Обратная сторона медали - Ольга Борискова

Ужин был чудесным. Горячее сочное мясо, овощи, тушёные с оливковым маслом и душистыми специями, горячий чай с имбирём, мёдом и лимоном. Если бы Алиса не видела, что Стефан готовил сам, подумала бы, что он просто-напросто заказал еду в ресторане. День выдался трудным для них обоих и теперь, когда часы показывали начало одиннадцатого, хотелось, забыв про все дела, просто наслаждаться тем, что у них есть. Букет алых роз, предусмотрительно поставленный Стефаном в бело-розовую стеклянную вазу с широким горлом, придавал атмосфере капельку романтичности, а непринуждённость, царящая за столом – домашний уют.

Алиса поймала на себе взгляд Стефана. Жаркий, вынуждающий её чувствовать себя так, будто кожи её касаются маленькие язычки пламени: горячие, но не оставляющие болезненных ожогов. Тело её мигом отозвалось волной тепла, прокатившейся до самых кончиков пальцев, отдавшейся в нервных окончаниях маленькими электрическими разрядами. Глядя ему в глаза, она нарочито медленно сняла с вилки кусочек мяса. Шумно выдохнув, Стефан усмехнулся и отпил глоток из большой чашки. Смешной… В глазах Алисы появились лукавые огоньки. И она, должно быть, смешная…

Сложив посуду в раковину, Алиса обернулась. Стефан стоял совсем рядом, и для того, чтобы оказаться в его объятьях, много времени ей не понадобилось. Он погладил её по плечу, прошёлся ладонью по спине и, взъерошив волосы на затылке, обхватил голову.

– Пойдём в спальню, – предложила Алиса, касаясь его живота.

Стефан посмотрел ей в глаза, потом на губы и снова в глаза. Чем дольше он медлил, тем сильнее чувствовала она охватывающую её дрожь. Губы её приоткрылись – мягкие, манящие, они казались ему чем-то вроде живительного родника для усталого путника. Держаться больше не было сил, и он накрыл её рот своим. Она выдохнула и, скомкав ткань футболки на его груди, подалась навстречу. Влажный, долгий поцелуй, открывающий новую страницу жизни, новое завтра, начинающееся прямо сейчас.

– Пойдём в спальню, – повторила она, глядя ему в глаза. И он снова тонул в омуте её глаз: чёрных, влекущих и глубоких, словно сама бездна.

Взяв Стефана за руку, Алиса повела его по неосвещённому коридору. Молчание, окружавшее их в эти секунды, было столь красноречиво, что любые слова оказались бы излишни. Это был один из тех моментов, когда слова вообще не требовались – вместо них сплетались пальцы, вместо них соприкасались взгляды, вместо них звучало дыхание. Остановившись возле постели, Стефан положил ладони Алисе на талию и, склонившись к ней, снова прижался губами к её губам. И снова это разливающееся по телу тепло: живое и сладкое, наполняющее их обоих чем-то невероятно новым, нежным, восторженно-трепетным. Невесомая ткань сорочки, повинуясь мужским пальцам, поползла вверх по бёдрам, воздух коснулся оголённой кожи. Оставшись нагой, Алиса мягко улыбнулась уголками губ и расстегнула последнюю пуговицу на рубашке Стефана. Мягкий свет стоящего у неё за спиной прикроватного светильника вырисовывал её силуэт на фоне тонущей в ночи комнаты. Вся она казалась порождением этого света – мягкие пушистые волосы, блестящие глаза, нежная бархатная кожа, будто бы покрытая жемчужной пылью. Её губы коснулись плеча Стефана, ладошки устремились от живота к груди. Ей хотелось и страсти, и ласки, и его нежной грубости. Той самой, что он познал с ней, той самой, что умел дарить ей только он.

– Я не могу быть спокойным рядом с тобой, – сказал он со своим привычным акцентом, и Алиса снова улыбнулась.

– И не надо, – отозвалась она, ловко расправляясь с пряжкой его ремня. – Я не хочу, чтобы ты был со мной спокойным.

– Ты чудесная. – Ладони его, широкие, сильные, гладили её вдоль позвоночника. Пальцы по ложбинке, по змейке аккуратных бугорков, по легко прощупывающимся под кожей рёбрам и ниже – на мягкую округлость ягодиц.

Алиса могла бы возразить, что вовсе не такая она и чудесная, что он ошибается, но не стала. Может быть, он куда ближе к правде, чем ей кажется? И что там её подружка говорила про вселенную? Что вообще такое – эта вселенная?..

Раздевшись, они опустились на постель. Бёдра их соприкасались, ладони искали утешения в прикосновениях. Склонив голову, Стефан стал целовать шею, плечо, ключицы Алисы, и она почувствовала его ресницы. Мягкие, они чуть ощутимо касались её кожи в те моменты, когда совсем рядом он изучал её губами. А ещё его руки на её груди, на бёдрах…

– Господи, Стефан… – выдохнула она, зарываясь пальцами в волосы на его затылке, и запрокинула голову, чтобы он мог касаться её ещё откровеннее.

Всё в ней ждало только его, и теперь, когда он был тут, с ней, для неё, когда она была для него, пульсировала в ожидании. Просто женщина и просто мужчина.

– Теперь я, – прошептала она ему в губы после очередного поцелуя и подтолкнула в плечо так, чтобы он откинулся на подушки.

Он не спорил. Лёг на спину, и когда она, перекинув ногу через его бёдра, оказалась сверху, посмотрел так, что от этого взгляда пружина внутри неё сжалась до предела. Обхватив его лицо ладонями, она стала целовать: нос, щёки, скулы, губы и подбородок. И страстно, и нежно, и немножко грубо – покусывая, но тут же зализывая маленькие невидимые ранки. Он выдыхал её имя и сипло, гортанно стонал ей в губы, и от этого она распалялась лишь сильнее. Она чувствовала его напряжение, чувствовала, как он упирается в неё и, дразня ещё больше, задевала то кончиками пальцев, то бедром, то позволяла им обоим чуть больше и оказывалась так близко, что прелюдия могла бы закончится прежде, чем они бы успели насладиться ею. И всё же оба они были слишком уставшими, слишком голодными друг до друга. В какой-то момент Стефан, обхватив её за ягодицы, настойчиво потянул на себя. На этот раз сопротивляться не стала уже она, и в мгновение их общий стон осознания близости друг друга сплёлся с секундами, с темнотой осенней ночи.

Он погладил её по бёдрам, от коленок и выше, потом обхватил груди и сжал их – сильно, но так, чтобы не причинить боли. Она была прекрасна: мягкая и женственная в этом свете ночника, падающего теперь на её лицо, на шею, ключицы и живот. Приоткрытые губы, изгиб шеи и тонкие руки, округлые груди с тёмными ореолами сосков, узкая талия… Разве мог он не любоваться ею? Разве мог желать