Череп на рукаве - Ник Перумов

— Руслан! Ты, кстати, расшифровку записи смотрел? — повернулся ко мне Мёхбау. Я отрицательно покачал головой. — Посмотри обязательно. Ты у нас спец. Интересно, что ты потом скажешь.

— А где посмотреть, гос… Дитрих?

— А, доннерветтер… Вольфганг! Секретчика ко мне. С проектором. Быстро!

Бедный Вольфганг. Достаётся же ему сегодня. Ох и возненавидит же он меня, когда всё кончится…

Обер-фельдфебель-секретчик прибыл со своим опломбированным чемоданчиком. Выслушал батальонного, козырнул, развернул проектор.

— Зрелище неприятное, — вполголоса сказал Рудольф. — Но… посмотри, Рус. Мы тут вояки, так глубоко ксенобиологию не изучали.

Я быстро взглянул на него — не издевается ли? Чтобы имперский обер-лейтенант, белая кость, профессиональный военный из касты профессиональных военных «стержневой нации», вот так бы вот запросто признал превосходство какого-то русского?.. Слон издох, мышка в камне утонула. Но нет, Рудольф на самом деле не издевался. Он на самом деле мне верил…

Запись была хорошая. Почти все у нас носили на шлемах специально закреплённые миниатюрные камеры. На этом настояла контрразведка, её научный отдел. Мол, засняв во всех подробностях атаку Тучи, мы сможем… и так далее и тому подобное. Обычный бред, ради которого людей так часто посылают на смерть.

— Вот здесь, Руслан, — сказал Мёхбау. — Смотри отсюда. Вот… Туча падает., накрывает твоих…

Ребят можно было опознать только по личным номерам да знакам различия — поляризационные забрала шлемов опущены, броня затянута вглухую.

— Обер-фельдфебель! Замедлить! — приказал батальонный.

Теперь можно было рассмотреть каждую тварь в отдельности. Они были все разные. Одинаковых попадалось совсем мало. И они не просто беспорядочно падали на нас. Они атаковали. В строгом боевом порядке. Они держали строй. Все эти жуки, стрекозы и прочая живность, которой скорее бы подошло название «нечисть».

У меня похолодело и зашлось сердце, когда я увидел, как твари, растопырив крылья, стремительно облепляют моих ребят. Все бестии, оказывается, имели высовывающиеся из-под панцирей присоски. И они не только старались прилипнуть к броне. Я увидел, как с невероятной скоростью выстреливают какие-то склизкие языки, сплетаются, соединяются, чуть ли не на глазах прорастают друг в друга кровеносные сосуды, раскрываются какие-то пузыри, похожие на системы внешнего пищеварения, как твари образуют сложную, но стройную систему, по всей вероятности, предназначенную именно для того, чтобы вскрывать сделанную человеческими руками броню. А броня — она всё же не из титана. Усиленные броне-пластики, и так далее — но они всё-таки не могут выдержать натиск Тучи. Они бессильны против неведомых нам систем быстрого, практически мгновенного катализа. Остаётся только облачиться в какой-нибудь титаново-иридиевый доспех.

Я слил шаги во мраке трассыС тяжелым маршем русской расы, до глаз закованной в броню.

— Ещё медленнее, Вольфганг, — зазвенел голос Мёхбау.

Да, это была машина. Прекрасно сделанная, великолепно-сложная машина. Не знающая сбоев — так же, как почти не знает их единичная клетка нашего тела. Работающая очень быстро — наш удар смёл тварей с тел товарищей спустя секунду, не более — однако им хватило и этой секунды.

Да, это на самом деле «оружие первого удара». Невероятно сложное. Требующее колоссальной согласованности. В буквальном смысле живого компьютера, управляющего всеми маневрами. И ничего удивительного, что полки на Омеге-восемь не выдержали этого самого удара.

— Что думаешь, лейтенант? — К нам подходил Валленштейн. — Прошу господ офицеров оставаться на своих местах. Сейчас время неофициальное. — Он вновь повернулся ко мне, — Так что всё-таки думаешь?

Я сказал. Живая система, идеально сосчитанная. Но очень короткоживущая. В принципе, наверное, после раскрытия «маток» нам лучше всего было бы и вовсе отступить — через несколько часов все эти жуки-стрекозы посдыхали бы сами.

— Логично, — отрывисто сказал обер-лейтенант. — Хотел бы я, чтобы так оказалось на самом деле. Однако вот те ребята, что жгут леса на востоке, с тобой бы не согласились, Фатеев. Твари и не собираются умирать. Они впадают в спячку. Научники собирали их чуть ли не руками.

— Не может быть! — вырвалось у меня.

— Сомневаешься? Я тоже, — кивнул подполковник. — Пошёл бы, поговорил с ними, лейтенант, а? Потом проведёшь разъяснительную работу с личным составом. Главное ведь — не бояться врага, а для этого — его надо понимать.

Я не согласился бы с этим постулатом, но благоразумно решил оставить свои сомнения при себе.

— Здесь на базе биологического факультета развёрнут полевой НИЦ, — сообщил Валленштейн. — Изучают Тучу. Всё, что смогут. Там, конечно, допуски и секретность, но я подпишу запрос. Думаю, не откажут.

…Так и случилось. Разрешение мне дали. Именно под тем самым идиотским соусом, который предлагал наш обер-лейтенант. «Ознакомление с последними научными данными для демпфирования иррациональных страхов личного состава путём воспитательных бесед» — именно такой монстр военного канцеляризма значился в моём допуске, где красовались все необходимые неподделываемые голографические надпечатки поверх защищённых всеми мыслимыми методами подписей.

Охраняли внутренние корпуса биофака уже не волонтёры местной милиции и даже не пехтура-гренадёры. Там стояли Waffen-SS, те, кто до сих пор упрямо держался за страшное имя. Империя многое позаимствовала у своего чудовищного предка, но тем не менее сочла необходимым избавиться от наиболее одиозных символов. Например, от свастики. Да и наша Третья десантная, сохранив мрачной памяти имя «Мёртвой головы», тем не менее к СС не принадлежала и две молниеобразные руны нашу форму не поганили. А эти… внутренняя безопасность, охранные войска.

Охранники облизывали мой допуск со всех сторон, совали в сканер, только что не пробовали на зуб. Наконец пропустили — явно разочарованные, что придраться не к чему.

Ко мне приставили сопровождающего — студентика в старомодных очках. Наверное, как и сестра моя Саета, не признает ни древних линз, ни всех этих новомодных штучек с микроволоконной оптикой и прямым нервопреобразованием.

— Господин лейтенант, я счастлив быть полезным… Бедный, он и в самом деле из очков готов выпрыгнуть от усердия. «Стержневая нация», как ни крути.

— Вольноопределяющийся?..

— Вольноопределяющийся Петер Штосе, господин лейтенант.

— Петер, я должен прийти к моим солдатам с ответом. Можем ли мы уже сейчас ответить на вопрос — как они вскрывают броню?