Дороги и Тропы (СИ) - Ларина Виктория

— Да откуда ж я знаю? — опешил ваюмн.

— Я знаю, — подмигнул художник, — у тебя в кабинете знатный ловец живет. Принести?

— Буду благодарна. А ты не закатывай глазки, мамаша! Паук твое дитятко не съест, а делу ох как поможет.

Ноэль появился, торжественно неся на вытянутой руке висящего на паутинке восьминогого красавца с полосатой спинкой.

— Ах ты ж умничка, на ниточке принес, цены тебе нету…Вот мы сейчас шуганем заразу эту, чтобы неповадно было над детишками колдовать, — приговаривала Одри, обходя мать с ребенком по часовой стрелке, — забери, паук, паутину. Свое верни, чужое отдай! Откуда пришло, туда и вернулось! Нет дороги назад!

С этими словами она резко бросила паука в огонь. Малыш всхлипнул, замолчал и прижался к матери.

— Теперь бы ему оберег сделать, как мой дед учил. Локоном своим пожертвуешь, красавица? Да и у тебя, папаша, тоже волосы длинные, а наговоренная нитка и у меня найдется.

Деревенская колдунья сплела коротенькую косичку из светлых волос матери, темной пряди отца и красной шерстяной нити. Что-то нашептывая, обвязала её вокруг запястья ребенка.

— Как тесен станет — сожгите, другой сплетем. Да идите домой, мальчик голоден и спать хочет. Молча, молча идите, никаких "спасибо", так надо! — напутствовала молодых родителей Одри.

Посетители чуть не бегом побежали, а девушка улыбнулась друзьям:

— Молодец, Тайри, что притащила меня. Знаю я такие штучки, снимала не раз. А это что, еще один околдованный? — Она внимательно уставилась на художника. — Да уж, повезло тебе, красавец. Где ж ты в старое колдовство вляпался, да еще и по доброй воле? Мучаешься вот теперь, и никто тебе не помощник, только ты сам. Послушай себя, будь честен, не лукавь, старое отпусти — колдовство и отстанет. Оно и так уже на волоске держится. Сделай, что хотел, камень-то с души и свалится… Тайри, пойдем домой, — колдунья зевнула, прикрывая рот рукой, — устала я что-то. Ну, ты понял меня, человече?

Художник кивнул и, пошатываясь, точно пьяный, отправился к себе в комнату.

— Вот так и узнаешь о друзьях много нового, — печально произнес Гай, обращаясь к единственному оставшемуся собеседнику — огню в камине. Тот в ответ затрещал и плюнул искрами.

Мастер проснулся поздно. Лениво потягиваясь, спустился на кухню, ловя аппетитные запахи шоколада, корицы, пряной выпечки и мясного пирога.

— Любимая, у нас какой-то праздник? — еще с лестницы радостно вопросил он.

— Я, конечно, ни разу не праздник, да и на роль любимой женщины совершенно не претендую, — ухмыльнулся уплетающий булочки Ноэль, — но доброго утра тебе пожелать могу, и кое-чем порадовать тоже.

— Вот это всё ты сотворил?

— Упаси Создатель, я художник, а не кулинар. Это твоя леди позаботилась.

— И куда ты ее дел, чудовище?

— Никуда, — пожал плечами художник, — ушла порталом, как у вас с ней водится, вежливо пожелав приятного аппетита. Но это и к лучшему.

— Вы снова поцапались?

— Не угадал. Просто я должен с тобой поговорить… без свидетелей.

— Ты меня пугаешь, Ноэль.

— Заказ почти готов, — собеседник был вовсе не настроен шутить. — Остались детали, а в них, как ты знаешь, самое главное… Создатель любит детали, — художник тяжко вздохнул и поднял на ваюмна полные отчаяния глаза, — Может, лучше не заканчивать, а? Я верну деньги.

— Все так страшно, друг мой? Я не удивлюсь…

— Чему, Гай?! — перебил его Ноэль, — Тому, что я балансирую на лезвии с этим заказом? Ты же не слепой. Я уже схожу с ума по твоей женщине, а когда она рядом, едва держу себя в руках. Будь ты мне чужой, я бы и не подумал сдерживаться, но поступить так с другом… Да ты первый потом не простишь ни себя, ни меня. Хотя бы не оставляй нас наедине.

— Дружище, для тебя это обычное дело, пройдет, — попробовал успокоить художника мастер.

— Уже нет. Не пройдет, — Ноэль вскочил, сделал несколько нервных шагов по кухне, вернулся к столу, — и, демоны меня задери, я рад этому. Зато спокойно буду писать портреты других женщин, меня они уже не затронут. Или не буду никогда…

— Я понял, Ноэль. Прошу тебя, пиши, пока есть силы. Станет совсем невмоготу — оставишь, как есть. Прости меня, отказаться от заказа я не могу.

— Почему? Тебе недостаточно оригинала? За каким демоном тебе портрет, да еще и миниатюра?

— Сколько вопросов, — Гай грустно улыбнулся, — скоро все узнаешь, друг. Очень скоро. И, кстати, имей в виду: завтра будет вторая часть оплаты. Есть чудесные места, и мы с Тайри тебе их покажем.

— О Создатель… А без нее никак нельзя?

— Никак. Кое-что подчиняется только ей.

Гай знал, о чем говорил. Приблизительный маршрут они продумали еще пару дней назад. Тропа, конечно, могла "взбрыкнуть", запечатав какие-нибудь выходы, поэтому новых для Ноэля мест было предусмотрено с избытком. Орокс — удивительно яркий мир рыжих и пурпурных скал, ступенчатых водопадов и зеленых лугов. Кэрринн — дверь открывалась на берегу огромного озера, посередине которого жил своей непонятной жизнью сверкающий огнями ярко-синий замок. Вингшалья — Серебряный берег, с его незавершенностью и желанием жить, идеальное место для полета фантазии художника.

На Тропе Ноэль был нем, как рыба, выполняя обещание не задавать лишних вопросов и не отвлекать проводников. Сама по себе дорога навеяла художнику кучу мыслей, у него пальцы чесались от желания быстрее взяться за карандаш. Он радовался, что захватил с собой самый толстый блокнот для эскизов, что есть в запасе акварельные краски и несколько листов подходящей бумаги, что можно оглядываться на идущую замыкающей Тайри сколько душе угодно, и никому в голову не придет, что делает он это не из опасения и неуверенности.

Орокс заставил Ноэля зажмуриться, столь яркие оттенки царили кругом. Он только смотрел по сторонам, но за кисти так и не взялся. Кэрринн же, наоборот, надолго задержал его. Эскизы, потом акварель — первая по счету, которой еще надо было высохнуть. А ведь он по началу краски брать не хотел, сунул их в карман в последний момент и не прогадал. Разве это не чудесно, когда женщина, от которой ты без ума, смотрит на тебя вот так — без улыбки, внимательно и серьезно? И пускай сердце готово выскочить от легкого восхищения в ее взгляде, от того, как она, затаив дыхание, следит за движением кисти, за тем, как пейзаж возникает на бумаге, а потом, когда работа окончена, протягивает кружку с подогретым вином, и можно почти нечаянно соприкоснуться пальцами…

Дальше Тропа вывела их к перекрестку.

— Чувствуешь? — Тревожно спросил Гай. — Темное Ущелье рядом. Думаю, что по какой бы дороге мы ни пошли, попадем именно туда, хоть и не планировали.

— Не стоит беспокоиться, — спокойно ответила его ученица, — я ничего не забыла и прихватила то, что обрадует здешнего хозяина. Ноэль, вы держитесь молодцом. Это место многим навевает не самые приятные ощущения.

— Как-то здесь мрачно, — пробормотал художник, наблюдая, как сквозь туман прорастают вперемежку темные и белые стволы деревьев, а края тропы оплетает низкорослый колючий кустарник.

— Это еще мягко сказано, — кивнул ваюмн.

Мощная фигура рыцаря соткалась из теней и шагнула на Тропу.

— Кого ты привела ко мне, девочка? — грустно прошелестел хозяин Ущелья, — сама скажешь, или мне угадать?

— Рада, что ты помнишь меня, уважаемый. И я помню, — искренне улыбнулась Тайри, — прими это от нас.

Полотняный мешочек с яблоками и бутылка молодого вина перекочевали к новому владельцу. Тот рассмеялся, довольный.

— Спасибо, девочка. Это очень кстати. И за гостя спасибо, есть в нас что-то общее… Ты много воевал? — повернулся он к художнику.

— Случалось…

— Больше не случится, хватит с тебя крови. Оставь здесь старое. Ты умеешь правильно видеть людей и запоминать их надолго, — рыцарь качнулся вперед, нависая над менее рослым Ноэлем. Тайри и Гай остались у него за спиной, — я хочу, чтобы меня тоже кто-то помнил… настоящим.

Хозяин помедлил минуту, а потом легко снял глухой шлем с гребнем. Какое-то время они с художником смотрели друг на друга, а потом рыцарь закутался в туман и растворился среди серебристых стволов. Тишина накрыла путников, и в абсолютном безмолвии шорох карандаша по бумаге казался очень громким. Ноэль спешно что-то зарисовывал в блокнот, переворачивая лист за листом. Тропа снова стала прежней, и леди Даллет осторожно тронула увлеченного художника за плечо.