Дилогия об изгоняющем дьявола - Уильям Питер Блэтти

«Угрызения совести»,— потребовал Дайер.— Я уже дошел до третьей главы, но забыл захватить роман в больницу.

Киндерман посмотрел куда-то мимо священника, положил карту на место и, повернувшись, медленно направился к двери.

— После ленча,— пообещал он.— Перед едой вредно возбуждаться. Да и мне, кстати, тоже неплохо было бы перекусить.

— После поглощения трех гамбургеров?

— Двух. Но кто же тут их подсчитывает?

— Если у них этого романа нет, возьми «Принцессу Дейзи»,— крикнул ему вслед Дайер.

Покачивая головой, Киндерман покинул палату.

В коридоре он внезапно остановился. У дежурного столика следователь заметил Амфортаса, записывающего что-то в блокнот. Киндерман быстро направился к врачу, на ходу меняя выражение лица Он прикинулся озабоченным и встревоженным.

— Доктор Амфортас? — мрачно произнес Киндерман.

Невропатолог поднял глаза.

«Снова эти глаза,— подумал Киндерман,— Что за тайна прячется в Них?»

— Я хотел бы поговорить с вами об отце Дайере,— начал было следователь.

— С ним все в порядке,— коротко бросил Амфортас и вновь вернулся к своему блокноту.

— Да, мне известно,— не отступал Киндерман.— Но я хотел бы побеседовать о другом. Это чрезвычайно важно. Мы оба — друзья отца Дайера, но кое в чем я помочь ему не могу. Только вы.

Встревоженный тон лейтенанта привлек наконец внимание врача, и взгляд печальных темных глаз застыл на лице Киндермана.

— Что случилось? — поинтересовался он.

Следователь огляделся.

— Ну, только не здесь. Может быть, поищем более укромное местечко? — Он взглянул на часы.— Кстати, мы могли бы пообщаться за ленчем.

— Ленч — это не для меня,— заявил Амфортас.

— Тогда вы можете просто посидеть рядом. Пожалуйста, это очень важно.

Амфортас внимательно изучал его и колебался.

— Ну хорошо,— в конце концов согласился он.— А нельзя ли поговорить у меня в кабинете?

— Я очень голоден.

— Тогда я сейчас оденусь.

Амфортас ушел и вскоре вернулся в синем свитере.

— Ну вот, я готов,— сказал он Киндерману.

Тот посмотрел на свитер и заметил:

— Вы так замерзнете. Надо еще что-нибудь накинуть.

— Этого хватит.

— Нет-нет, оденьтесь потеплее. Я уже вижу заголовки завтрашних газет: «Невропатолог наповал сражен морозом. Неизвестный полный мужчина разыскивается для дачи показаний». Набросьте сверху что-нибудь потеплее. Иначе вина тяжким бременем обрушится на меня. А кроме того, вы, по-моему, не больно-то пышете здоровьем.

— Все в порядке,— тихо возразил Амфортас.— Но все равно спасибо вам за заботу.

Киндерман казался удрученным.

— Ну хорошо,— смирился он.— Во всяком случае, я вас предупреждал.

— И куда мы пойдем? Только не очень далеко.

— В «Могилку»,— ответил Киндерман.— Ну, двинули.

Он ухватил врача под руку и вместе с ним направился к лифтам.

— Вам будет очень полезно поесть. Да и прогуляться по свежему воздуху тоже. Это улучшает цвет лица. А обед фигуре не повредит. Кстати, ваша матушка в курсе, что вы пропускаете ленч? Ладно, я уже понял, что вы очень упрямы. Это заметно.

Киндерман окинул взглядом врача. «Что это — улыбка? Кто знает? Да, трудный случай, очень трудный»,— констатировал про себя лейтенант.

По дороге в «Могилку» Киндерман задавал бесчисленные вопросы о состоянии Дайера Амфортас был занят своими мыслями и поэтому отвечал очень коротко или молча кивал. А то и просто отрицательно качал головой. Выходило, что такие симптомы, как у Дайера, в некоторых случаях действительно давали повод заподозрить опухоль мозга, но у священника это, скорее всего, было связано с излишним напряжением и усталостью. Он очень много работал и переутомился.

— Переутомился? — удивленно воскликнул Киндерман, когда они уже входили в «Могилку».— Напряжение? Кто бы мог подумать? Да он же нынче как вареная лапша!

В «Могилке» столики были накрыты чистыми скатертями в красно-белую клетку, а за большой круглой дубовой стойкой подавали пиво в высоких стеклянных кружках. Стены украшали многочисленные гравюры, изображавшие сценки из прошлой жизни Джорджтауна. Народу было не так уж много. Время приближалось к полудню.

Еще при входе Киндерман приметил уютный кабинет.

— Вон туда,— указал он, и скоро они уже сидели за небольшим столиком в нише.

— Я уясасно голоден,— повторил Киндерман.

Амфортас ничего не ответил Он сложил на коленях руки и, склонив голову, молча уставился на них.

— Вы будете что-нибудь есть, доктор?

Амфортас только покачал головой.

— Ну, что там насчет Дайера? — спросил он.— Что вы мне хотели рассказать?

Киндерман наклонился к нему и яростно прошептал:

— Не чините ему телевизор.

Амфортас удивленно посмотрел на Киндермана.

— Простите, не понял вас.

— Не чините ему телевизор. А то он все узнает.

— Что он узнает?

— Вы еще не слышали про убийство священника?

— Конечно слышал,— сказал Амфортас.

— Этот священник был закадычным другом отца Дайера. И если вы почините телевизор, то он узнает об этом из новостей. И еще: не приносите ему газеты, доктор. И запретите сестрам.

— И для этого вы привели меня сюда?

— Не будьте так жестоки,— упрекнул врача Киндерман.— У отца Дайера очень чувствительная душа. И в любом случае, пока человек лежит в больнице, лучше его не расстраивать.

— Но он уже в курсе.

Следователь остолбенел.

— В курсе?

— Да, мы с ним говорили об этом,— подтвердил Амфортас.

Следователь отвернулся и понимающе покачал головой.

— Как это похоже на него,— наконец заговорил Киндерман.— Он не хотел беспокоить меня, поэтому притворился, что абсолютно ничего не знает.

— Так зачем вы привели меня сюда, лейтенант?

Киндерман повернулся к врачу. Амфортас пристально смотрел на него.

— Зачем я привел вас сюда? — смущенно пробормотал Киндерман, стараясь выдержать этот вопрошающий взгляд, и щеки у него начали краснеть.

— Вот именно, зачем? Видимо, все-таки не для того, чтобы поговорить о неисправном телевизоре,— съязвил Амфортас.

— Да, я вам солгал,— выпалил вдруг следователь. Теперь у него пылало все лицо, он отвернулся и засмеялся: — От вас ничего не скроешь. Я не знаю, как мне сохранять полное спокойствие и невозмутимость.— Киндерман снова повернулся к Амфортасу и беспомощно вскинул над головой руки: — Да, я виновен. Я бесстыжий. Я солгал. Но я ничего не мог поделать с собой, доктор. Неведомые силы побороли меня. Я предлагал им пряник и уговаривал: «Подите прочь!» Но они-то знали мою слабинку, поэтому не отступали и твердили: «Солги, иначе на обед ты получишь какой-нибудь дрянной бутербродик с ломтиком прокисшей дыни!»

— Надо было предложить им