В городе Ю (Рассказы и повести) - Валерий Попов

Отлично!

Как холодно в высоте!.. Ну, где тут моя капсула? Все уже спят?

- Полундря-я-я-я! - заорал я, появляясь в кубрике. Хлопцы очумело вскакивали - и у каждого в трусах явно намечался "утренний фактор"! Это оружие нам и понадобится. Правильно приняли сигнал! По лестнице из меркурина - она же антенна - я побежал в блок управления.

- Это ты? - крикнул, следуя за мной, Ваня Нечитайло, и слезы хлынули из моих уже несуществующих глаз!

Тронулись!

Ну что же... мне вверх, а вам, пока живы, вниз!

Мягкий всеобнимающий свет. Тихое сипенье флейты.

Здорово, батя!

Как печален вид с высоты!

Лунные южные холмы.

Черные северные болота.

... Хочу в последний раз увидеть ее!

Земля стала укрупняться... темные разливы в мертвых деревьях. Сонькина Губа! А вот и наша избушка. Резко спикировал. Пролетел по всем нашим комнатам... Нелли нигде нет!

А-а-а! В сарае, наверно, как всегда? Полетел туда - она как раз вышла наружу... и покачнулась, ухватилась за ручку... Опять?!

Хорошо, значит, живем? Сараи посещаем?

Она вдруг присела на корточки, подняв лицо кверху... но не видя меня.

Я напрягся всей душою. Но что такое душа? Лишь сгусток информации. Единственное, что я мог, завибрировав, - это электризовать капли в туманном небе, они стали слипаться, укрупняться и, став тяжелыми, летели вниз. Не открывая глаз, она ловила их ртом, размазывала языком по губам - снова была со мной. Золотой дождь!

Потом вдруг застонала:

- Ну скорее... змей!

Обратно я летел в полной тьме. И наконец - запахи я чувствую! почувствовал море! Так... Но хотелось бы сориентироваться точнее. О! Вроде та длинная палка, чернеющая в темноте, - труба кочегарки Дачи Генсека. Точно! Зуб даю, золотой!

... Впрочем, как всегда, горячишься. Расшвырялся зубами!.. Тела не имеешь - не то что зубов!

И тут как раз "встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос"!

И осветила виноградный склон!

Вот они, мои соколики: тесно сплетясь с вакханками, спали в виноградных разгородках. Я летел на бреющем, разглядывая их... Ваня Нечитайло, Петя Скобцев, Дима Орлов, Маракулин, Панков, Зинченко. Праздник Вакха удался: гроздья винограда лежат у них на устах и на других местах. О, и кое-кто из "партизан" примазался! Молодцы!

Меня только тут нету!.. Много захотел.

Зато передал свою программу, последнее желание, последнюю команду - и она выполнена!

Ну я - прям как рядовой Пермитин, который, умирая, сжал зубами разорванный провод и передал сигнал!

Маркс строго хмурится с высоты, а где ж та "железная таблетка", что на губе у него раньше была?

Где, где! Смотреть надо лучше! У тебя на бороде!

А кто это там бодрствует, торопится в отдалении? О-о, мистер Карпентер!

- Не видать ли наших козз?

- Оф козз!

Евангелие от Маркела

Очнулся, как от толчка, в белой палате, испуганно огляделся. Кто-то стонал неподалеку, весь утыканный трубками.

О Господи!

Геныч!

Ничего страшней нельзя было увидеть!

А кто же тогда - я?

Снова - вне?

... Да не! Передо мной в некотором отдалении босая нога с резко выдающимся средним пальцем.

Где-то я ее раньше видел!

Моя?

О Господи! Это когда Маркел с баяном по снегу шел босой - тогда видел!

Теперь я - сын Маркела?

Ужас!

Сумел-таки приподняться на койке, посмотреться в зеркало над умывальником.

И захохотал.

Ты - сын Маркела?

Надейся!..

Сам Маркел! Скопив снова силы, поднялся, полюбовался.

Во угораздило!.. Маркелло Мастроянни! Неожиданно сипло захохотал.

- Ну, докладывай, как на койку-то угодил.

- ... Я?

- Ты, ты!

- ... Чтой-то смутно припоминаю...

- Давай!

- Честно шел себе по набережной... Навстречу Ясон. С козой! Вымытая, кудрявая! Чистая картинка! На веревочке ее ведет, как невесту! На одном рогу - бант. А на поясе его - пистоль. И сам тоскливо озирается - мол, где тот, кто на невесту мою покусится? Надругается над старинным обычаем? И никого!

Ну, ясно. У нас и постановления партии и правительства игнорировались порой, не то что это. Вон главный диверсант - за бабой погнался вместо козы, израненный лежит!

Подошел к Ясону. Мирно его спрашиваю:

- А коза - за?

Тут зенки его окаянные злобой и налились.

- Не нужна мне коза! Не нужна, понял?

Стал пинать ее, та заблеяла.

Картина ясная: издевательство над животными. Семь лет дают - больше не дают!

Так... дальше.

Ну, тут он взял себя в руки, пошел прочь. Ну, тут уж я не выдержал.

