Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - Екатерина Голинченко

В это мгновение обернулся Джон, глядя обезумевшими глазами на исчезающее сверкающее розовое облачко. Он понял всё без слов. И острая боль опекла грудь, парализуя дыхание, он не мог сделать ни вдоха, ни выдоха, и взгляд заволокло мутной пеленой. В это с трудом верилось, он не хотел этому верить, и, отрицая кошмарную реальность, разум затопила горячая лавина чувственных воспоминаний, вызывая неприятную резь в глазах от подступивших слез. Ему жестоко и безжалостно вырвали из груди сердце, оставив кровоточащую рану. И задыхался он, как в душной пустыне, и с каждым вдохом опекало все внутренности. Как будто мало испытаний им уже пришлось вынести.

Сквозь самую гущу сражения, не чувствуя боли и усталости, не слыша шума битвы и не замечая ничего вокруг, пробивая себе дорогу мечом, приближался он к страшному месту. Но, раньше него, там оказался Марк. Ему на сердце было тяжелее всего, но он уже привык сдерживать свои эмоции и страдать молча:

— Да что ж ты за тварь такая? Она хотела лишь помочь тебе — потому что любила как друга, как одного из нас, — гнев успел высушить его слёзы, не дав им пролиться.

— Ну всё, Ондзи — ты труп! — парень сначала не узнал голос Джона, до того он был хриплым и надрывным, — Этот долг я выплачу сполна.

Азиат немного отступил:

— Я не хотел… Она сама… виновата… — в его голосе действительно слышались страх и сожаление, или Джону просто хотелось верить, что её смерть не была напрасной, и в темной душе что-то шевельнулось, похожее на раскаяние?

— Заткнись! — невыносимо было слышать, мыслить, существовать.

— И кто же меня остановит? Ты, что ли? Щенок без роду без племени. Или эти клоуны? — Джон разочарованно понял, что ошибся, и никакого раскаяния не было.

Тут Джон услышал прямо над ухом голос Марка:

— Остынь. Ты с ума сошёл? Хочешь детей круглыми сиротами оставить? Думаешь, Марго похвалила бы тебя за это?

— Это мой бой! — прохрипел Джон, но умом понимал разумность доводов Марка — он не имеет морального права пренебрегать собственной жизнью сейчас, особенно сейчас, ради детей, ради памяти Маргариты он не должен рисковать бездумно, просто ради свершения мести.

— Хорошо, давай по-честному, — Марк подкинул невесть откуда взявшуюся монетку, — Орёл или решка?

— Решка, — рявкнул Красный, совершенно не заботясь сейчас о манерах.

— Прости, друг — право первого поединка за мной, — юноша отбросил монетку, а Джон выругался трёхэтажным матом.

Марку и самому в голову не приходило ничего, кроме мата — снова на его глазах гибнут те, кто дорог ему, и снова он не сумел защитить… Не успел… Это неправильно, так не должно быть. Неужели они обречены снова и снова проживать этот кошмарный сценарий? Правда в этот раз у него остается любовь Мей, забота отца и Александры и преданность друзей. Он кинул быстрый взгляд в сторону Мей, преобразившейся в белое погребальное кимоно, с ярким впечатляющим макияжем японской гейши и длинными ногтями на руках, больше напоминающими когти — и уверенно подмигнув, губами произнес «люблю», а её сердце забилось сильнее и быстрее.

Ондзи улыбнулся:

— Зря ты так, Шнайдер. Ты мог бы стать одним из моих лучших людей. Зная мою слабость к мальчикам твоего сорта… Мы бы хорошо сработались. Ты ведь сам был когда-то одним из нас.

— Моё имя Марк, — спокойно заметил юноша.

— Верный пёс решил показать свою преданность. Кому? Зачем? Гореть тебе в аду, как бы ты не старался замолить свои грехи, — поинтересовался Ондзи с кривой ухмылкой.

— Тогда встретимся там — мы будем жариться на соседних сковородках, — и Марк не скрывал своего отвращения.

