Ричард Длинные Руки – лорд-протектор - Гай Орловский

– У меня дуализм, – объяснил я. – Два крыла, как и надлежит такому орлу. Взаимодействие, а не взаимоуничтожение.

На его лице вспыхнул восторг, хотя в глазах оставалось сомнение, такое невероятное взаимодействие не может продлиться долго, но поклонился и быстро побежал к повозке.

Из конюшни выскочил его помощник, в поводу двух знаменитых коней графа Ришара. Я смотрел как оба взобрались в седла, рыцари окружили повозку плотным кольцом. Лоралея выглянула, я махнул рукой, и вся кавалькада двинулась в сторону зияющего пролома на месте ворот.

Помощник мага оглянулся в мою сторону, сгорбился, перехватил мой взгляд и что-то сказал торопливо старшему. Тот отвечал, судя по его виду, тихо и не поворачивая головы, даже в посадке на коне чувствуется тревога и неуверенность.

Еще бы, мелькнула мысль. Переходить к научному методу познания трудно и мучительно. Вся прелесть магии в том, что некто может делать то, что не могут другие. В науке вроде бы то же самое, но там каждый может достигнуть вершин, а в магии в ходу тайны, недоговорки, всякие избранные да посвященные, а каждый лодырь мечтает оказаться именно тем счастливчиком, кому повезет стать особым уже от рождения. В несказочной области это быть внебрачным сыном или дочерью графа, герцога, а то и короля, чуть позже по эпохе – внуком одинокого миллиардера, а в нашем мире – наткнуться в мусорном баке на лампу Аладдина.

Да, именно, чтоб повезло, потому что трудом и упорством – неинтересно. Это путь умных да настойчивых, но даже им в глубине души хотелось бы сразу овладеть могуществом, а еще чтоб другие им овладеть не могли. И тогда можно их снисходительно называть, скажем, маглами, а себя считать лучше уже на том основании, что за пазухой волшебная палочка.

Рыцари орали и, сняв шлемы, подцепили их на острия мечей и высоко подняли в воздух. Солнце ярко играет на блестящем металле, зайчики скачут в глаза, все по-дикарски дерзко, дико и весело.

Отец Дитрих проводил взглядом отъезжающую повозку. В запавших старческих глазах Великого Инквизитора я усмотрел облегчение и непонятную печаль.

– Поздравляю, сын мой.

– Спасибо, святой отец, – ответил я с чувством. – Я все еще не могу прийти в себя… ну, перед глазами все те всадники.

Он не спросил, какие, хотя я с изумлением видел по его лицу мелькнувшую тень непонимания, но затем он вспомнил и небрежно отмахнулся.

– А-а, это пустяки.

– Ничего себе, – запротестовал я. – Они бы нас всех стерли в порошок! То-то граф Ришар держался так уверенно!

– То была нечистая сила, – ответил он мирно. – Мне трудно поднять руку на человека, но когда встречаю такое… Я не просто этому хорошо обучен, сын мой. Это то, что умею делать лучше всего. Хотя это, скорее, побочное от моих занятий святыми текстами. Бывает такое, занимаешься одним, а потому обретаешь что-то еще.

– Хотел бы я так обрести что-то попутно! Все равно спасибо, святой отец! Вы спасли наши шкуры.

Он слабо улыбнулся.

– Твою еще не спас.

Я насторожился.

– Как это?

– Как нет пользы от колец в ушах для дикого осла, – проговорил он задумчиво, – так нет пользы от женщины с важной осанкою, если лукава в словах своих, лишена мудрости, словоохотлива и многоречива. Сходиться нужно с теми женщинами, которые сами за это будут благодарны. И в этом, сын мой, тебе пока что повезло…

– Спасибо, святой отец, – сказал я горячо.

– Не за что, – ответил он кротко. – Но в твоем счастье есть и доля искушения…

– Опять?

– Всегда, сын мой. Даже не доля, но это ощутишь чуть погодя.

– Справлюсь, – ответил я самоуверенно.

Он перекрестил меня, в глазах непонятная грусть.

– Хотелось бы. Искушение слишком велико.

Он проговорил сдержанно, но я уловил печаль в его обычно суховатом голосе:

– Увы, многих сгубила женская красота, ибо любовь красавицы подобна испепеляющему пламени.

Какая на фиг красота, мелькнула злая мысль. Да, Лоралея красива, кто спорит, но красота – это так мало для продвинутого вроде меня. Я же знаю, что самая что ни есть уродина может стать красоткой в руках опытного хирурга тысяч за пятьдесят евро, а за сто пятьдесят, так и вовсе Мисс Мира, так что на красоту уже не ловимся, это здесь еще ловятся… да и здесь, думаю, это второстепенное. Лоралея чарует мужчин совсем иным…

Из-за леса с шумом и гамом выехал блещущий сталью доспехов и наконечниками копий конный отряд. Впереди гордые Макс, Зигфрид, Ульман, Тюрингем, а в центре сэр Растер на своем грузном брабанте наклоняется к едущему рядом пошатывающемуся всаднику и время от времени поддерживает его в седле.

Когда всадник с трудом поднял голову, я с облегчением узнал графа Ришара. Макс пустил коня в галоп, издали вскинул руку в воинском приветствии.

– Сэр Ричард!.. Граф Ришар захвачен. Его рыцари сложили оружие!

– Великолепно, – сказал я. – Он ранен?

– Только оглушен, – заверил Макс. – Сражался храбро, но сэр Растер очень умело запустил в него топором! Я никак не думал, что его можно бросить так далеко и так точно.

– Обухом?

– Прямо в лоб, – ответил Макс восторженно. – Зазвенело так, что рыцари графа сразу опустили мечи. Барон Альбрехт хотел у них их отобрать, но сэр Растер воспротивился. Дескать, пусть благородные рыцари оставят их при себе, он верит им на слово.

Я буркнул:

– А ты веришь?

– Верю, – ответил он без малейшей заминки, но я понял, что больше верит Растеру, чем рыцарям графа. – Да и что им еще остается?

Отряд приблизился к нам, графу Ришару помогли слезть с коня. На шлеме заметная вмятина, а когда его с великом трудом сняли с головы графа, на лбу уже пламенеет, расплываясь, громадный кровоподтек.

Он поднял на меня налитые кровью глаза.

– Граф Ришар де Бюэй! – произнес я строго, в то же время стараясь не выказывать никаких личных чувств, сейчас я не мужчина, который отнял взад женщину, а мудрый и справедливый правитель. – При всем моем уважении к вам… И даже почтении, не побоюсь этих слов, должен сказать с прискорбием, что вы нарушили договор о мире, а также вассальную клятву! Я могу и просто обязан ваши действия расценить как измену. Прямое неповиновение гроссграфу, мятеж, рокош…

Он сказал хриплым измученным голосом:

– Вы… не гроссграф…

– Разве?

В нем чувствовалась стальная жилка, пошатывается, в черепе наверняка все еще звон, мысли путаются, но взял себя в руки и прохрипел:

– Нет.

– Почему?

– Мало ли кем себя называете, – проговорил он медленно. – На съезде лордов вас еще не утвердили.

– Лорды съезжаются неспешно, – согласился я, – но у вас есть основания считать, что я не буду гроссграфом?

– Сейчас вы еще не гроссграф, – ответил он упрямо.