- Эй, ты... коза-ностра! Тут он и кинулся ко мне!

Видать, выстрелить, вражина, хотел, но вместо этого дал по зубам!

Ну, я с набережной и рухнул...

- И мало еще тебе!

- Да-а-а! Святому Духу с его новым пристанищем крупно повезло!

Белая дверь заскрипела... и Дева вошла!

Что за Дева?

Та-ак! К Генычу подошла! На молодых, значит, тянет? Ну-ну!

А что он навряд ли вытянет - знает, нет? Я злобно захихикал.

Она вдруг показала Генычу язык.

О-о! Разулыбался, инвалид!

И тут же вдруг захрипел.

Дева испугалась, побегла - и скоро с ней Ромка вбежал, и Тайка с ним.

Покатили Геныча в последнюю дорогу. Тайка, подняв руку, за ним капельницу несла. И Дева шла.

А я один остался. Разволновалси сильно.

И вспомнил вдруг, где я Деву видел! В электричке!.. В какой такой электричке?.. Или то был не я? Геныч там, что ли, загнулся и переселилси в меня?

А скоро и ко мне кондратий пришел! Жму кнопку в стенке, жму... работает, как же!

Явились наконец Ромка с Тайкой. И недовольные еще чем-то! Начали непрямой, закрытый массаж сердца делать, как подслушал их я. Ромка на грудь мощно жмет - как ребра не сломает? Потом Тайка два раза мне вдыхает рот в рот.

Наконец-то я добрался до нее!

Ромка вспотел весь, упарился, глаза бегают... А-а, не получается ничего?!

Глядел я на его толстые волосатые руки, дышащую сипло грудь и понял вдруг: а вот куда я перескочу, ежели загнусь!

Захихикал.

- Отбой!.. Ожил! - шапочкой пот утирая, Ромка сказал.

И просчиталси! Все-таки я вселился в него сутки спустя!

Он даже вздрогнул тогда, к зеркалу метнулся...

"Позняк метаться!" - как Геныч говорил. Ты у меня и на баяне будешь играть!

... Да, сподобился! "Великого старца" в себе приютил! Вместе с музыкальным талантом его! Теперь вместо того, чтоб операции делать, сижу и часами на баяне играю! И не могу остановиться! Рэкетиры приходят денег требовать - и в ужасе уходят: такого они не встречали еще!

Вдруг секретарша всовывается. Ведь просил же не беспокоить!

- К вам старичок какой-то рвется! Как? Еще старичок?

- Ну, ладно, пусти. И входит Грунин. Вспомнили наконец-то!

Так что, когда Ромка в Египет собрался, я тут же был. Еще прикрикнул, помню, на него:

- А моя тормоза?

Заскрипел зубами, но взвалил-таки на плечо!

Так что в последний свой путь к пирамиде он, играя на баяне, шел, как русский человек!

Да и мне тоже сладко было! А то я уж и не надеялся, что увижу чего-нибудь, а тут все-таки... Так что Египет я разбойницки урвал!

И после всего нагромождения этого, эгрегоров и саркофагов, вознесений и воспарений, где, вы думаете, мы оказались? Обратно на земле. Туда, туда! Мол, там самое важное у вас! Стоило ли эгрегор городить?

И снова Санчо у себя на кладбище оказался, но живой!

Нашли то же венец творения!

Из командировки, всем объяснял, вернулся. Знаем мы эти командировки!

Но и мы, естественно, тоже свое место занимали в его душе. Включая баян. Нелька, конечно, зверем на это глядела, но что ж тут поделаешь: смерть есть смерть, жизнь есть жизнь!

Закинешь ногу на ногу, баян на солнце переливается.

"... Ты в ужасе глядела на меня". Старинный романс.

Но не случайно, оказалось, от Саньки горькой кинопленкой пахло сценарий написал про все эти дела и про всех нас.

Волновался все, на студию звонил: обязательно ли в трех экземплярах надо представлять али можно в одном? Ему на это отвечали, что обычно и одного экземпляра бывает много.

Послал-таки. Переживал, конечно. Ну и, ясное дело, все зря. Вернули через два дня: почему-то надорванный с краю, а сверху - отпечаток подошвы.

А на что рассчитывал-то? Кому эти штучки-дрючки нужны? Надо реалистицки писать! Умора, ей-Богу: ну кто ж может поверить, что я вот сейчас с вами говорю?

- Это точно ты?

- Точно.

Ночью по нашей меркуриновой крыше зазвенел дождь. Счастье наконец-то! Значит, торф завтра не загорится, значит, можно не погибать.

Бог - он тоже туповат слегка: все приходится повторять по несколько раз.

... Но все это после было. А мне больше нравится вспоминать момент может, самый лучший у меня, старика, - когда еще после первой одышки я в палате лежал, любовалси собой.

И тут заскрипела дверь - и Грунин появился в полном параде.

Что вместе с им росли, вместе воевали - последние полета лет не вспоминал как-то: разошлись путя! Даже и не здоровался. А тут явился! К одру. Да и то, видать, по казенной надобности.