Камелия - Лесли Пирс

— Правда? — Ник не мог представить Мэл полной. Он вспомнил, как Камелия посоветовала одной из официанток сесть на диету и составила для нее график потери веса. Вспомнил, как Мэл подбадривала девушку каждый раз, когда та сбрасывала килограмм. Теперь он понимал, почему она принимала все это так близко к сердцу.

— Что же мне теперь делать? — спросил Ник. — Я даже не представляю, где ее искать.

— Мне хотелось бы вам помочь, — растерянно произнес Берт. — Но я по собственному опыту знаю, что люди, которые убегают, остаются ненайденными до тех пор, пока сами не захотят появиться. Не имеет значения, как далеко мы зайдем в поисках. На вашем месте я поехал бы домой и стал ждать.

Но Ник не мог так поступить.

— Можете ответить еще на один вопрос? — спросил он. — Вы хоть на миг усомнились в том, что смерть Бонни была самоубийством?

— Да, я сомневался в этом, — ответил Берт, тяжело вздохнув. От виски его голубые глаза немного затуманились, но в них была решимость. — Если бы Бонни хотела покончить жизнь самоубийством, она сделала бы это как Мэрилин Монро — умерла бы на шелковых простынях, и при этом на ней были бы только духи «Шанель № 5». В то утро она даже сделала прическу. Одно время я вел тщательное расследование. Я постоянно ходил в тот дом на Фишмаркет-стрит, читал каждое письмо, каждый клочок бумаги, но так ничего и не нашел. Я был уверен, что в этом замешан мужчина. Камелия сама сказала мне, что слышала, как Бонни разговаривала поздно ночью с кем-то по телефону, а потом несколько недель была в приподнятом настроении, как будто она ожидала, что судьба улыбнется ей с минуты на минуту. В тот вечер кто-то привез Бонни в Рай. Но я не поверю в то, что даже в состоянии опьянения она могла подойти к реке, не говоря уже о том, чтобы в нее прыгнуть. Это было не похоже на Бонни. Но я был одинок в своем предположении, никто не хотел меня слушать. Если бы я нашел хотя бы одну улику, все могло бы быть по-другому. Но я ничего не нашел.

Когда бар закрылся, Берт и Ник вышли на улицу. Они нетвердо стояли на ногах, долгий откровенный разговор их сблизил.

Под слоем снега Мермайд-стрит казалась просто волшебной. Ник сдерживал детское желание пробежать и оставить следы на снегу.

— Вот здесь они жили, — сказал Берт, показывая на дом № 12, который стоял прямо напротив. За окном горел свет. Ник представил, каким был этот дом, когда Джон Нортон был жив. — Летними вечерами Камелия любила сидеть на тех ступеньках, играя в куклы.

— Будьте осторожны, — произнес Ник, схватив Берта за руку. — Не упадите в снег.

— У меня ноги настоящего полицейского, — ухмыльнулся Берт. — Я могу споткнуться, но не упаду. Учти, что мне хорошенько влетит, когда я приду домой. Я сказал, что приду не позже чем через час.

Они поняли друг друга без слов и испытывали друг к другу чувство благодарности, понимания и взаимного уважения.

— Спасибо, — сказал Ник.

Берт повернулся и пошел своей дорогой, но остановился через несколько метров и оглянулся. В пальто он казался большим и грозным.

— Дай мне знать, чем все закончится, — крикнул он. — А если найдешь Камелию, передай ей от меня большой привет.

Через два дня, сидя в мотеле в Фулхем, Ник впал в уныние. Номер был довольно обычный, но очень холодный. Это была маленькая комнатка, напоминающая коробку. На кровати лежало оранжевое покрывало, на потолке висела некрасивая люстра, имитирующая свечи, а на стене был плакат с изображением Лу в Корнуолле. Ник спрашивал себя: была ли Мэл сейчас в такой же комнате где-то в Лондоне? Может быть, она сидела и с горечью вспоминала о прошлом. Возможно, как и Ник, Мэл была сейчас очень расстроена.

Обойдя на следующий день заснеженный город, останавливаясь у тех мест, о которых ему рассказывал полицейский, Ник много узнал о детстве и юности Мэл. Возможно, если бы было тепло и солнечно, картины, которые рисовало его воображение, были бы не такими мрачными. Ник прошел мимо ее первого дома на Мермайд-стрит, потом спустился ко второму дому на Фишмаркет-стрит. Под ногами скрипел снег, ветер дул в уши, и он представил, каково было Камелии, когда ее забрали из красивого дома, в котором прошло ее детство, в такое мрачное место.

Дом номер двадцать два был таким же заброшенным, каким описал его Берт: окна потрескались, краска облупилась. Рядом была проезжая часть, узкий разбитый тротуар, на ступеньках и даже на окнах лежали талый снег и песок. Ник прошелся к школе и представил, как Мэл, толстая, одинокая девочка-подросток, возвращается в пустой дом.

Потом он поднялся по крутым ступенькам прямо на Хай-стрит и купил в булочной сосиску в тесте. Он подумал, была ли эта полная розовощекая женщина за прилавком миссис Роландз. Он не пытался заговорить с ней, а заглянул в кухню за прилавком и представил, как Мэл там работала.

И наконец, перед тем как поехать в Лондон, Ник спустился к заливу и посмотрел через реку на то место, где Берт нашел тело Бонни. Был прилив, река стала мутной и бурной. Над головой кружились чайки, их крики были такими же печальными, как и серое небо. Ник обрадовался, когда снова оказался в машине. Может быть, Рай и был самым красивым городом на южном побережье, но Нику показалось, что это место пропитано горем и одиночеством маленькой Мэл. Он больше не хотел сюда возвращаться. Ник был уверен, что так и произойдет.

Приехав в тот же вечер в Лондон, Ник решил назначить встречу сэру Маелзу Гамильтону на следующее утро. Вечером он хотел покопаться в архивах периодики и потом вернуться домой, в Бат. Но сэр Маелз мог с ним встретиться только через день, поэтому пришлось остаться в Лондоне на две ночи. У Ника было достаточно времени для того, чтобы обдумать не только прошлое Мэл, но и свое.

Раньше ему нравились газетные сенсации не только об известных лицах, но и об обычных людях. Но сегодня он понял, как больно читать такое о том, кого любишь. После официальной информации, которую предоставил Берт, Ник воспринимал статьи о нападении американца совсем по-другому. Он видел, что факты были перекручены. Но когда Ник прочел о смерти Беатрис Джаррет, в глазах у него стояли слезы жалости и сострадания. Для журналистов, которые сухо описали эту историю, Би была всего лишь еще одним последствием распущенности шестидесятых годов. Потом по ее стопам пошли Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Джим Моррисон и Брайан Джонс. Но если известные люди были представлены как народные герои, которые прожили короткую и насыщенную жизнь, то Беатрис, а с ней и Камелию, изображали как врагов общественной морали. Они были символом больного общества.

Ник разделся до майки и трусов и лег спать. Ему хотелось выпить чего-нибудь согревающего, он знал, что сон не придет к нему просто так. В голове было слишком много живых и грустных картин.