Еретики Дюны - Фрэнк Герберт

— Говорят, что вы очень многочисленны, — произнес Тег.

— Основа нашего могущества заключается не в численности, башар. Власть, такая, как наша, может осуществляться и малым количеством людей.

Она очень похожа на Преподобную Мать, подумал он. Она умеет дать ответ, по существу, уклонившись от него.

— По сути своей, — продолжала Матрона, — такая власть, как наша, становится источником выживания для многих людей. Теперь для того, чтобы править, достаточно пригрозить людям лишить их этого источника. Она оглянулась через плечо.

— Ты не хочешь, чтобы мы лишили тебя своей милости, Муззафар?

— Нет, Досточтимая Матрона. — Этот мужчина дрожал, как женщина!

— Вы нашли новый наркотик, — сказал Тег.

Она громко, почти озорно рассмеялась.

— Нет, башар, это очень старый наркотик.

— Вы хотите, чтобы и я пристрастился к нему?

— Как и все, кого мы контролируем, башар, ты имеешь выбор — либо повиноваться, либо умереть.

— Это действительно очень древний выбор, — согласился Тег. В чем заключается непосредственная угроза? Он не чувствовал признаков готовящегося силового нападения. Как раз наоборот. Второе зрение показывало ему весьма чувственные намеки. Они что, хотят запечатлеть его?

Она улыбнулась Тегу, хотя взгляд ее оставался ледяным.

— Он будет хорошо служить нам, Муззафар?

— Думаю, что да, Досточтимая Матрона, — ответил фельдмаршал.

Тег размышлял, наморщив лоб. В этой парочке было что-то глубоко порочное. Они действовали вопреки морали, которой он всегда руководствовался в своем поведении. Хорошо, что они не знают о его способности к сверхбыстрой реакции.

Кажется, они очень радовались тому затруднительному положению, в какое он попал.

Некоторую уверенность Тегу придало сознание того, что эти двое начисто разучились радоваться жизни. Будучи воспитанником Бене Гессерит, он видел это совершенно отчетливо. Досточтимая Матрона и Муззафар забыли или, что более вероятно, сознательно оставили все, что составляет основу существования жизнерадостного человека. Они не были в состоянии находить источник радости в собственном теле. Они добровольно приняли на себя роль постороннего свидетеля, вечного наблюдателя, который тем не менее всегда помнит, каким он был до своего превращения. Даже когда они делают то, что когда-то было для них удовольствием, они вынуждены доходить в этом удовольствии до крайностей, чтобы затронуть хотя бы края своей памяти о прошедших и утраченных радостях.

Досточтимая Матрона широко улыбнулась, обнажив ряд ослепительно белых зубов.

— Посмотри на него, Муззафар. Он не имеет ни малейшего представления о том, что мы можем сделать.

Тег слышал все сказанное, но видел и другое взглядом, натренированным в школах Бене Гессерит. В этих людях не осталось ни миллиграмма природной наивности. Их нельзя ничем удивить. Для них не существует ничего нового. Поэтому они плетут заговоры, изобретают махинации, надеясь, что это возбудит их и они испытают былое потрясение от какой-то новизны. Конечно, в глубине души они понимали, что это не произойдет, что из запланированного действия они выйдут, охваченные еще большей досадой от неудачи, и чем больше будет эта досада, тем с большей яростью они снова попытаются достичь недостижимого. Таким стало их мышление.

Тег состроил для них фальшивую улыбку, призвав на помощь все свои недюжинные способности. Это была улыбка, полная истинной страсти, понимания и удовольствия от собственного существования. Это было самым тяжким оскорблением, которое он мог им нанести, и, как видел Тег, оружие подействовало. Муззафар уставился на него пылающим взглядом. В глазах Матроны перестали плясать оранжевые огоньки, и кратковременное удивление сменилось блеском удовольствия. Она этого не ожидала! Это было что-то новенькое!

— Муззафар! — Оранжевые блики окончательно исчезли. — Приведите Досточтимую Матрону, которая положит глаз на нашего башара.

Второе зрение Тега немедленно уловило опасность. Он наконец понял, в чем она состоит. В нем начала нарастать необыкновенная сила, которая, как он знал, сейчас выплеснется наружу яростной волной. Эти дикие изменения в нем не закончились! Он чувствовал, как по телу течет небывалая энергия. Вместе с ней пришло понимание своего выбора. Тег видел, как он, словно яростный вихрь, проносится по зданию — позади него остаются мертвые тела (среди них Муззафар и Досточтимая Матрона), а весь комплекс превратится в груду развалин после того, как он отсюда выйдет.

Должен ли я это делать?

