вся эта суета с «высокородными попойками» тоже придумана не мною. Наше с вами руководство сочло, что это будет правильно. Мне, как и вам, было сказано: «Si melius quid habes, arcesse, vel imperium fer»[137]. Но и у меня мыслей нет. Никаких… Утешьтесь, – сострадающе улыбнулась она. – Пусть вам станет легче оттого, что вы не выглядите глупее меня – мы с вами в этом деле заплутали вместе, одинаково не имея ни малейшего представления о том, в какую сторону выбираться.