Сибирские купцы. Торговля в Евразии раннего Нового времени - Эрика Монахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще один пункт все того же ошибочного представления о том, что значит быть капиталистом, состоит в том, что у русских купцов были неверно расставлены приоритеты и они были заняты выискиванием политических милостей вместо того, чтобы отправляться на рынок и заниматься нормальным бизнесом. Подобные приоритеты показывают, что они не были ни прогрессивными, ни капиталистами. Опять же герои-капиталисты пренебрегают политическими милостями только в сказках Айн Рэнд. И чтобы понять это, нет нужды верить на слово прозорливому Броделю. Капиталисты ищут политических милостей, и это легко измерить самыми разными способами как в историческом плане, так и в современности. Это наглядно показывают два ярких современных примера. Профессиональное лоббирование в США превратилось в индустрию объемом в 30 миллиардов долларов – эта сумма превосходит ВВП половины стран мира; самые крупные инвесторы в этой индустрии – либо коммерческие организации, либо некоммерческие организации, состоящие из корпоративных юридических лиц1593. Американский законодательный совет (название, являющееся поистине оруэлловским эвфемизмом) – организация, существующая на деньги хорошо финансируемых лидеров корпораций, позволяющая лоббистам представлять «образцовое законодательство» избранным лидерам в то время, когда они отдыхают на курортах на деньги корпораций1594. Барон опять же винил гостей за то, что они просили у царя не большей свободы, а большей милости1595. Но ведь именно эти методы – можно назвать их картельным сговором, инсайдерской торговлей или монополистическими практиками, все эти обвинения хорошо знакомы живущим в XXI веке гражданам индустриализованного капиталистического мира – применяют капиталисты, стремясь ограничить или полностью уничтожить конкуренцию, если, конечно в теории, закон не помешает им это сделать, хотя даже в этом случае, как мы увидели, это не всегда служит препятствием.
Ксенофобия тоже борется за важное место в списке часто повторяемых «московитских стереотипов». Именно ксенофобией, а не рациональными экономическими интересами принято объяснять попытки московских купцов бороться за льготы в ущерб иностранным купцам. Это обвинение повторяется вновь и вновь, несмотря на тот факт, что тысячи иностранцев получили приглашение продолжать свою карьеру в Московском государстве – и так и сделали1596. Существует определенное противоречие между разглагольствованиями Флетчера о ксенофобии московитов и фактом наличия в Московском государстве лютеранских церквей, не говоря уж о мечетях1597. «Московиты относятся терпимо и ведут сношения с представителями всех наций и религий, кроме папистов и иудеев», – пишет Олеарий, один из самых ярких (хотя и не самых надежных) рассказчиков о московском обществе1598. Подчеркивание контрпримеров – того, как русские купцы нанимали учителей и шли на риск (до какой же степени идея готовности идти на риск как показателя прогресса является субъективно современной!), – может внести определенный вклад в развенчивание этого историографического стереотипа. Но еще более наглядным средством станет расширение контекста. Если взять более широкий план, это обвинение в адрес конкретно русских рассыплется само собой. Ограничения, окружавшие чужаков во всем мире до эпохи модерна, показывают, что сохранение границ между группами ни в коей мере не было специфичной московской практикой. От Бостона до Пекина власти ограничивали передвижения купцов и методы, которыми они могли пользоваться. Специалисты по истории Англии указывают, что английская ксенофобия достигла особенного размаха в конце XIV столетия, когда в Лондоне жило беспрецедентное число иностранцев1599. Во Франции, как пишет де Фрис, «королевская власть прекрасно могла осадить своих собственных купцов (если они были гугенотами, как в Ла-Рошели в 1627–1628 годах), довести иностранных купцов до состояния маргиналов (многочисленные голландские торговые общины в атлантических портах в середине века) или просто изгнать их с французской почвы (отмена Нантского эдикта, 1685 год)»1600.
Франческа Тривеллато убедительно доказывала, что «межкультурная» торговля не была связана с интересом к многообразию культур, что диаспоры старались свести к минимуму межкультурные контакты1601. Она называла самоизоляцию и традиционный образ жизни купцов Ливорно, действовавших на острие прогресса в раннее Новое время, «коммунитарным космополитизмом». Таким образом, сибирские бухарцы, которые торговали с русскими купцами, но на практике, судя по всему, сотрудничали с ними очень мало, прекрасно вписываются в схему, которая, по словам Тривеллато, действовала в средиземноморском регионе в раннее Новое время. Их поведение соответствует словам Бенджамина Каплана, которые красноречиво перефразировал Дэвид Фрик: «…толерантность – повседневная практика жизни с соседями, которых некоторые могли считать невежественными и обреченными на ад, – не имела обязательной связи с идеалами терпимости, которые исповедовали отдельные представители элит раннего Нового времени, опередившие свой час; в реальности же она часто была противоположностью истинной терпимости»1602.
Существует бессчетное количество других способов указать на отсталость русских. Как отмечалось во вступлении, русских купцов называют противниками образования. Но хотя сомнительно, чтобы какая-либо купеческая библиотека сравнилась с библиотекой Строгановых, насчитывавшей две тысячи томов, у многих купцов, как сообщает Перхавко, было по десять-двадцать книг. Л. А. Тимошина обнаружила семьдесят пять различных купеческих семей, которые покупали книги на Московском печатном дворе с 1630‐х по 1660‐е годы1603. Купец Петр Микляев, которого Олеарий назвал «умным и рассудительным человеком», просил Олеария учить его сына немецкому и латыни1604. Купец Григорий Боков отдал сына в Славяно-греко-латинскую академию, открывшуюся в 1687 году. Сильвестр (Симеон) Медведев, знаменитый поэт конца XVII века, был из курской купеческой семьи1605. Бухарские купцы Российской империи были известны своими хорошими школами и своим образованием. Можно предположить, что среди купцов-студентов, изучавших персидский и арабский языки в бухарском анклаве в Астрахани, были русские1606.
Русским приписывают почти фанатическую приверженность религиозному и дипломатическому протоколу. Регулярно выстраивают примеры суеверий (от уничтожения первого печатного пресса в 1564 году до бунта возмущенной толпы в ответ на государственный запрет целовать икону во время эпидемии 1771 года) и яростной нетерпимости (казнь за попытку обратить православного в иную веру), чтобы провести линию, отделяющую русские ценности от западноевропейских норм. Подобные интерпретации, кажется, опираются на иллюзию, что прекрасные тексты Монтескье самим своим существованием отменяют ужасы Реформации. Да, московский суд казнил женщину, которая изменнически одела свою курицу царем, но и