Дилогия об изгоняющем дьявола - Уильям Питер Блэтти

довольно мило,— согласился Киндерман.— Спокойненько и полнейшая тишина. Кстати, а как у вас здесь с учебной тревогой?

— О, я совсем забыл,— встрепенулся вдруг Дайер. Он дотянулся до ящика тумбочки и, выдвинув его, извлек оттуда вырезанную из журнала карикатуру. Со словами: «Специально берег для вас» — священник протянул ее Киндерману.

Следователь посмотрел на картинку. Там был изображен бородатый рыбак рядом с гигантским карпом. Надпись гласила: «Эрнест Хемингуэй во время пребывания в Скалистых горах выловил карпа более пяти футов длиной, но потом-таки передумал писать об этом».

Киндерман суровым взглядом окинул Дайера и поинтересовался:

— Где ты это достал?

— Вырезал из «Санди мессенджер». Знаешь, а мне немного легче.— Он вынул из пакета гамбургер и начал с аппетитом уплетать его.— М-м, спасибо, Билл. Это прекрасно. Кстати, карп до сих пор плавает в ванне?

— Его казнили вчера вечером.— Киндерман с удовольствием наблюдал, как Дайер принялся за вторую порцию.— Матушка Мэри безутешно рыдала за столом. Что же касается меня, то я хладнокровно принимал в это время ванну.

— Это чувствуется,— заметил Дайер.

— Как вам нравятся гамбургеры, святой отец? Кстати, сейчас ведь Великий пост.

— Я освобожден от всех постов,— возразил Дайер.— Я болен.

— А на улицах Калькутты дети умирают от голода.

— Они не едят коров,— парировал Дайер.

— Все, сдаюсь. Еврей, выбирая в друзья священника, получает кого-нибудь вроде Тейяра де Шардена[34]. А что мне досталось? Священник, который интересуется новинками женской моды и обращается с людьми так, будто у него в руках кубик Рубика: вертит его во все стороны, как ему понравится. Главное, чтобы получился один цвет. Кому все это надо?

— Не желаешь гамбургер? — Дайер протянул Киндерману кулек.

— Пожалуй, один съем.— Глядя на с аппетитом жующего Дайера, лейтенант почувствовал, что и впрямь проголодался. Он сунул руку в кулек и вынул гамбургер.— Мне они особенно нравятся из-за этих маленьких маринованных огурчиков. Без них как будто что-то теряется.

Киндерман отхватил здоровенный кусище, и как раз в этот момент в палату вошел врач.

— Доброе утро, Винсент,— поздоровался Дайер.

Амфортас кивнул Остановившись возле кровати, он взял со столика карту назначений и молча пробежал ее глазами.

— А это мой друг, лейтенант Киндерман,— представил следователя Дайер.— Билл, познакомься, это доктор Амфортас.

— С удовольствием,— приветливо откликнулся Киндерман.

Казалось, Амфортас не слышал его. Он что-то записывал в карте.

— Меня вроде завтра выписывают...— начал было священник.

Амфортас кивнул и положил карту на место.

— А мне здесь понравилось,— заявил Дайер.

— Да, и медсестры тут просто потрясающие,— добавил Киндерман.

Впервые за все время Амфортас взглянул на следователя. Лицо его по-прежнему оставалось безучастным, глаза серьезными, но в глубине этих грустных темных глаз скрывалась какая-то тайна.

«О чем он сейчас думает? — размышлял Киндерман.— Мне показалось или я действительно вижу улыбку в этих полных печали глазах?»

Их взгляды встретились лишь на мгновение, и уже через минуту Амфортас повернулся и вышел из палаты. В коридоре он сразу же свернул налево и скрылся из виду.

— Твой врач, похоже, хохочет без умолку,— пошутил Киндерман.— С каких это пор талантливые трагики занимаются медициной?

— Бедный парень,— посочувствовал Дайер.

— Бедный? А что с ним случилось? Вы уже успели подружиться?

— Он потерял жену.

— А, понимаю.

— Он так и не оправился полностью.

— Развод?

— Нет, она умерла.

— Жаль. И давно?

— Уже три года,— ответил Дайер.

— Это гигантский срок,— заметил Киндерман.

— Я знаю. Но она умерла от менингита.

— Что ты говоришь!

— И он до сих пор не может простить себе ее смерть. Он сам лечил жену, но не смог не только спасти, но даже облегчить ее страдания. И это разрывало его сердце. Сегодня он работает здесь последний день, а затем увольняется. Он решил посвятить всего себя исследовательской работе. А начал он свои опыты вскоре после потери супруги.

— А что он исследует? — заинтересовался Киндерман.

— Боль,— охотно пояснил священник.— Он изучает боль.

Киндерман явно заинтересовался.

— Ты что, все о нем знаешь? — удивился он.

— Да, вчера он мне полностью открылся,— кивнул Дайер.

— Он любит поговорить?

— Ну, ты же знаешь, как действуют на людей священники. Мы как магнит для встревоженной души.

— А можно сделать соответствующее заключение и относительно меня?

— Если галоши подходят, почему бы их не надеть?

— А он католик?

— Кто?

— Тулуз Лотрек. Разумеется, доктор — о ком же я еще могу спрашивать?

— Ну, ты частенько так неясно выражаешься...

— Это обычный способ. Особенно когда имеешь дело с чокнутым. Итак, Амфортас католик или нет?

— Да, он католик. И вот уже много лет подряд ежедневно посещает мессу.

— Какую мессу?

— В шесть тридцать утра в церкви Святой Троицы. Кстати, я тут обдумывал твою проблему.

— Какую проблему?

— Насчет зла,-— напомнил Дайер.

— Да разве это только моя проблема? — фыркнул Киндерман.— Чему же тебя столько лет учили? Вы все словно выпускники семинарии для слепых — только и делаете, что занимаетесь теологическими рассуждениями, и не видите дальше собственного носа. Это проблема каждого!

— Понимаю,— согласился Дайер.

— А вот это уже странно.

— Тебе не мешало бы относиться ко мне чуть добрее.

— А плюшевый медведь?

— Медведь тронул меня до глубины души. Так мне можно говорить?

— Но это очень опасно,— нахмурился Киндерман. Потом, со вздохом взяв с кровати газету, раскрыл ее и начал читать.— Валяй, рассказывай, я весь во внимании.

— Так вот, я тут кое о чем подумал,— продолжал Дайер.— Пока я лежу в больнице и все прочее...

— Пока ты лежишь в больнице совершенно здоровый,— вставил Киндерман.

Дайер не обратил никакого внимания на этот выпад.

— Я задумался о некоторых вещах, связанных с хирургией.

— Да на них практически ничего и нет! — вдруг весело вскинулся Киндерман. Он с головой погрузился в рассматривание «Женской одежды».

— Говорят, когда человек находится под наркозом,— снова заговорил Дайер,— его подсознание продолжает ощущать все, что с ним происходит. Оно слышит голоса врачей и медсестер. Оно чувствует боль.— Киндерман оторвался от газеты и посмотрел на священника.— Но когда человек приходит в себя, у него остается впечатление, будто ничего с ним не происходило. Поэтому, может быть, когда мы снова вернемся