Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

Но ковер под ногами был приятен на ощупь, и я пошла за Кистеном, стараясь не нащупывать в сумке флакон, который, как сказал Кист, там лежал. Сам Кист снова напрягся, выставив челюсть, и очень помрачнел – совсем не тот победительный вампир, который чуть не заставил меня капитулировать. Вид у него был ревнивый и обиженный. В точности как у любовника, который получил отставку.

Дай мне это, – звучало у меня в памяти, и я не могла унять дрожь. Интересно, просил ли он Пискари точно так же, зная, что просит крови. И еще мне было интересно, что взятие крови значит для Кистена: случайную связь или нечто большее.

Приглушенный звук уличного движения отвлек мое внимание от картины, на которой, похоже, Пискари и Линдберг пили пиво в английском пабе. Шагая медленно, чтобы скрыть хромоту, Кистен ввел меня в подземную гостиную. И дальнем ее конце имелся выложенный кафелем уголок для завтрака, а перед ним – убей меня Бог! – окно второго этажа, выходящее на реку. Пискари блаженствовал за небольшим плетеным из проволоки столиком прямо в центре этого круглого пространства, окруженного ковром. Я знала, что мы под землей, и это не окно, а всего лишь видеоэкран, но чертовски было на окно похоже.

Небо светлело с наступающим рассветом, бросая блики на серую реку. Небоскребы Цинциннати темнели силуэтами на фоне светлеющего неба. От колесных пароходов поднимался дым – там разводили пары, готовясь к первой волне туристов. Воскресный трафик был неплотен, и шум отдельных проезжающих автомобилей терялся за стуком, звонами, грохотом, неведомо откуда доносящимися окликами, создающими городской фон. Вода рябила под бризом, и у меня волосы шевелились в такт порывам ветра. Пораженная последней деталью, я подняла голову и стала осматривать потолок, пока не заметила отдушину. Где-то вдали прогудела сирена.

– Получаешь удовольствие, Кист? – спросил Пискари, отвлекая мое внимание от бегуна с собакой на дорожке вдоль реки.

Кист покраснел, даже шея побагровела, и склонил голову.

– Я хотел понять, о чем говорила Айви, – промямлил он, и вид у него был как у мальчишки, которого поймали за поцелуями с соседской девчонкой.

Пискари улыбнулся:

– Правда, потрясающе? Оставить ее вот так, непривязанной – это очень, очень забавно, пока она не попытается тебя убить. Но ведь это и есть самое интересное?

Ко мне стало возвращаться напряжение. Пискари выглядел непринужденно, сидя в легком темно-синем шелковом халате на одном из двух металлических плетеных стульев от того же стола. В руке у него была сложенная утренняя газета. Сочный цвет халата идеально гармонировал с янтарной кожей. Из-под стола виднелись босые ноги – длинные и худые, того же медового отлива, что и лысина. От этого неглиже я встревожилась еще сильнее. Вот только этого мне и не хватало.

– Красивое окно, – сказала я, думая, что оно лучше, чем у этой жабы Трента. Он бы мог сам всем этим заняться, если бы стал действовать, когда я ему сказала, что Пискари и есть убийца. Мужчины все одинаковы: получить что можешь бесплатно, а про остальное наврать.

Пискари сел поудобнее, полы халата разошлись, обнажив колено. Я быстро отвернулась.

– Рад, что вам понравилось, – ответил он. – Когда я был жив, терпеть не мог восходы. Сейчас это мое любимое время суток. – Я фыркнула. Он показал на стол: – Хотите чашечку кофе?

– Кофе? – переспросила я. – Мне кажется, это против гангстерского кодекса: пить кофе с тем, кого сразу после этого убьешь.

Пискари удивлённо приподнял тонкие брови, и до меня дошло, что он от меня чего-то хочет, иначе бы просто послал Алгалиарепта убить меня в автобусе.

– Черного, – ответила я. – И без сахара.

Пискари кивнул Кистену, и тот беззвучно удалился. Я подвинула второй стул, села напротив Пискари, поставила сумку на колени и молча посмотрела в фальшивое окно.

– Мне нравится ваша берлога, – сказала я язвительно. Пискари приподнял бровь. Жаль, что я этого не умею, но учиться поздно.

– Когда-то здесь была подземка, – сказал он. – Мерзкая дыра в земле под чьими-то причалами – правда, смешно? – Я промолчала, и он продолжил: – И здесь был шлюз в мир свободы. Иногда и сейчас бывает. Ничто так не освобождает личность, как смерть.

Я тихо вздохнула и отвернулась от окна, гадая, сколько еще этой дурацкой мудрости веков он заставит меня выслушать перед тем, как убить. Пискари кашлянул, и я повернулась обратно. В вырезе халата мелькнули черные волосы, икры, видные сквозь металлическое плетение стола, были сплошь мышцы. Я вспомнила, как горячо и быстро поднялось во мне желание в лифте с Кистеном, и осознала, что это все вампирские феромоны. Лжец. А то, что Пискари мог одним звуком пробудить во мне такие воспоминания и еще многое, вызвало очень неприятное чувство.

Не в силах сдержаться, я вскинула руку к шее, якобы убрать волосы с глаз, но на самом деле – чтобы прикрыть шрам, хотя для Пискари он был куда более отчетлив, чем, скажем, нос у меня на лице.

– Вам не надо было ее насиловать, чтобы заставить меня прийти, – сказала я, решив не бояться, а злиться. – Вполне хватило бы головы убитого коня у меня в кровати.

– А мне хотелось, – ответил он, и в его голосе была сила ветра. – Как бы ни хотелось тебе думать иначе, Рэйчел, здесь дело не только в тебе. Отчасти так, но не только.

– Для вас я не Рэйчел, а миз Морган.

Он отреагировал на это трехсекундным насмешливым молчанием.

– Я сильно избаловал Айви, и уже пошли разговоры. Настало время вернуть ее в стойло. И это доставило нам удовольствие – нам обоим. – Он заулыбался своим воспоминаниям – чуть блеснули клыки и раздался тихий, почти неслышный счастливый вздох. – Она удивила меня, зайдя куда дальше, чем мне нужно было. Я уже лет триста, не меньше, не терял самообладание до такой степени.

У меня свело живот судорогой – волна наведенного вампиром желания нахлынула и ушла. Ее мощь лишила меня дыхания, я непроизвольно потянулась удержать ее.

– Сволочь! – сказала я, вытаращив глаза, слушая стук собственной крови в ушах.

– Вы мне льстите, – ответил он, приподнимая брови.

– Она передумала, – сказала я, чувствуя, как остатки его желания умирают во мне. – Она не хочет быть вашим наследником. Оставьте ее в покое.

– Поздно. И на самом деле она этого хочет. Я не принуждал ее, когда она принимала решение – не нужно было. Она была рождена и воспитана для этого высокого положения, а когда она умрет, то обретет достаточную сложность, чтобы быть подходящим мне спутником, достаточно разнообразным и утонченным в мыслях, чтобы ни она мне не наскучила, ни я ей. Видите ли, Рэйчел, нечестно было бы сказать, что дефицит крови сводит вампира с ума и выгоняет на солнце. Это делает скука, вызывающая недостаток аппетита, который ведет к безумию. Работа над воспитанием Айви помогла мне избежать такой судьбы. Сейчас она овладевает своим потенциалом, и поможет мне не сойти с ума. – Он изящно наклонил голову. – И я ей отплачу тем же.