Всё потерять – и вновь начать с мечты... - Вадим Туманов

Не понимаю, как там считал Госплан: имея такие ресурсы, имея, повторяю, даже нашу отсталую технику, страна могла в течение десяти лет построить всю себя заново. Странно слышать, как нас сравнивают с Венгрией, с Польшей. Да, там есть работящие люди, хорошие традиции, более высокая культура труда. Но они не имеют таких ресурсов. Им приходится как-то выкручиваться, нам же этого делать не надо – только умно работать. Той же Болгарии, чтобы сделать что-то из своих знаменитых помидоров, необходимо покупать горючее, электроэнергию, газ, металл и так далее. Что говорить о Японии, Израиле – практически все страны вовлечены в сложные экономические связи. Чем Россия и отличается от остальных – на этом пространстве от Калининграда до Берингова пролива есть все необходимое для производства любой продукции. И была потребность только в новых технологиях. И в умном или хотя бы нормальном руководстве.

Заставить работать нельзя. Нужно было заинтересовать. А народ столько раз обманывали, что человек думал только об одном: как бы его не обманули в очередной раз. И если бы руководители действительно быстро решили жилищную проблему и создали условия, чтобы люди могли сами себя накормить, народ бы пошел за ними. У «прорабов перестройки» была такая возможность. Они ее просто потеряли.

Я твердо знаю: на предприятии человек может перестроиться в течение недели, если он, конечно, хочет перестраиваться. Ленивым на это нужен месяц. А люди, которые вообще не хотят работать, только говорят о перестройке. Много лет мы занимались разговорами… Перестройки, повторяю, у нас не получилось.

Мне часто возражают: это несправедливо! Перемены какие-то все же есть. Например, свобода…

Перемены есть, но каждый раз, говоря о достижениях, мы уходим от вопроса: а не могла ли наша страна за десять лет действительно перестроиться, жить много лучше? Я считаю: могла. Когда у нас миллионы молодых вообще не работали, это страшно. Нужно понять причину: почему люди не хотели работать? За такую зарплату действительно не стоило. Человек должен зарабатывать столько, сколько сможет. А наше руководство, вместо того чтобы заинтересовать людей, душило налогами именно тех, кто хочет и может работать. И улыбчивый министр финансов Павлов, при Горбачеве ставший премьер-министром, приложил к этому особенно много усилий.

Вот история, а таких много. У нас был повар из московского ресторана. Проработал в артели 12 лет. Все его любили: готовил превосходно, все успевал. В столовой всегда порядок, чистота, играла музыка. Сам пек вкуснейший хлеб. После разгона «Печоры» он вернулся в столицу, стал торговать. Когда я ему говорил: «Виталька, а как же работа?» – он отвечал: «Да вы что, я больше теперь никуда не поеду. Чем по колено в воде, лучше по пояс за прилавком».

Телецентр «Останкино», 1989 год. Экономист Татьяна Корягина:

– Простите, товарищ Туманов, я вас не знаю, но, занимаясь больше десяти лет теневой экономикой, хочу спросить: в артели «Печора» имело место хищение золота и вывоз его за границу?

В студии, где проходила наша встреча, раздался смех. Рядом с Татьяной Корягиной сидели народные депутаты Владимир Тихонов и Николай Травкин, следователь Евгений Чигир, адвокат Генрих Падва, почти все бывшие члены правления «Печоры», известные экономисты и журналисты. Большинство их бывало у нас в артели, и веселая реакция на вопрос растерявшейся Татьяны Ивановны свидетельствовала как раз о пропасти между тем, какими даже в после-брежневские времена власти видели успешных кооператоров, и тем, что кооперативное движение представляло собой на самом деле.

Татьяна Ивановна Корягина, доктор экономических наук, слывшая человеком прогрессивным, точно помнит день, когда занялась кооперативами.

Уже через две недели после смерти Брежнева сменивший генсека Андропов 25 ноября 1982 года создал при Госплане СССР секретную рабочую группу, поручив изучить положение дел в теневой экономике. В группу вошла Татьяна Корягина, впервые столкнувшаяся с кооперацией, по преимуществу торгово-потребительской, где на самом деле существовали неучитываемые, выводимые из-под налогов огромные доходы. Несколько лет спустя именно ей и ее сотрудникам Председатель Совета министров предложил разработать систему налогов для кооперативов. Они создали документ – основу для принятия правительственных решений, но секретная бумага, существовавшая, как полагалось, в одном экземпляре, исчезла где-то в коридорах власти, и сами разработчики потом не смогли ее отыскать.

Между тем разговор на встрече шел о вещах интересных.

Хотелось докопаться: почему наше общество с удовольствием потирает руки, как только в печати начинают бить кооператоров.

В расхожем представлении кооператоры – это шашлычники, которые стояли с дымящими мангалами вдоль всей Московской кольцевой дороги, или мелкие лавочники-кустари вроде них. Большинство населения не подозревало о существовании кооперативов, занимающихся производственной деятельностью, причем эффективнее, чем государственные предприятия. Отношение к кооперативам разделило людей на тех немногих, кто видел будущее в предпринимательстве, исповедовал свободное мироощущение, и на большинство, не способное расстаться с рабской психологией и признающее единственно возможной для себя работу в закрепощенном государственном секторе.

Интересную мысль высказал на встрече Николай Травкин. Замалчивая, ущемляя производственные кооперативы, работающие по государственным расценкам, конкурирующие с государственным сектором, противники реформ разрешали потребительским кооперативам набивать карманы и делали это не из глупости, а продуманно.

Тут-то и поднялась Татьяна Корягина и сказала с улыбкой:

– Я привыкла иметь дело с маклерами, с теневыми подпольными миллионерами. Мне хорошо известны мозговые центры подпольных организованных групп, разработчики психологии и тактики своего движения, которые часто мимикрируют под благополучные хозяйственные структуры. Поэтому у меня прямой вопрос: в «Печоре» все-таки имело место хищение золота и переправка за границу?

Милая Татьяна Ивановна, хотел я сказать, этот вопрос даже не пришел бы вам на ум, когда бы вы знали, как всю мою послеколымскую жизнь, уже освободившись, я постоянно чувствую, что все вокруг смотрят на меня как-то не так, по-особому, напоминают мне о прошлом, словно я меченый, и эта метка останется, наверное, на мне до конца дней. Потому я не устаю повторять всем, кто работает со мной: мы не можем позволить себе никакой ошибки. То, что простят другим, никогда не простят нам. Если бы за все эти годы была хоть малейшая зацепка придраться к нам, власти этот шанс не упустили бы.