Панцирь - Андрей Гардеев

Кряж пришёл в сознание на следующий день. Был еще более молчалив, чем обычно. Хмурился постоянно и казался постаревшим лет на десять.

Два дня прошло прежде чем в зале Иззы вновь появилось хоть какое-то подобие активности. Люди перестали прятаться, повылазили, чтоб вновь обсуждать всякое, пить алкоголь, жаловаться как у кого что болит, хвастать сколько гибсов именно они настреляли и как совсем не испугались пробудившегося древнего. Опасная неприятность превратилась в байку. Погибший Штей растворился в истории, будто став частью тех-голема, функцией, подчеркивающей его опасность.

Как рассказывал Йорг, железы гибсов использовали при изготовлении спец-модулей. Из ментального субстрата гусеницы-оператора алхимики гнали настойки. И эти вещи были необходимы оракулам; за таким большей частью промысловики и охотились.

Легальные оракулы богаты. Собор, регулирующий их деятельность, живёт в роскоши. Единично сырьё оседало здесь, небольшой частью в Банаре, а массово шло уже в полис Саргон, где реализовывалось за баснословное число дхарм, обогащая перекупов.

После вычета процента сборщиков-посредников, доли за боеприпасы и небольшой суммы, переданной искателю за наводку на место, в котором мы работали, – продажа принесла сумму в сто восемьдесят дхарм-хтон на человека. Это касалось бойцов Ядра. Зависимые поддержки оплачивались уже из отдельных карманов.

Глаза Костляка, ушедшие некому алхимику Нодлу, позволили нам с Кряжем заработать отдельно еще по сорок хтон-дхарм.

Хорошая цена за амтана, и я высказал свое удивление. Кряж объяснил:

– Повезло. Молодой. Взрослый быстрее. Толще. Пули вязнут. Риск больше.

Три дня от возвращения я потратил на неисчислимые аналитические медитации, всяческие медицинские мероприятия и усвоение полученного мёда.

Обсуждение с Желчью привело к тому, что было решено направить модернизацию от третьего узора на нейрогенез ментального экрана.

На самом деле она меня переубедила. Я хотел еще реакцию улучшить, но ее аргументы были точно гвозди, вбиваемые в голову:

– Остались ментальные шрамы после действий гибсов?

– Да, – отвечал я.

– В следующий раз подобным созданиям будет проще давить?

– Не знаю.

– Понравилось ли тебе быть без зрения?

– Нет.

– Задыхаться понравилось?

– Нет.

– Эти две вещи сильно повлияли на твою боевую эффективность?

– Да.

– Так чего ты тогда изображаешь умника?

– Действительно.

Ментальный экран – это усиление защиты в тех местах, где давление телепатов было особенно сильно и оставило шрамы. Работа с общей защитой, ее усиление, также сюда входила.

Да, Желчь права – это необходимость. Моды не спасут от всего. Теперь я легко мог представить ситуацию, где посередине боя, в самой гуще вражеских единиц, случайный телепат лишает зрения, а окружающие закалывают меня точно хага.

Ментальный экран естественно никак не поможет с Идолом. Универсальных ответов не существовало. Да и механизм давления у узурпатора иной, но меньше амтанов будут лазить по внутренностям моего шаблона своими грязными воображаемыми клешнями.

Со скрежетом прорастая на плече, новый узор выволок из экстатического состояния – в котором я утонул на многие часы – воспоминание, яркое, как солнце. Касалось оно премирья и жизни в гнезде родительниц.

Мне двенадцать: я невыносим, хмур, необщителен.

Меня часто засыпают наказаниями за плохое поведение, хотя уловить чем оно старших не устраивает у меня не выходит. Я не самый умный в гнезде.

Вторая родительница грозно твердит: “есть единственная ценность во главе – умение сражаться”. Третья наставительно изрекает “силой искусства сдвинешь любую гору и скрутишь реальность похлеще чем талантом оракульного сброда”. Четвертая повторяет следующее: “простая работа радует Мать; это главное – и что еще нужно живому существу?”. Седьмая по прибытию, высказывается всего лишь раз: “милосердие – самое главное”, тогда первая проламывает ей голову.

Глядя на первую, я не думаю, что она против этих слов. В конце концов, Мать говорила и такое; но чего стоят даже верные слова, если сам по себе ты ничтожен? В чём смысл если за словами ничего не стоит? Чего стоит милосердие тщедушного червя? Это не мои мысли, я слишком глуп, – так трактовала событие Пятая.

А вообще Первая всегда молчит. Чатуры приказали отрезать ей язык. Это интересно, но рассказать об этом подробнее она не может.

Ее слова – преобладающее насилие: крушащие удары, грозный взгляд единственного глаза и одобряющее похлопывание по плечу.

Если Первую не устраивает формат наказания: степень жестокости в любую из сторон – она может сломать любую из родительниц по отдельности или же сразу всех вместе. Бойца лучше в гнезде нет; говорят она служила первым кханником у Короля пока не потеряла руку и глаз при Бариятском покушении. Так слышали дети, когда Третья и Пятая сплетничали. Они часто сплетничали. А Вторая часто ловила их и награждала побоями. Думаю, со всех сторон, она в своем праве.

За время что я помнил себя, Первая убила девятерых. Двух бракованных детей