Если он не убьет их, то трупов будет гораздо больше. Он видел необходимость такого поступка, и одновременно до него полностью дошел весь план замысла Тирана. Он едва не закричал от боли, какую испытывал, но сумел сдержаться.

— Да, приведите ко мне эту Досточтимую Матрону, — сказал он, зная, что искать ее нет никакого смысла. Гораздо важнее позаботиться о сканирующем анализаторе и отключить его.

***

О вы, знающие, как мы страдаем здесь, не забудьте нас в своих молитвах.

Тараза задумчиво смотрела, как на фоне серебристого ракисского неба с деревьев опадают белые как снег цветы. Настало утро. Небо было затянуто опалесцирующей дымкой, которую Тараза не ожидала увидеть, несмотря на большую подготовительную работу по ознакомлению с условиями жизни на этой планете. Запах карликовых апельсинов был очень силен, он перебивал все другие ароматы здесь, на крыше музея Дар-эс-Балата.

Никогда не думай, что сможешь проникнуть в сокровенные тайны какого-то места… или человека, подумала она.

Разговор был окончен, но в ушах Верховной Матери все еще эхом звучали мысли, которые были высказаны здесь всего несколько минут назад. Однако все согласились с тем, что настало время действовать. Вскоре Шиана исполнит танец червя и еще раз продемонстрирует свою власть над ним.

Вафф и новый представитель священников будут участвовать в этом «святом событии», но Тараза была уверена, что никто из них не понимает истинной природы того, чему им суждено стать свидетелями. Вафф, конечно, страшно скучал от этих дебатов. Он все еще был преисполнен раздражительного недоверия ко всему, что он видел и слышал. Это недоверие составляло странный контраст с его благоговейным отношением к самому пребыванию на Ракисе. Катализатором раздражения было, конечно, его убеждение в том, что этой планетой управляют дураки.

Из зала встреч вернулась Одраде и встала за спиной Таразы.

— Я очень обеспокоена сообщениями с Гамму, — заговорила Тараза. — Ты принесла что-то новое?

— Нет, там происходит какой-то беспорядок.

— Скажи мне, Дар, как ты думаешь, что нам надо делать?

— Я вспоминаю слова, сказанные Тираном сестре Ченоу: «Бене Гессерит очень близок к тому, чем он должен быть, но одновременно очень далек».

Тараза указала на Пустыню, простершуюся за каналом, окружавшим город-музей.

— Он все еще там, Дар. Я уверена в этом, — сказала Тараза. Она повернулась лицом к Одраде. — И Шиана говорит с ним.

— Он очень много лгал, — возразила Одраде.

— Но он не лгал относительно своего перевоплощения. Помнишь, что он говорил: «Каждая исходящая из меня часть понесет часть моего сознания, беспомощные и слепые, эти частицы будут скитаться в Пустыне, застигнутые вечным сном».

— Ты ставишь слишком многое на свою веру в силу этого сна, — сказала Одраде.

— Мы должны возродить замысел Тирана. Весь — от начала до конца.

Одраде в ответ только вздохнула, но промолчала.

— Никогда не следует недооценивать силу идеи, — продолжала Тараза. — Атрейдесы в своем правлении всегда были философами. Философия опасна, потому что порождает новые идеи.

Одраде продолжала хранить молчание.

— Червь несет все это в себе, Дар! Все силы, которые следует привести в движение, находятся в нем.

— Кого ты пытаешься убедить — себя или меня? — спросила Одраде.

— Я наказываю тебя, Дар, так же, как Тиран до сих пор наказывает всех нас.

— За то, что мы не такие, какими должны быть? Ага, вот идут Шиана и остальные.

— Язык червя. Вот что сейчас самое важное.

— Да, если вы так считаете, Верховная Мать.

Тараза метнула сердитый взгляд на Одраде, которая направилась навстречу вновь прибывшим. В настроении Одраде чувствовались беспокойство и обреченность.

Присутствие Шианы, однако, вернуло Таразе чувство осознания цели. Какое бдительное маленькое создание — эта Шиана. Очень хороший материал. Предыдущим вечером Шиана демонстрировала свой танец в большом зале музея на ковре на фоне занавесок, сплетенных из волокон Пряности и украшенных изображениями Пустыни и червей. Она казалась частью этого изображения, фигурой, спроецированной на живописные дюны и на тщательно выписанных на волокнах червей. Тараза вспомнила, как в диком вращении волосы Шианы взметнулись вверх неукротимой дугой. Боковой свет подчеркнул рыжие пряди в волосах Шианы. Глаза были закрыты, но в лице не было умиротворения и успокоенности. Волнение передавалось в движениях рта, в подрагивании ноздрей, резких движениях подбородка. Движения говорили о мудрости, которая лишь прикрывалась юной оболочкой.