Бойся света - Стелла Так

Громкие возгласы и свист, а также оскорбления доносились до нас, и через несколько секунд я поняла, что мы были единственными, кто стоял на месте. С неба падали все новые крупные капли, пропитывая мои волосы и стекая по лицу.

– Если мы не определимся сейчас, то точно промокнем до нитки, – сказала я.

Вэйн остановил взгляд на одном из входов и кивнул.

– Этот, – решил он.

– А какая разница? По мне, они выглядят одинаково.

Парень пожал плечами и объяснил свое решение:

– Просто чувство. В заклинательстве его нужно много.

– Тогда будем надеяться, что ты прав, – прошептала я, и мы пошли к дверному проему. Звуки за дверью стали приглушенными, а перед нами предстала каменная лестница в полную темноту.

– У нас нет фонарика? – слегка напряженно спросила я.

– Не волнуйся, я прихватил кое-что с собой, – успокоил меня Вэйн и достал из кармана мерцающую зеленую сферу.

– Что это? – зачарованно спросила я, когда экзорцист вложил ее мне в руку. На ощупь сфера была слегка прохладной.

– Блуждающий огонек, – ответил он. – Думаю, они нам не раз попадутся в этих подземельях. Постарайся не отвлекаться. Они ведут себя как…

– …миражи. Я знаю. У нас же с тобой одинаковые занятия, – напомнила я ему.

– Прости. Я много болтаю, когда нервничаю, – признался Вэйн, когда мы спускались по узкой лестнице.

Запах плесени, грибка и влажного камня окружал нас. Зеленый свет отбивался о стены подземелья, и внезапно из густой тени выскочил Генри. Вэйн резко вздрогнул, и мне пришлось схватить его за край одежды, чтобы он не покатился кубарем по ступенькам.

– Не волнуйся. Это мой Спиритус, – пояснила я.

К счастью, демонический пес набрал массу и перестал быть похожим на щенка. Тем не менее он выглядел более растерянным, чем обычно.

– А, – пробормотал Вэйн, а Генри вышел вперед и повел нас за собой.

Лестница заканчивалась каменной аркой, которая вела в небольшую комнату, будто вырезанную из скалы. Огонек осветил толстые темно-коричневые корни, образующие замысловатый узор на потолке и тянущиеся по двум коридорам, ответвляясь от того места, где мы стояли. В камне были высечены ниши. Некоторые из них выглядели так, словно в них можно уместиться лежа, а другие были забиты…

– Костями, – закончил мои мысли Вэйн.

– Так много, – прошептала я, осветив все вокруг. Здесь было полдюжины овальных выемок, а кости аккуратно сложены в них. Десятки, сотни, тысячи. Черепа смотрели на нас. Столько пустых глаз, которые никогда ничего больше не увидят; и все же мне казалось, что смотрели они прямо на нас/

Свет отодвинул от нас тени и прогнал несколько крыс и мышей, которые скрылись между костей. Их тихий писк и царапанье коготков по камню действовали мне на нервы.

Как выдержать двадцать четыре часа здесь и при этом не сойти с ума?

Вэйн выглядел куда более спокойным. Он приподнял сферу и осветил коридор, который вел вправо.

– Пойдем, Лиф. Давай найдем несколько призраков.

– Не думаю, что это будет сложно, – пробурчала я, но пошла за экзорцистом.

Генри держался рядом со мной, но не выглядел обеспокоенным, что немного успокаивало. Я вспомнила, почему не выбрала направление заклинателей. Призраки слишком пугали мою неустойчивую нервную систему.

Коридор вскоре свернул налево. Слева и справа от нас не было ничего, кроме камня и переплетения корней над головой, с которых изредка падали капли воды. Снова проход сменил направление, и послышалось тихое поскуливание. Я сразу замерла. Сердце колотилось в ушах, я направила ладонь со светящейся сферой вперед, но осветился лишь камень вокруг нас, словно мы были замурованы заживо.

– Вэйн, ты тоже это слышал? – прошептала я, когда послышалось хныканье еще раз. Звучало как… плач ребенка.

– Вот дерьмо.

Вэйн наклонил голову и прижал указательный палец ко рту. Мы прислушались, и хныканье с плачем стало громче. Прямо перед нами. Если бы мы продолжили идти, то неизбежно прошли бы мимо него. Волоски на моем затылке встали дыбом, и я едва успела сделать следующий шаг, как тело сковала паника. Экзорцист вел меня за собой. Генри зарычал, и плач прекратился.

– Эй? – неожиданно раздался тонкий голос. – Есть тут кто-нибудь?

Голос принадлежал совсем маленькому мальчику.

– Мамочка? – всхлипывал он, и голос эхом отражался от стен.

О господи.

У меня встал ком в горле, а в мозгах ярким красным цветом горели «Беги» и «Помоги».

– Эй? Мне так страшно, – пищал голосок ребенка.

– Что нам делать? – прошептала я Вэйну.

– Пойдем посмотрим, что это.

Прежде чем я успела его остановить, экзорцист двинулся вперед. Он шел, тьма рассеивалась, и перед нами возникла маленькая худощавая фигура. В углу подземелья притаился ребенок не старше лет четырех. Из головы у него торчал клок темных волос, все лицо было покрыто пылью и грязью, а в руках он держал кучу грязных лохмотьев.

Когда ребенок заметил нас, его глазки наполнились слезами, а тело затряслось.

– Пожалуйста, помогите мне. Я не знаю, где моя мама.

– Это майлинг, – понял Вэйн.

Майлинг – душа погибшего насильственной смертью ребенка. Более распространены майлинги были во времена, когда убивали незаконнорожденных младенцев. После смерти они плачут на месте тайного захоронения или расположения тела.

– Я не знаю, где моя мама, – повторял мальчик в слезах.

От одной только мысли, что такого малыша оставили одного умирать в этом месте, у меня разрывалось сердце. По позвоночнику пробежала дрожь, и я машинально сделала шаг вперед.

– Не трогай его! – вскрикнул Вэйн и схватил меня за руку, а мальчик заплакал громче.

– Мы не можем оставить его здесь сидеть, – сказала я.

– Вспомни наши занятия. Майлинги как полтергейсты. Что-то поддерживает его присутствие. Останки или какой-то предмет. Мы сможем запечатать призрака внутри.

– И что же… – начала я, но мое внимание тут же привлекли лохмотья в его маленьких ладошках. Это был плюшевый медведь. Старый, пыльный, изъеденный временем так, что от него остались лишь клочки ткани. – Плюшевый мишка.

Экзорцист кивнул.

– Как нам добраться до него, не трогая призрака? – спросила я.

– Ты отвлечешь призрака, а я займусь медведем.

– И как я должна это сделать?

– Импровизируй, – просто сказал он и подтолкнул ближе к призраку.

Мальчик тут же перестал плакать, уставившись на меня черными, как блестящий мрамор, глазами, в которых промелькнуло голодное, почти жадное выражение.

– Эм… эй, я Лиф, – представилась я. На меня таращилось бледное личико с впалыми щеками и слишком большими глазами.

– У тебя есть что-то поесть? Я так хочу есть, – пропищал ребенок.

– Эм, не то чтобы много. Хочешь батончик? – предложила я и достала из кармана шуршащую упаковку. Блеск в глазах мальчика стал странным.

– Лиф, не надо! –