— А я как чувствовала, что Ритын пацифизм добром не кончится. Ну зачем я ей позволила? Я не успела исцелить её, — Даниэлла обреченно посмотрела на Джона.

— Данька, сейчас не время корить себя. Я тоже хорош — что я за бог такой, если не смог близкого мне человека от смерти уберечь? — им обои было больно смотреть в глаза друг другу.

А через мгновение взгляды всех присутствующих были устремлены к сражающимся Ондзи и Марку.

Марк владел мечом, словно виртуоз — можно было любоваться и любоваться, не отрывая глаз. Ондзи в полном сознании своего преимущества и не менее ловкий, чем его противник, парировал с удивительной точностью. Он нанёс три удара, и кровь потекла из трёх ран на груди юноши, но тот не обратил даже внимания.

Следующий удар они нанесли одновременно. У парня была пронзена грудь — меч проколол лёгкое, у японца — задета шея. Марк закашлялся, и кровь потекла изо рта по подбородку, на мгновение он открылся, чем не замедлил воспользоваться Ондзи, вторично вонзив ему в грудь меч — острый клинок вошёл прямо в сердце.

— Ты меня разочаровал, Шнайдер, — театрально вздохнул он, исчезая в клубе тумана, — честное слово, у меня были на твой счёт большие планы.

Но парню было наплевать на планы азиата — в голове звучала та самая песня, которой научила его Мей, а на ресницах блеснула слеза — как много он ещё хотел успеть, но не смог… Не успел даже прошептать последнее «прости»… Неужто, ему не суждено отметить свой девятнадцатый день рождения, до которого оставалось совсем чуть-чуть? Почему же именно в такие моменты так остро ощущается желание жить?

Позволь же провести вместе Weekend.Пошли нам, Бог, настоящий Happy-end!Неважно, в прошлом, в будущем иль ныне —Любить тебя буду я всегда.

Мне не забыть твой нежный взгляд, когда судьбаВдвоем в счастливый день нас свела.На небе столько звездочек сверкает, но среди них я тебя найду.И замирая в сладком ожидании, свою судьбу благословлю!

Одной землей мы рождены с тобою. Незабываемый романс.Тебе я верю каждый раз, незабываемый романс!

А жизнь не кончится завтраОна у нас будет длинной…Но ты успей все сказать мнеПока мы молоды… Пока мы любимы…

И ты не бойся быть слабойА я с тобой буду сильнымВедь жизнь не кончится завтра…Пока мы молоды… Пока мы любимы…

Несколько энергетических шаров полетели в сторону Джона. Путь им преградила Мей — девушку высоко подбросило и с силой ударило о землю. Упала она уже мёртвой, но на губах застыла улыбка. Последней её мыслью было, что умирать не так уже и страшно, если по ту сторону её будет ждать Марк. А ещё — папа с мамой и маленьким братом — по которым она до сих пор чувствовала болезненную тоску. Если бы тогда она не встретила Марка, за любовь которого цеплялась, как за спасительную соломинку — то, почему сейчас ей так хотелось жить, как никогда еще до этого. И откуда в мире такая чудовищная несправедливость по отношению к таким светлым людям? Почему они должны страдать и умирать за свои убеждения? Она уже перестала ревновать Марка к этой хрупкой миниатюрной француженке, проникаясь к ней уважением и восхищением, и стараясь брать с неё пример. Но этот безрассудный поступок Маргариты показал, насколько сильны её сила духа, её убеждения и её вера в близких. Это и ей придало мужества совершить то, что она совершила — в последнем благодарственном порыве встать на пути смертельной опасности, что угрожала тому мужчине, который так много для неё сделал. Она это сделала также в дань уважения Маргарите — ради её детей, которые оставшись без матери, не должны ещё лишиться и отца. И для Марка тоже — если он не побоялся отдать свою жизнь ради чего-то важного, то и ей самой нечего страшиться. Он верил в то, что делал, а она — верит в него. Возможно, всё даже к лучшему, что она так скоро последует за ним — долгой разлуки она бы не вынесла. От неё уже ушли самые дорогие ей люди, оставив её одну в этом огромном мире — ещё раз подобного ей не пережить.