Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник) - Николай Ломакин

– Миша! – снова закричала старая мать.

– Я вовсе не Михаил! И никогда не был вашим сыном! Меня зовут Николай Корпанов, я купец из Иркутска!

И он, резко повернувшись, вышел из зала, но успел в последний раз услышать, как раздался за его спиной горестный зов:

– Сынок! Сынок!

Силы едва не покинули Михаила Строгова, но все же он ушел. Он не видел, как его мать упала на скамью, почти лишившись чувств. Но когда станционный смотритель подбежал к ней, чтобы помочь, старуха встала сама. В голове внезапно прояснилось. Чтобы ее сын отрекся от нее – нет, это невозможно! Чтобы она ошиблась, приняла за него кого-то другого, – этого тоже не может быть. Она только что видела своего сына, это был он, и если он ее не узнал, значит, не захотел, не должен был узнавать ее, какая-то ужасно серьезная причина заставила его так поступить! И тогда, вытесняя все нежные материнские чувства, ее настигла одна страшная мысль: «Уж не погубила ли я его, сама того не желая?»

– Видно, я совсем помешалась! – сказала она тем, кто обступил ее и стал расспрашивать. – Мои глаза меня обманули! Этот молодой человек не мой сын! У него и голос совсем другой! Хватит, не будем больше об этом говорить! Кончится тем, что он мне повсюду будет мерещиться.

Десяти минут не прошло, как на почтовую станцию заявился офицер из войска ханов:

– Марфа Строгова? – спросил он.

– Это я, – отвечала старая женщина спокойно, и лицо ее было настолько безмятежно, что свидетели только что разыгравшейся сцены не узнавали ее.

– Идем, – приказал офицер.

Уверенным шагом Марфа Строгова вышла из зала ожидания и последовала за ним.

Спустя несколько минут ее уже доставили на бивуак посреди площади к самому Ивану Огарову, которому о недавней сцене было тотчас доложено во всех деталях.

Охваченный обоснованными подозрениями, он пожелал самолично допросить старую сибирячку.

– Как тебя зовут? – жестким тоном спросил он.

– Марфа Строгова.

– У тебя есть сын?

– Да.

– Он царский фельдъегерь?

– Да.

– Где он?

– В Москве.

– И ты не получаешь от него вестей?

– Не получаю.

– Давно?

– Уже два месяца.

– Так что же это за парень, которого ты называла сыном на почтовой станции, всего несколько минут назад?

– Какой-то молодой сибиряк. Я обозналась, – отвечала Марфа Строгова. – Это со мной уже второй раз: с тех пор, как город заполонили чужаки, мне все мерещится, будто навстречу идет мой сын! Куда ни гляну, везде его вижу!

– Значит, тот парень не Михаил Строгов?

– Нет, это был не он.

– А знаешь, старуха, я ведь могу приказать, чтобы тебя пытали, пока ты правду не скажешь!

– Я сказала правду, сколько ни пытай, у меня других слов нет.

– Тот сибиряк не был Михаилом Строговым? – во второй раз спросил Иван Огаров.

– Нет, это не он, – повторила Марфа Строгова. – Я ни за какие блага на свете не отреклась бы от сына, данного мне Богом, неужто вам это невдомек?

Иван Огаров злобно смотрел на старую женщину, так открыто бросившую ему вызов. Он был уверен, что она не ошиблась, узнав в молодом сибиряке своего сына. Следовательно, если сначала сын не признал своей матери, а потом и она, в свою очередь, его не признала, у них должны быть для этого самые веские причины.

Итак, теперьу Ивана Огаровауже не осталось сомнений, что самозваный Николай Корпанов на самом деле Михаил Строгов, царский посланец, который скрывается под фальшивым именем и прибыл с сюда миссией, крайне важно выяснить, какой. Поэтому он распорядился немедленно послать за ним погоню. Затем, повернувшись к Марфе Строговой, сказал:

– Пусть эту женщину доставят в Томск.

А когда солдаты грубо потащили ее за собой, добавил сквозь зубы:

– Будет время, я сумею заставить эту старую ведьму говорить!

Глава XV. Барабинское болото

Большой удачей оказалось для Михаила Строгова, что он так поспешно покинул почтовую станцию. Приказы Ивана Огарова были тотчас переданы страже, все выходы из города оказались под надзором, приметы Строгова сообщили всем станционным смотрителям, чтобы лишить его возможности выехать из Омска. Но он к тому времени успел пробраться наружу через брешь в укреплениях, его конь уже скакал по степи и, коль скоро его сразу не догнали, у него были шансы ускользнуть.

Строгов покинул Омск 29 июля в восемь вечера. Этот город находится примерно на полдороге между Москвой и Иркутском, куда ему следовало добраться не позже, чем за десять дней, если он хотел опередить наступление ханских войск. По-видимому, злополучная встреча с матерью положила конец его инкогнито. Иван Огаров больше не мог сомневаться в том, что царский курьер только что миновал Омск и сейчас направляется в Иркутск. Депеши, что он везет, должно быть, чрезвычайной важности. Михаил Строгов понимал, что для его поимки будет сделано все, что только возможно.

Одного он не знал и знать не мог – того, что Марфа Строгова в руках Ивана Огарова, она, может случиться, заплатит даже жизнью за порыв, которого не смогла сдержать, внезапно увидев своего сына! Его счастье, что он об этом не знал! Смог бы он выдержать это новое испытание?

Итак, Михаил погонял коня, передавая животному пожиравшее его лихорадочное нетерпение, требуя лишь одного – быстрее довезти его до следующей станции, где можно будет заменить его на упряжку порезвее.

К полуночи он одолел семьдесят верст, потом остановился на станции Куликово. Но там, как он и боялся, не нашлось ни лошадей, ни экипажей. Какие-то ханские отряды проехали по большому сибирскому тракту. Все было разворовано или реквизировано, как в селениях, так и на почтовых станциях. Михаилу Строгову едва удалось разжиться какой ни на есть пищей для себя и кормом для своей лошади.

Выходит, ему необходимо поберечь этого коня, ведь неизвестно, как и когда удастся его заменить. Но все-таки, желая оказаться как можно дальше от всадников, которых Иван Огаров наверняка пустил по его следу, Михаил решил ехать дальше. Итак, час отдыха – и он снова скакал по степи.

До сих пор состояние атмосферы, к счастью, благоприятствовало путешествию государева курьера. Температура держалась сносная. Темноту ночи, в эту пору очень короткой, освещало бледное сияние луны, пробиваясь сквозь легкую облачную пелену, что позволяло видеть, куда едешь. К тому же Михаил Строгов, превосходно знающий дорогу, двигался вперед уверенно, без колебаний. Наперекор осаждавшим его мучительным мыслям он сохранял полнейшую ясность рассудка и так рвался к своей цели, будто уже видел ее на горизонте. Если он и останавливался ненадолго на каком-нибудь перекрестке дорог, то лишь затем, чтобы дать своему коню отдышаться. Тогда он спрыгивал наземь, чтобы животному хоть на несколько минут стало легче, и прикладывал ухо к земле, прислушиваясь, не раздастся ли топот мчащейся по степи погони. Не заметив ничего подозрительного, он продолжал свой путь, все вперед и вперед.