Рабыня Гора - Джон Норман

Подошли Страбо с Нарлой. Он ткнул меня рукояткой плетки.

– Тихо!

Она несла лампу. Подобрала брошенное мною пирожное, откусила. Страбо расстегнул мой ошейник.

– Там какой-то подвыпивший моряк пришел из «Тарны и шнурка», тебя спрашивает.

– Да, хозяин.

А, тот самый, что ушел с рыжеволосой, которая побила меня на верфи. Я тогда еще сказала ему, что сумею доставить больше наслаждения. Значит, пришел за мной в «Чатку и курлу».

– Пожалуйста, не заставляй меня служить гостям, – заныла я.

– Нарла, – сказал он, – поможет тебе привести себя в порядок. Давай быстрее.

– Пирожное хочешь? – Нарла все еще держала в руке кусочек.

– Нет. – Я смотрела на Страбо. – Я предала Клитуса Вителлиуса из Ара!

– И правильно сделала, – отрезал он. – Быстрее.

– Прошу тебя, хозяин! – простонала я и вскрикнула от боли: он хлестнул меня плеткой. – Иду! – вскочила я. – Иду!

Вслед за Нарлой я помчалась приводить себя в порядок. В зале мужской голос выкрикивал мое имя.

Глава 21. МЕНЯ ОТПРАВЛЯЮТ ИЗ ТЕЛНУСА

Я и оглянуться не успела, как на запястьях за спиной защелкнулись наручники. На мне – короткая желтая рабская туника из плотной грубой ткани. Я стою у ворот «Чатки и курлы».

– Пошли, Йата, – позвал Страбо и зашагал к верфи. Опустив голову, я поплелась за ним – босая, со скованными за спиной руками.

Теперь я знаю: я люблю Клитуса Вителлиуса из Ара. По-настоящему люблю. И все же, на свое несчастье, предала его. Вот бы вернуть все назад! Навалиться бы, собрав свои слабые силенки, вместе с ним на тяжелое весло! Поменяться бы с ним местами. Пусть бы меня, заковав в цепи, отправили вместо него на галеры. Я, ничтожная рабыня, в низости и суетности своей втоптала в грязь не просто воина – но своего любимого! Ну и что, что ему дела нет до меня, что в его могучих руках я – лишь тварь бессловесная? Какая разница? Я люблю его. Даже не думала, Что можно так любить. Сколько чувств породил он во мне! Сколько гнева, сколько ненависти! Я и не знала, что такое бывает. Я жила мечтой о мести, бредила ею, и вот, когда месть свершилась, оказалось, что принесла она мне только боль, только горе, неизбывную беду, что поплатилась я за нее им самим, тем, которого любила, Клитусом Вителлиусом из Ара.

Все в таверне – и мужчины и девушки – не скрывали радости. Как счастливы, как довольны были они, что я выдала Клитуса Вителлиуса! «Хорошее дело сделала», – тут и там слышала я. Даже пирожное дали. Но наедине с собой я обливалась слезами.

Вот не знала, что могу так любить! Что угодно отдала бы, лишь бы повернуть все вспять.

Конечно, обходился он со мной – хуже некуда. Но какая разница? Я люблю его. Все остальное не важно.

И все-таки я предала его.

Ну, подумаешь, позабавился со мной, а потом – вот простодушная жестокость! – отдал крестьянам. Не знала я разве, что я рабыня? Так чего же еще ждала? Что станут обращаться как со свободной женщиной? И как несоизмеримо страшен был мой ответный удар! За такую ничтожную провинность – если это вообще провинность – я, простая рабыня, обрекла его на вечную каторгу на галерах.

Хорошее дело сделала! Я выла от горя. Люблю его. Люблю!

Надо было служить ему в таверне, поцеловать на прощание, признавая поражение, отпуская навстречу славе и свободе, и остаться – пусть забудет о девушке, которой обладал когда-то и которую бросил. Тогда я знала бы: он на свободе.

Разве этого мало?

Но я предала его, своего любимого.

Страбо удивленно обернулся – до его уха донесся стон отчаяния.

– Прости, хозяин, – пролепетала я. Мы пошли дальше, к верфи.

В ту ночь, когда я выдала Клитуса Вителлиуса, меня избили. Не сумела ублажить пьяного матроса.

Дважды досталось мне и в следующие ночи.

– Что-то ты больше никуда не годишься, – проворчал Аурелион, мой хозяин.

– Прости, хозяин, – только и сказала я в ответ.

– Наверно, пора вернуть тебя в Ар.

Потянуло рыбой и солью – порт уже недалеко. В просветах между строениями виднелись пришвартованные у причалов галеры. Мы спустились к верфи.

Нет на мне больше ни увешанного колокольчиками черного эмалевого ошейника, ни ножного браслета «Чатки и курлы».

У причала – какой-то шум, показались бегущие мужчины. Там, внизу, что-то случилось.

Теперь на моей шее защелкнут серый стальной корабельный ошейник с ярлычком. Надпись на нем гласит: «Пошлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен».

Я выдала Клитуса Вителлиуса из Ара. Не люби я его так безмерно – не могла бы так ненавидеть.

Выдала того, кого любила!

Страбо взял меня за руку. Вот странно! Я же в наручниках. Потащил через толпу. По пристани метались люди. У столба со щитом запалили костер с белесым дымком – а ведь до полудня еще далеко. Зазвонили тревогу. На вершине столба взвился алый диск.

– