Плюс-минус бесконечность (сборник) - Александр Плонский

— А какое оно будет, во плоти и крови или на транзисторах? — лукаво спросил Сергей.

— Поживем — увидим! — отшутился Браницкий.

Что случилось с Антоном Феликсовичем? Уже был куплен билет до Симферополя, в домике на Чайной Горке готовились к приезду гостя, и вот он в самолете, но летит не в Крым, а в киргизский город Ош, откуда берет начало Памирский тракт…

Вдруг защемило сердце, встала перед глазами панорама снежных вершин на блеклой голубизне неба. И Браницкий решил: еду!

«Глупо!» — язвительно откликнулось второе «я».

«В последний раз!» — оправдался перед ним Антон Феликсович, а сам тоскливо подумал: неужели действительно в последний раз?

Что отняло его у безмятежного крымского покоя? Микроб безрассудства? Волшебство гор? Чем заворожили горы ректора Московского университета Рема Викторовича Хохлова, имел ли академик право ставить на карту свою столь дорогую для науки жизнь? Или не знал, на что идет? Знал… Так и Браницкий.

А началось это много лет назад. За плечами заядлого автотуриста уже были Урал и Западная Сибирь, Прибалтика и Приэльбрусье, Военно-Грузинская дорога и Карпаты, наезженный асфальт Черноморского побережья и пустынные кручи Нагорного Карабаха… И вот однажды он прочитал в «Известиях» короткую заметку «Визит за облака». В ней рассказывалось о тяжелом и романтическом труде водителей одной из самых высотных трасс планеты — Памирского тракта.

— Решено! Едем на «Крышу мира», — загорелся Браницкий.

— До лета еще далеко, — трезво рассудила жена — штурман семейного экипажа, олицетворявшая в нем разумное начало. Но Антон Феликсович не любил и не умел ждать: назавтра он послал письмо главному инженеру ПАТО — Памирского автотранспортного объединения Дарвишу Абдулалиеву (о нем упоминалось в заметке). И был обрадован скорым ответом.

Ош встретил их солнцем, яркими красками, характерным колоритом восточного города. Браницкий впервые осознал, что находится в Средней Азии — такой, какой себе ее представлял. Это впечатление усилилось, когда через несколько часов они оказались на ошском базаре, равного которому по изобилию фруктов никогда не видели. Но, конечно, в первую очередь нужно было разыскать ПАТО.

И вот они в кабинете Абдулалиева. Совсем еще молодой, энергичный человек с добрым, прямым взглядом поднялся навстречу.

— Я уже стал беспокоиться, — сказал он приветливо. — Вы должны были приехать позавчера.

На следующий день Антон Феликсович прочитал памирцам лекцию о научно-технической революции. И — неожиданность: полный зал слушателей, жадное внимание, вопросы…

Браницкий сразу же стал знаменитостью. Его с несравненным памирским гостеприимством встречали в кишлаках, поили кумысом и зеленым чаем, потчевали фруктами, зеленью, шурпой и пловом.

Возил их с женой по «Крыше мира» Имомбек Мамадодов, один из памирских асов. Пройдет год и еще один — Браницкому доверят руль бензовоза, но всякий раз, приезжая на Памир, он будет заново с душевным трепетом постигать инопланетное величие высочайшего Акбайтала, кровавые потоки Алая, лунный ландшафт Долины Смерчей, сапфировое сияние мертвого озера Каракуль…

В 123 километрах от Хорога — жемчужина Памира Джиланды. На берегу хрустальной горной речки горячий, почти кипящий, источник. В два каменных домика с бетонированными комнатами-ваннами вливаются потоки воды — клубящейся сероводородным паром и чистейшей ледяной. Смешиваясь, они образуют божественный коктейль.

Блаженство погрузиться в жгучую жидкость, обновляющую душу и тело, Браницкий испытал всего четыре раза, но оно врубилось в память навечно.

И сейчас Антон Феликсович летел в Ош с мечтой об этой живой воде, которая — бывают же на свете чудеса! — возвратит ему молодость…

Гражданским долгом ученого Браницкий считал не только само свершение научно-технической революции, превратившей науку в непосредственную производительную силу, и не только подготовку кадров, без которых немыслим дальнейший прогресс, но и пропаганду научных достижений среди неспециалистов, приобщение всех людей к новым, «техническим» аспектам культуры.

Публичные лекции в народном университете, ежемесячная телевизионная рубрика «Этюды о чудесах науки», газетные и журнальные статьи по вопросам естествознания и техники — все это входило в каждодневный круг интересов, составляло одну из сторон его жизни. Но особое удовлетворение он получал от того, что в прошлом веке называли «книжным просветительством», а ныне именуют научно-популярной литературой…

Еще в молодые годы запомнил Браницкий четверостишие:

Упаси нас бог познать заботу —Об ушедшей юности грустить,Делать нелюбимую работу,С нелюбимой женщиною жить.

Ему повезло хотя бы в одном — он редко делал нелюбимую работу. За исключением разве экзаменов, отчетов и скучных собраний… Повезло и потому, что еще мальчишкой приобщился к увлекательному занятию, был пощажен войной, не сбился с дороги в трудное послевоенное время.

Пожалуй, только в единственном пристрастии он потерпел фиаско: питая слабость к поэтической музе, не пользовался ни малейшей взаимностью.

Яркий, своеобычно талантливый фантаст Илья Иосифович Варшавский однажды признался Браницкому, что не любил фантастику и даже в мыслях не имел сделаться когда-нибудь писателем-фантастом. Он стал Фантастом с большой буквы, но, к сожалению, так поздно! Само призвание, словно поблукав вслепую, в конце концов нашло-таки Илью Варшавского, а он, со свойственной ему ироничностью, подчинился неизбежности. Возможно, ему казалось, что он лишь притворяется писателем-фантастом — не оттого ли столь озорны его рассказы?

В «феномене Варшавского» главенствовал талант. Он заявил о себе вопреки склонности, наперекор логике. С Браницким было иначе: его тянуло писать, но «прожиточный минимум» писательских способностей, увы, отсутствовал. К счастью, он вовремя осознал это, иначе быть бы ему графоманом…

«Для писателя бесталанность — драма, — рассуждал Антон Феликсович. — А во многих профессиях талант и призвание вовсе не обязательны, их с успехом замещают квалификация, настойчивость, чувство долга и ответственности, сознательное отношение к своему, пусть не очень любимому, делу. Множество таких специалистов не по призванию — инженеров, врачей, учителей! И вовсе не горе-специалистов, а хороших, авторитетных, уважаемых. Они приносят несомненную пользу. Только вот получают ли удовлетворение от того, что делают?