Еретики Дюны - Фрэнк Герберт

— Плоская крыша была единственным местом, по-настоящему приспособленным для жилья! — Он помнил, что говорил это и Тегу, и Луцилле.

Там наверху располагались роскошные квартиры, охранные посты, посадочные площадки для орнитоптеров и парки. Люди, жившие наверху, могли забыть о массе живой человеческой плоти, которая копошилась на нижних этажах непосредственно под ними. Снизу не. проникали ни запахи, ни звуки. Персонал, работавший на верхних этажах, прежде чем попасть туда, мылся в душе и менял одежду.

Тег тогда задал недоуменный вопрос:

— Почему все эти люди соглашались жить в таких скотских условиях?

Ответ был очевиден, и Дункан дал его. Улица была очень опасным местом. Городские власти сделали все, чтобы еще больше сгустить краски этой опасности. Кроме того, очень немногие знали о том, что вне Баронии люди живут гораздо лучше. Единственным местом, где живут хорошо, считали верхние этажи домов. Единственным путем наверх было абсолютное послушание и преданность.

— Это произойдет, и вы ничего не сможете поделать!

То был иной голос, прозвучавший под сводом черепа Дункана.

Пауль!

Как странно, подумал Дункан. В этих словах прозвучала надменность, свойственная ментатам, когда они попадают на поле своей логики.

Я никогда прежде не видел Пауля таким надменным.

Дункан посмотрел на свое отражение в зеркале и понял, что это воспоминание тоже относится к тому времени, когда он еще не был гхола. Внезапно перед его внутренним взором возникло другое зеркало, и лицо тоже было другим. Округлое юношеское лицо становилось более четко очерченным, словно созревая на глазах. Он заглянул в собственные глаза. Да, это были его глаза. Кто-то когда-то определил его глаза, как «бездонные пещеры». Да, они сидели глубоко под нависшими бровями, прячась за выступающими скулами. Говорили, что трудно сказать, серые у него глаза или зеленые, если на них не направлен прямой свет.

Это сказала женщина, но он помнил эту женщину.

Он постарался дотронуться до своих волос, но рука не повиновалась ему. Он помнил, что его волосы были обесцвечены. Кто это сделал? Старуха. Его волосы не были больше шапкой упрямых завитков.

Вот на него смотрит герцог Лето, стоящий в дверях своего дома на Каладане.

— Сейчас мы будем есть, — говорит он. Пряча свою природную надменность, Лето мягко улыбается. — Должен же был кто-то это сказать!

Что происходит с моей головой?

Он вспомнил, как Тормса сказал, что они идут туда, где их ждет корабль-невидимка.

Это было большое здание, неясной массой громоздящееся в темноте. Около него было несколько строений поменьше. Кажется, все они были обитаемы. Были слышны голоса и шум работающих машин. В узких окнах не видно ни одного лица. Не открылась ни одна дверь. Когда они проходили мимо одного из флигелей, Дункан почуял запах пищи. Тогда он вспомнил, что с утра они ели только завтрак путешественника — какие-то жесткие сухие жилы.

Они вошли в темное здание.

Вспыхнул свет.

Из глаз Тормса брызнула кровь.

Наступила тьма.

Дункан смотрит на лицо женщины. Он уже видел когда-то это лицо на одной из трифотограмм среди прочих таких же карточек. Где это было? Где он ее видел? Лицо было узкое, немного расширенное у висков, что придавало ему еще большее очарование.

Она заговорила:

— Меня зовут Мурбелла. Ты не запомнишь меня, но сейчас я буду с тобой, потому что я заметила тебя. Я тебя выбрала.

Я помню тебя, Мурбелла.

Первое, что бросалось в глаза на этом лице, были широко расставленные зеленые глаза, потом только всплывали подбородок и маленький рот. Губы были полными, и он понимал, что в другие моменты они могут быть капризно надутыми.

Зеленые глаза смотрели на него в упор. Какой холодный у нее взгляд. В нем чувствуется сила.

Что-то коснулось его щеки.

Он открыл глаза. Это была не память. Это происходило с ним сейчас!

Мурбелла! Она была здесь и оставила его. Теперь она вернулась. Он вспомнил, как просыпался обнаженный на мягких подушках. Его руки узнали это. Раздетая Мурбелла над ним, зеленые глаза смотрят на него со страшным напряжением. Она трогает его одновременно во многих местах. Мягкое жужжание исходит из ее уст.

Он чувствует болезненную эрекцию.

В нем не остается никаких сил сопротивляться. Ее руки движутся вдоль его тела. Ее язык. Какое жужжание! Она целует все его тело, касается его губами. Соски ее грудей прикасаются к щекам, груди. Он видит ее глаза и видит в них осознанную цель.

Мурбелла вернулась и опять делает с ним то же самое.

За ее плечом он видит панель армированного стекла — за этим барьером Луцилла и Бурцмали. Это сон? Бурцмали прижал ладони к стеклу. Луцилла сложила руки на груди, ее взгляд — смесь ярости и любопытства.

Мурбелла шепчет ему в ухо:

— Мои руки — огонь.

Ее тело заслоняет стекло. Он чувствует огненные прикосновения ее рук.

Внезапно этот огонь охватывает его разум. Оживают самые потаенные места. Он видит красные шарики, которые, как. цепочка нанизанных на веревку сосисок, проходят перед его внутренним взором. Его охватывает лихорадка. Он похож на раздутый шарик, страшное волнение пронизывает все его сознание. Эти шарики! Он же знает их! Они — это он сам… они были…

Все Дунканы Айдахо — исходный и серийные — чередой всплыли в его памяти. Они были, как взрывающиеся на сковороде зерна, которые отрицают чье-либо существование, кроме своего собственного. Он видит, как его давит червь с лицом человека.

Будь ты проклят, Лето!

Давит, давит, давит, снова и снова, снова и снова.

— Будь ты проклят! Будь ты проклят! Будь ты проклят!..

Он умирал под мечом сардаукара. Боль, вспышка света и полная темнота.

Он умирал в катастрофе орнитоптера. Он умирал под ножом убийцы — Говорящей Рыбы. Он умирал, умирал и умирал.

И он жил.

Память продолжала переполнять его, и Дункан изумился: как он может вмещать так много? Сладость новорожденной дочери, которую он держит на руках. Мускусный запах страстной подруги. Ароматы данийского вина. Упражнения в тренировочном зале.

Чан с аксолотлями!

Время от времени он появлялся снова, вспоминая, как именно это происходило. Яркий свет и механические руки. Эти руки то и дело поворачивали его. Смутное воспоминание новорожденного — огромное устье, окруженное женской плотью, соединенной какими-то трубочками с металлической конструкцией.

Чан с аксолотлями?

Он едва не задохнулся от нахлынувшей памяти. Все эти жизни! Все эти жизни!

Теперь он вспомнил, что ввели в него тлейлаксианцы, — потаенное сознание, которое ждало только своего часа. Когда он соединится с импринтером Бене Гессерит.

Но это была Мурбелла, а она не принадлежит Бене Гессерит.

Однако она была здесь, готовая к действию, и замысел тлейлаксианцев взял верх над его реакциями.

Дункан тоже зажужжал что-то нечленораздельное и принялся двигаться вместе с Мурбеллой, попадая с ней в такт. Он не должен так отвечать! Не так! Правой рукой он касался ее половых губ, а левой ласкал ее поясницу. Его губы касались ее носа, губ, плеч…

Все это время его ласковое жужжание усыпляло ее, баюкало, ослабляло…

Она попыталась оторваться от него, но он лишь усилил ее ответ.

Откуда он знает, в каком месте надо меня трогать и в какой момент? Здесь! И здесь! О, священная скала Дура, откуда он это знает?

Дункан почувствовал, как набухли ее груди, как потемнели от прилива крови ореолы, как заложило ее нос. Она застонала и раздвинула ноги.

О, Великая Матрона, помоги мне!

Но единственная Великая Матрона, на чью помощь она могла рассчитывать, была отделена от нее надежным барьером и дверью, запертой на щеколду.

В Мурбелле бушевала громадная энергия. Она отвечала на ее воздействие единственным известным ей способом — лаской, прикосновениями, — используя всю технику, которой ее столь тщательно обучали за долгие годы ученичества.

Но на каждое ее движение Дункан отвечал своим не менее стимулирующим.

Мурбелла поняла, что не может больше контролировать все свои реакции. Она действовала сейчас так, как велел ей инстинкт, спрятанный гораздо глубже, чем то, чему ее учили в школах. Вагинальные мышцы напряглись. Она почувствовала, что на стенках влагалища появилась смазка. Когда Дункан вошел в нее, Мурбелла услышала свой стон. Все ее существо — руки, ноги, все тело — двигалось, подчиняясь единому ритму. Она все больше и больше осознавала свои истинные потребности.

Как ему удалось сделать это со мной?

Где-то внизу живота начались ритмичные сокращения гладкой мускулатуры. Она почувствовала, что Дункан вздрогнул и ощутила биение спермы о стенки свода. Это подстегнуло ее собственный ответ. Это биение заставило сократиться влагалище… еще… еще… еще… Каждый мускул дрожал от экстаза, который она никогда раньше не могла себе даже представить.