Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков

Старик кивнул.

– А где эта пещера? Где-то в Печерской Лавре?

Старик вздохнул, посмотрел задумчиво Олегу в глаза.

– Нет. Не в Печерской. Километров десять оттуда. В сторону Иерусалима!

– Вы в ней уже были?

Польский отрицательно мотнул головой.

– Не успел. Да и нельзя было. За мной уже следили друзья Ваврикова!

– И что, она должна просто сидеть в этой пещере?

– Да. Сидеть и быть готовой к тому, что очень скоро ее помощь понадобится тысячам и тысячам. С Востока может в любой момент прийти большая беда.

– В Киев?

Старик грустно улыбнулся.

– Эта беда накроет не только Киев. И не только Украину! Всех спасти даже Мария не сможет! Но по крайней мере она будет спасать тех, кто решится бороться с ней. Их раны она залечит своим молоком. Но всех она не спасет! У нее просто не хватит сил!

– Но ведь это означает, что она принесет себя в жертву?

– Она всегда приносит себя в жертву. Ты просто этого пока не понимаешь!

Глава 80

Краков, июль 1941. Грудинка утки под испанское вино и танец с оккупантом

Услышанное стихотворение наполнило Олеся непонятным страхом. Показалось, что он ее теряет. Теряет то, чем и не обладал.

– Закажи еще вина, – попросила она, коснувшись его руки.

Он кивнул официанту и показал взглядом на бутылку. За столом воцарилось молчание. Затем они выпили. Официант принес две половинки запеченной утки в красной подливке. Олеся что-то мучило. Что-то недосказанное. Лицо Ареты было уже не таким просветленным, как обычно, на него словно легла мрачная тень. Эта тень будто бы отодвинула Арету от него.

– Ешь, – кивнула она, – такая вкуснотень – редкий праздник!

Вдруг она услышала знакомый голос, резко оглянулась и тихо вскрикнула:

– О, Господи! А они что здесь потеряли?

– Кто? – не понял Олесь и поднял голову.

В ресторан вошли Оксана Лятуринская и Рихард Ярый. Появление этой пары изрядно взволновало Арету.

– Ты знаешь Оксану? – спросила она.

– Знаю, мы печатали ее стихи. Она часто бывает в редакции.

– Подойди к ним, скажи пару общих слов, а потом четко и внятно произнеси Оксане: «Дожди этим летом будут затяжные». Она должна ответить: «Мои пионы побил град». Иди! Быстрее! Пока им не предложили столик, – скомандовала она.

Олесь ничего не понимал, но спорить не стал и поспешил им навстречу, видя, как метрдотель раскрыл свою папку и начал подыскивать им место. Они поздоровались.

– Рад вас видеть, – пробормотал Олесь. – Вы не слишком промокли?

– Нет, что вы, у нас зонт, – ответил Рихард. – А вы тут один?

– Нет, подруга приехала из Львова, – сказал Олесь и добавил, уставившись в глаза Оксане: – Дожди этим летом будут затяжные.

В ее глазах промелькнул огонек, она посмотрела на Рихарда и сказала:

– Да… Мои пионы побил град.

– Какой град? – удивился Рихард. – Града здесь не было.

– Не здесь, в Праге – отмахнулась Оксана. – Мне в письме написали. Я вижу, здесь нет свободных мест. Давай пойдем куда-нибудь… может, к Гавелко.

– Не беспокойся! Сейчас нам что-то подыщут, – возразил Рихард.

– Нет, мне здесь не нравится. Смотри, сколько военных. Ресторан превратился в казарму. И все на тебя пялятся.

Она силой потянула его за руку к выходу. Метрдотель провел их удивленным взглядом. Олесь вернулся к столу. Неприятные предчувствия, донимавшие его, еще больше усилились, им на смену пришла тревога. Он почувствовал, что хочет напиться. Разлил по бокалам вино и спросил:

– Что это было?

Арета удивленно посмотрела на него.

– Что именно?

– Ты только что передала ей кодовую фразу. Это же была кодовая фраза, не так ли?

– Это наша девичья забава, – ответила она безразличным тоном, уголки ее губ приподнялись, обозначив едва заметную улыбку.

– И что она означает? – продолжал Олесь.

– Да ничего особенного. Я ее предупредила, что здесь присутствует один балбес из гестапо, который за ней пытался увиваться. Он бы им испортил весь вечер. Просто мы когда-то придумали себе такие невинные фразы, которые могут означать только одно: исчезни как можно скорее.

Нельзя сказать, что такое объяснение его удовлетворило, но он понимал, что ничего другого не услышит. Когда они справились с уткой под красным соусом, к их столу поторопился толстый офицер и пригласил Арету на танец. К удивлению, она не стала отказываться, даже улыбнулась ему и чуть ли не с удовольствием и благодарностью приняла приглашения. Олеся это взбесило, он налил себе полный бокал и выпил. Потом еще один.

«Как она могла? Она же их ненавидит». Он этого не мог понять. Не мог понять, почему Арета так мило улыбается своему партнеру, даже заливается смехом в ответ на его комплиментарный, должно быть, шепот. Олесь от нечего делать рассматривал зал. Ресторация действительно показалась ему теперь похожей на казарму, подавляющее большинство посетителей были военными. Они весело галдели, постоянно подзывая официантов, чтобы заказать новую выпивку и музыку, а потом шли танцевать, выцокивая ритм подкованными подошвами сапог. Женщины были нарасхват, потому что их было меньше.

Когда музыка умолкла, то толстяк провел Арету обратно к столу, придвинул кресло и поклонился. Олеся он просто не заметил. Его не было. Он был прозрачен, как стекло.

– Не хватало только, чтобы ты с этими… плясала, – буркнул Олесь.

– Успокойся, Лесик! Будь умным. Твои фантазии не имеют ничего общего с реальностью! Или тебе хотелось бы скандала на ровном месте?

Ого! Лесик! Так она к нему еще не обращалась.

– Что ты ему рассказала о нас?

– О нас?

Он понял: «нас» не существовало. Ситуация стала раздражать Олеся еще больше. Этот ее тон, высокомерие, которое он в ней раньше никогда не замечал и неожиданная холодная отчужденность. Ему захотелось демонстративно резко встать из-за стола и уйти. Но не хватило силы воли. Арета его держала рядом, словно была мощным магнитом, а он просто – куском железа. Возможно, этим своим равнодушным и холодным тоном она хотела остудить его напрасные чувства. На его языке вертелось слово «люблю», но он боялся его вытолкнуть из рта, боялся, что это признание оттолкнет ее еще дальше. Он ясно видел, что она его признание в любви, по крайней мере здесь и сейчас, не воспримет. Но слово это не покидало его, он повторял его, надеясь, что она, как уже было не раз, услышит слово, прочитав его мысли. И так же мысленно он целовал ее большие полные губы, напомаженные в этот