Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник) - Николай Ломакин

Михаил и Надя сидели на корме, как всегда, поглощенные опасением, не случилось бы какой задержки, и с некоторым беспокойством наблюдали за маневрами паромщиков.

– Не зевай! – крикнул один из них своему товарищу.

Поводом для такого предостережения стал чрезвычайно стремительный разворот парома, который вдруг поменял направление. Течение подхватило его и быстро понесло. Итак, речь шла о том, чтобы, с толком используя багры, заставить паром двигаться не по течению, а наискось. Вот почему паромщики, упирая концы своих багров в выемки, цепочка которых предусмотрительно выдолблена у нижней кромки посудины, сумели развернуть паром, и он мало-помалу все же стал приближаться к правому берегу.

Конечно, можно было заранее без труда прикинуть, что он его достигнет верст на пять-шесть ниже по течению, но это не имело большого значения, лишь бы люди и животные без досадных происшествий высадились на сушу.

Два паромщика, рыжие мужики, к тому же ободренные обещанием щедрой платы, впрочем, не сомневались, что переправа через Иртыш, как ни тяжела, им по плечу.

Но в их расчеты не входило событие, предвидеть которое они не могли, а между тем обстоятельства повернулись так, что все их старания, вся сноровка оказались бессильными.

Паром находился на самой стремнине, отделенный от обоих берегов приблизительно равным расстоянием, и двигался вниз по реке со скоростью две версты в час, когда Михаил Строгов, вскочив на ноги, стал напряженно всматриваться во что-то, происходившее выше по течению.

Он увидел там несколько лодок, приближавшихся с большой скоростью. Этому способствовали и быстрота течения, и работа гребцов, ибо лодки были снабжены веслами.

Внезапно лицо Строгова исказилось, и у него вырвалось невнятное восклицание.

– Что там? – спросила девушка.

Но прежде чем Михаил успел ей ответить, один из паромщиков закричал, и в его голосе явственно послышался ужас:

– Татары! Татары!

Так в народе называли ханских воинов.

Он не ошибся: лодки, идущие вниз по Иртышу, были полны солдат. Через несколько минут они должны были нагнать паром, слишком перегруженный, чтобы удрать от них.

Перепуганные насмерть паромщики с воплями отчаяния побросали свои багры.

– Смелей, друзья! – закричал Михаил Строгов. – Даю пятьдесят рублей, если доберемся до правого берега раньше, чем они приплывут!

Воодушевленные таким призывом, паромщики возобновили маневры, продолжали направлять свою посудину под углом к течению, но вскоре стало очевидно, что абордажа не избежать.

Но, может, захватчики проплывут мимо, не тронут их? Нет, маловероятно! Напротив, следует опасаться худшего: это же грабители!

– Не бойся, Надя, – сказал Михаил. – Но будь готова ко всему!

– Я готова, – отвечала она.

– Даже броситься в реку, когда я скажу?

– Когда ты скажешь.

– Доверься мне, Надя!

– Хорошо.

До неприятельских лодок оставалось не более ста футов. На них к Омску плыл передовой отряд бухарских воинов-разведчиков.

Парому, чтобы достигнуть берега, надо было еще пройти расстояние, равное его удвоенной длине. Паромщики выбивались из сил. Михаил Строгав присоединился к ним: схватил багор, орудовал им со сверхчеловеческой силой. Если бы удалось вытащить тарантас на сушу и пустить коней в галоп, был бы хоть какой-то шанс спастись от преследователей, ведь у них-то лошадей нет.

Сколько усилий, и все напрасно!

– Сарынь на кичку! – закричали солдаты с первой лодки.

Михаил Строгов узнал этот боевой клич азиатских пиратов, отвечать на который полагалось не иначе, как только падая ниц.

Коль скоро ни паромщики, ни он сам не подчинились, грянул мощный залп, и две лошади рухнули мертвыми.

В то же мгновение паром сильно тряхнуло. Лодки налетели на него с кормы.

– Надя, пора! – крикнул Михаил Строгов, готовясь прыгнуть за борт. Когда он, раненный пикой, бросился в воду, девушка хотела последовать за ним. Но течение вмиг отнесло его в сторону, его рука на миг забилась над водой и исчезла.

У Нади вырвался крик, она рванулась было вслед за Строговым, но была схвачена, ее подняли на руки и пересадили в лодку.

Через мгновение паромщиков прикончили ударами пик, паром поплыл, никем не управляемый, как придется, а захватчики продолжили свой путь вниз по течению Иртыша.

Глава XIV. Мать и сын

Омск официально признан столицей западной Сибири. Между тем это не самый значительный город губернии, обязанной ему своим названием, ведь Томски многолюднее, и импозантнее. Но резиденция генерал-губернатора всей первой половины азиатской России расположена именно в Омске.

Строго говоря, Омск состоит из двух отдельных городов: в одном обитают исключительно представители власти и чиновники, другой населен преимущественно сибирскими купцами, хотя торговым центром все же не является.

В этом городе насчитывалось от двенадцати до тринадцати тысяч жителей. Для его обороны имелась крепость с бастионами по бокам, но укрепления там земляные, это если и защита, то крайне недостаточная. Поэтому нападающие, прекрасно о том осведомленные, попытавшись взять его приступом, за несколько дней осады добились своего.

Гарнизон Омска, численность которого не превышала двух тысяч человек, оборонялся храбро. Однако, слабея под натиском войск эмира, защитники мало-помалу оставляли купеческие кварталы, волей-неволей ища убежища в «верхнем городе».

Там укрылись и сам генерал-губернатор, и его офицеры, и солдаты. Они превратили эти кварталы Омска в подобие цитадели, соорудив бойницы в жилых домах и церквах, и закрепились в таком импровизированном «кремле», держались стойко, как ни мало было надежды, что помощь подоспеет вовремя. В самом деле, неприятельские войска, сплавляясь по Иртышу, что ни день, получали свежее подкрепление. Было и еще одно обстоятельство, того хуже: их действиями управлял офицер, предавший свою страну, но наделенный большим воинским талантом и при любых обстоятельствах не теряющий своей дерзкой отваги.

Это был полковник Иван Огаров.

Чрезвычайно опасный в качестве одного из предводителей им же спровоцированного нашествия, Иван Огаров располагал большим воинским опытом и познаниями. Будучи уроженцем Азии, он любил всяческие хитрости, засады и подвохи, ему нравилось их измышлять, он не брезговал никакими средствами, когда хотел выведать чей-либо секрет или расставить кому-то сети. Коварный от природы, он охотно прибегал к самой низменной маскировке, при случае мог нарядиться и нищим, вообще превосходно умел менять как свою внешность, так и повадки. К тому же он был жесток, при необходимости мог сыграть и роль палача. В его лице Феофар-хан имел достойного пособника в этой дикарской войне.