Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - Екатерина Голинченко

Пронзительный женский визг не дал ему договорить:

— Это кто тут позволяет себе обсуждать МОЁ Величество! — крупная дама с пышными формами ткнула пухлым пальцем в грудь Даниэллы, — Отрубить наглецам головы!

Однако же, вопреки всем доводам здравого рассудка, девушка не испугалась, напротив — вид этой чудной дамы с крупными пунцовыми губами и яркими румянами на полных щеках, в цветастом платье с красно-черно-белыми вкраплениями на лифе корсета и необъятной юбке с несколькими подъюбниками, только рассмешило её. Всё это больше походило на театральную постановку или маскарад, и было бы чертовски занятно, если бы эта разряженная, ярко накрашенная женщина в смешном парике не собиралась совершенно серьезно придать их смерти путем отсечения головы.

Алиса? Белый кролик с часами в кармане жилета? Крашенные розы? Любительница рубить с плеча? Ну, конечно же! Златовласая готова была разозлиться на себя за такую постыдную недогадливость — ведь это же та самая Алиса — девочка из волшебной страны чудес, которую знает едва ли не каждый ребенок. И сама Дени, разумеется, тоже знала эту историю, полную невообразимого волшебства и чудачеств.

Тогда чего ей бояться, если она — отчаянная непоседа Алиса?

— Вы же не настоящие! Всего лишь — колода карт! Что вы можете мне сделать? — девушка заходилась смехом, и стоявшие вокруг неё становились всё более расплывчатыми образами, пока легкий ветерок не подхватил, закружив над её головой колоду игральных карт под одобрительную улыбку — именно, ничего более, кроме этой самой улыбки от её обладателя и не осталось.

С плохо скрываемым, почти детским, любопытством наблюдала за ней в зеркале девочка в нарядном платье с большим бантом в светло-русых волосах:

— Так легко, да? — особое наслаждение Лаурите доставляло наблюдать именно за ней, к которой она испытывала раздирающие, двоякие чувства: с одной стороны Лаура ненавидела её и ревновала, с другой же — не могла не восхищаться её красотой и чистотой, которой сама была лишена, — Ну, ничего, для тебя у меня припасено нечто особенное… — Лаура сильно-сильно сжала пальцы, огромным усилием воли не давая себе разрыдаться. Как бы ей хотелось занять её место… в его сердце…Чтобы он смотрел на неё вот так же — с безграничным обожанием. Хотелось вырасти, повзрослеть и состариться — как это происходит у всех людей… рядом с любимым человеком…познать его любовь, его тепло, его страсть…

И накатила такая волна боли, горечи и безысходности, что казалось, можно было задохнуться.

Лаурита встряхнулась и хлопнула в ладоши — и воздушный вихрь вокруг златовласой закружил сильнее, до крови раня острыми краями карт и перенося девушку в другую реальность.

В каждом из нас есть темная сторона. Некоторые из нас решили принять это, у некоторых не было выбора, остальные же предпочли борьбу. В конце концов, это также естественно, как и дышать. В какой-то момент каждый из нас сталкивается лицом к лицу с правдой — с самим собой.

Проморгавшись и протерев засыпанные землей глаза, белокурая увидела старинную каменную кладку мрачного холодного коридора, уходящего далеко вперед, по которому девушка кинулась бежать, дергая каждую дверь, которая встречалась ей на пути, но все они оказывались запертыми, кроме самой последней — почти неприметной дверки в крошечную коморку с единственным маленьким круглым окном и единственным стулом возле старинной прялки, покрытых толстым слоем пыли, посредине темного помещения — тут явно давно уже ни кто не бывал.

Точно повинуясь велению некой неведомой силы, девушку потянуло получше рассмотреть, что же там такое. Завороженная, шла она мелкими шагами, словно нити древней пряжи были привязаны к её рукам и ногам. Сдув вековую пыль и едва не закашлявшись в поднявшемся дыму, девушка провела рукой сначала по спинке стула, далее — по колесу прялки, и, как водится в волшебных сказках — затем она прикоснулась к веретену, уколола палец и упала без чувств прямо на пыльный пол.

«…Боль скрытая отравляет человека, а вырвавшаяся наружу — отравляет мир…»

Ондзи слышал удаляющиеся легкие шаги, и поспешил последовать на звук, но нашел только девушку в бессознательном состоянии, которую отнес в одну из пышно обставленных комнат.

— Ты хотел её? Признайся, хотел? Ты влюбился в неё? Что же, я могу рассказать тебе об этом чувстве много интересного. Оно приносит страдания и разочарование: верные — изменяют и уходят, клянущиеся — преступают клятву, восторженные — разочаровываются, ни что на земле не вечно, люди слабы и легко поддаются соблазнам, и самые близкие могут всадить нож тебе в спину, — Лаурита деловито обошла вокруг ложа и резко развернувшись, встретилась взглядом с Ондзи, внутри неё всё клокотало, — Ты и сейчас всё ещё хочешь её? Посмотри, как она прекрасна — как весна, как сама любовь. Видал ли ты что-нибудь более совершенное? — она указала пальчиком в сторону лежащей на ложе златовласой, в тонкой полупрозрачной батистовой сорочке, с разметавшимися по подушке светлыми волосами, оплетенная молодыми розовыми побегами, — А теперь посмотри на себя: нет, ты подойди к зеркалу и взгляни. Ты же — урод! Вот твоё истинное обличье — твои грехи разъедают твою плоть, каждая загубленная тобой душа, каждое разбитое сердце… Ты уже давно сгнил. Ни кто не в состоянии прожить триста лет — и это твое проклятие. Красавица и чудовище — ей богу.

Он уже готов был приникнуть поцелуем к бледным холодным губам Даниэллы, но что-то заставило его развернуться. Он мельком увидел свое отражение и оцепенел. Всё ещё не веря своим глазам, он растерянно посмотрел на девочку — Лаура зло ухмыльнулась.

Он провел ладонью по своей щеке, потом долго смотрел на свою ладонь, снова взялся рукой за лицо, и медленно подошел к зеркалу, глядя расширившимися от ужаса глазами: тот кто смотрел на него из отражения не был Танака Ондзи, это был, скорее, полуразложившийся труп с остатками сгнившей плоти на костях. В зияющих ранах, из которых уже даже не сочились ни кровь, ни гной, он видел свою челюсть, кости черепа, видел ключицу и верхние ребра с правой стороны грудной клетки, видел кости на фалангах пальцев руки, которой он держался за ввалившуюся щеку с остатками скуловой кости. Мужчина сделал несколько шагов назад, но споткнулся. Минуту он так и сидел на полу, судорожно дыша. Потом подскочил с места и схватив стоящий рядом стул с мучительным криком швырнул его в зеркало. Господи, как же ему хотелось разнести его на мелкие осколки, но точно насмехаясь над ним, стекло оставалось целым, глядя из него всем его безобразным обликом.