Теория Забвений - Владислав Владимирович Беляков

затем нежно приложил ладонь к её щеке: – Нет. Всё хорошо. – И ещё никогда улыбка на его лице не была столь искренне счастливой. С одной половины лица Виктор медленно вытер слезы указательным пальцем, а в другую поцеловал. Затем снова обнял, касаясь волос и нежно поглаживая их пальцами. Так они просидели ещё какое-то время.

– Тебе точно надо уходить?.. – Еле слышным шёпотом спросила она.

– Да, так надо… Но, милая, – коснулся он её лба своим, – я вернусь. Поэтому не плач, а просто жди… Хорошо? – Спрашивал Звонарь, и Кира, уже улыбалась, сжимая губы.

Но, только Виктор приподнялся, как она схватила его за руку: – А ты не можешь остаться, пока я не усну?

– Конечно. – Радостно сел он назад перед её постелью. – Спи, «Солнышко».

Обняв его руку, девушка улеглась на подушку и, наконец, счастливая задремала, будто в сказке. Виктор сидел, стараясь даже не шелохнуться, дабы не потревожить её прекрасный сон, и поэтому смог уйти лишь только под утро, когда та перевернулась на другой бок. Если бы не помощь Крайе, то молодой человек уже давно бы спал рядом, но тот поддерживал его и вдыхал силы, чтобы выполнить задуманное, за что Звонарь был вновь безгранично ему признателен. Поцеловав напоследок её блестящие локоны, Виктор прыгнул в разлом и, растворившись, покинул академию также бесшумно, как и пришёл.

Больше они не пропускали ни одного вечера, и даже все свободное время проводили вместе. Куда бы Пророк не направлялся без участия в делах совета, везде при нём была его златовласая спутница. Джип с Лизой были очень рады за них, Жан нашёл себе новую тему для шуток, которую через пару дней забросил, также, как и с первой парой, а Жок завидовал своему другу белой завистью и всегда повторял, что никогда не простит, если Звонарь упустит такой невероятный шанс, что сам «маэстро» даже и не смог обрести. А Виктор ещё через пару месяцев начал ему отвечать: «Друг мой, я уже ни за что её не потеряю». Он это говорил не потому что был слишком самоуверен или уверен в ней, а потому, что чувства мезмеро никогда не обманывают. Виктор Звонарь ощущал, как сильно он привязан к ней, что уже не сможет прожить и дня, не зная, как она или что с ней. Он хотел видеть Киру всегда и по возможности не отпускать от себя далеко, а та не особо и сопротивлялась. Всегда стояла рядом, держа того за руку. И в день свадьбы Лизы и Джипа пара также стояла рука об руку недалеко от сцены. Пуарье всё-таки устроили церемонию по традициям внешнего круга, да ещё и под открытым небом. На празднество было приглашено столько народу, что, казалось, собралась добрая половина академии. И, естественно, не обошлось без ребят из отдела бухгалтерии, ведь куда уж Альберту Грецию попасть на праздник без своих шпионов. Везде стояли столы и стулья в белых тонах, а окружение покрыто кружевной прозрачной тканью, сшитой на заказ мастерами ордена. После венчания новобрачные поцеловались, и невеста оставила на мгновение своего жениха. Лиза отошла на пару метров и, хорошенько прицелившись, перебросила через себя маленький букет, и, естественно, тот пришёлся Крыловой прямо в руки. Публика зааплодировала, а близнецы разом засвистели, стоя на сцене, один в белом, а другой в чёрном костюмах.

Пару дней спустя, пока у Старшего был «медовый месяц», Виктор, наконец, признался Кире, что он к ней чувствует. Стоя на зелёной лужайке в их с Пуарье тайном месте в лесу, он всё боялся, что та не ответит ему взаимностью. Можно спросить: что тут, собственно, не понятно? Они же везде вместе, всегда такие счастливые, она понимает его, конечно, не как братья, но, в каком-то роде, лучше всех. Но для мезмеро признаться в любви – это один из самых страшных и героических поступков в жизни, ведь если та окажется не взаимной, он сразу поймёт это. Признаваясь в самом прекрасном чувстве к другому, он рискует жизнью или же может обеспечить себя болью и страданиями на всё оставшееся время. Многие члены ордена так и погибли, ведь нет для их рода лекарства от разбитого сердца. Оно разлетается в пыль и никакой клей его уже боле не соединит. Признание – это, фактически, предложение руки и сердца, предложение провести вместе всю оставшуюся жизнь, и умереть в один день, ведь если погибает одна половинка, то вторая чаще всего не выдерживает боли утраты. Но прожить без этого невозможно, ведь любящее сердце стремиться раскрыться и отдаться другому. И, если чувства окажутся взаимными, то им никогда не будет ни конца, ни края. Любовь мезмеро, как и первозданная пустота, не знает границ, и дарует счастье, которое только можно себе представить. И именно так и вышло. Стоило Виктору взглянуть на неё своими карими глазами, открыть рот и решиться произнести: «Я…», как Кира первая же сказала: «Я люблю тебя». И «Я… люблю тебя!» – Ответил юноша. Крылова потянулась к нему, обнимала, целовала, а затем взяла за руку и повела к тому самому большому дубу, растущему выше самих облаков прямо у края рощи. Виктор поглядел на безоблачное небо, но рука, касаясь его щеки, опустила голову вниз. Теперь уже он целовал её, а она отвечала тем же в ответ. В этот день эти двое стали, наконец, едины. Стали близки друг другу так, как это только возможно. И телом, и душой.

Поскольку им уже было по восемнадцать лет, то и препятствовать этому союзу никто и не имел права, а тем более перечить воле пророка. Всей своей большой семьёй, и даже с помощью самого основателя, ребятам построили маленький домик недалеко от стен совета, но никак не выходящими на него окнами… Кира всё ещё являлась курсанткой в академии, и ей оставались две финальные ступени, но с таким талантом это было уже не препятствие. О златовласой невесте проводника основателя даже пошла молва, будто сам Владыка приложил руку к её успеху, и быть может это и не являлось таким уж бредом… Вот только Жоку добавилась ещё одна кандидатура для белой зависти, и он частенько захаживал в дом Звонаря, чтобы выклянчить у той пару-тройку новых идей или приёмов отражения. Но его копии, наделённые собственными разумом и волей, всегда начинали высмеивать оригинал за излишнее старание и одержимость, а иногда вовсе бунтовали и покидали тренировочный зал, ругаясь друг с другом.

Влюблённые часов не замечают, и так шли дни, а за ними ночи, а за