Череп на рукаве - Ник Перумов

— Не слышал лейтенанта, дружок?..

Отчего-то после этой немудрёной реплики желающих спорить больше не нашлось.

Тем не менее трупы мы не сбросили. По мере сил аккуратно сложили на дороге. В эфире на командном канале перекликались голоса, мой батальонный, гауптманн Мёхбау, ротный — обер-лейтенант Рудольф, мой бывший командир взвода, часто упоминались всё те же непонятные «трупоеды» и «мясовозки». Потом наконец Рудольф обратился и к нам:

— Господа взводные, задачу мы выполнили. «Матки» накрыты. Обе уничтожены прямыми попаданиями. Кишки разбросало на километр в стороны, — он не сдержался, хихикнул. — После этого был ещё напалмовый налёт. Туча выманена и уничтожена. По данным штаба, в воздухе нет сколько-нибудь значимых их скоплений. Мы уходим. Нас перебрасывают. Жду доклада и сводки потерь. У меня всё. Отбой.

…Командование оттянуло «Танненберг» на несколько десятков километров от берега, к местному аэропорту. Полк грузился в тяжёлые трёхсоттонные «Зигфриды». Туча нас на самом деле не беспокоила.

А вот что такое «трупоеды» и «мясовозки», мне пришлось узнать. И притом очень скоро.

Из Пенемюнде полк перебазировали ближе к столице Иволги. В пригороды маленького университетского городка. Здесь было уютно, зелено и тихо. Университетские корпуса по чьей-то прихоти оказались выстроены в виде стилизованного орденского замка. Приземистая крепость разметалась в живописной долине между двумя покрытыми пихтами холмами. Только здесь стены весело подмигивали восходящему солнцу десятками широких окон, стеклянные крыши щедро пропускали свет в аудитории и читальни… Ничего не скажешь, хороший университет. Несравненно больше нашего новосевастопольского, и здания в виде бастионов Крымской войны мы не строили…

Только оказавшись там и зайдя в офицерское казино (святой принцип разделения офицерского, унтер-офицерского и рядового состава соблюдался неукоснительно!), мне удалось узнать последние новости. Официальные сводки командования стали вдруг необычайно скупы. Первый и наивернейший признак того, что дела где-то пошли плохо.

А они таки пошли плохо.

…Офицерское казино было наспех оборудовано в помещении студенческого клуба. Сами студенты — эвакуированы, как мне объяснил солдатик с повязкой вольноопределяющегося нонкомбатанта у входа. Мельком я подумал, что эта белая тряпка едва ли поможет бедняге, «не могущему взять в руки оружие вследствие своих религиозных взглядов», если ему таки придётся встретиться с Тучей.

Внутри всё было сделано в «гейдельбергском» стиле — то есть массивные потолочные балки тёмного дуба, с них свисают цеховые знамёна, штандарты студенческих гильдий, на здоровенных геральдических щитах выведены эмблемы факультетов, сакраментальная змея с чашей — медики, инкунабула и гусиное перо — лингвисты-филологи, и так далее и тому подобное. Оригинальность и самобытность тут, похоже, не поощрялись. У стойки девушки-волонтёрки разливали господам офицерам пиво. Нечто более крепкое в боевой обстановке не полагалось. Я увидел Рудольфа, Мёхбау, ещё нескольких знакомых. Рудольф поднялся, замахал мне рукой — в другой он держал литровую кружку пива.

— Садись, Руслан, — подвинулся Мёхбау. — Вольфганг! Распорядись насчёт пива господину лейтенанту Фатееву. Und bitte, gib mir die Zeitung!

Вольфганг, только что произведённый из юнкеров лейтенант (с настоящим, а не полевым, как у меня, патентом), метнул на меня злобный взгляд, но противиться гауптманну не посмел. Давай-давай, дылда имперская. Суетись. Тебе не доверили пока взвода, назначили, в соответствии с дипломом, командиром парного расчёта УРО, и ты теперь считаешь, что тебе перешёл дорогу какой-то русский. Признаюсь, что злоба Вольфганга доставляет мне некое не слишком христианское удовольствие.

— Слышал новость, Рус? — повернулся ко мне Рудольф. — Нашли только девять «маток». Девять из десяти. Последняя так и не всплыла.

— А остальные?

— Остальные выбрались на берег, — отрывисто и сухо бросил Мёхбау.

Вопросы старшему по званию не приветствуются даже в неформальной обстановке. Поэтому я дождался, когда Норберт Шрамм, обер-лейтенант и командир другой роты в нашем батальоне, грохнул кружкой о стол:

— И вымели почти начисто два полка.

— Наших? — однако, это «наших» уже получается у меня без малейшей натуги.

— Нет. Тридцать пятая гренадёрская. Сто девятый и Сто одиннадцатый полки. Пятый армейский корпус. Я ждал продолжения.

— Туча прорвала проволоку, — спокойно проговорил Мёхбау. — Словно получила предупреждение о нашей уловке. Сперва пошло крупное зверьё. Их перестреляли, но сети были порваны. И потом уже навалилась Туча.

— А «матка»?

— «Матку» накрыли, — ещё более сухо уронил Мёхбау. — Резервом штурмовиков. Командир Сто одиннадцатого успел вызвать огонь на себя. Тучу сожгли. Полк тоже. Уцелели единицы.

Мёхбау ронял слова, словно камни. Остальные тоже как-то примолкли. Мы ещё не привыкли встречать известия о потерях с равнодушием истинных профессионалов. Имперская армия, тем более её элитные части, уже давно не несла тяжких убылей, что называется, в личном составе.

— Да пребудут они в покое, — негромко проговорил Рудольф, и этим как-то сразу разрядил обстановку. Словно все только того и ждали. Зашевелились, зашумели. Сдвинули пенящиеся кружки. С больших оловянных тарелок с рыцарями и драконами быстро исчезала мелко нарезанная твердокопчёная колбаса.

…Ценой уничтожения двух полков (от них уцелело лишь несколько сотен человек) погубившую их «матку» тоже сожгли. Но Туча уцелела. Во всяком случае, значительная её часть. Отыскала влажные и тёплые приморские леса и «осела» туда, скрывшись от взглядов наблюдателей. Сейчас над теми лесами непрерывно висели, часто сменяя друг друга, звенья штурмовиков и бомбардировщиков. Из баков лился длинными черно-огненными полосами напалм. По слухам, армейская авиация раз за разом запрашивала разрешение на применение тактических ядерных зарядов и раз за разом получала отказ.

Тем не менее, несмотря на потери в 35-й дивизии, настроение было скорее приподнятое. Девять «маток» из десяти уничтожены; войска в окопах и траншеях заставили тварей раскрыться — в противном случае они просто держали панцири сомкнутыми и никакие снаряды не в состоянии были причинить им ни малейшего ущерба. Натянутые над позициями сетки из титанового, особо жаропрочного сплава смогли удержать Тучу на то время, которое потребовалось нам и артиллерии, чтобы «нанести врагу непоправимый ущерб».

Жарко обсуждались маневры Тучи. Это были не безмозглые твари, готовые безропотно умирать по команде неведомого мозга, идущие на сплошную стену огня. Это оружие явно берегли. И, как показали семеро мгновенно погибших в моём взводе, — берегли не напрасно.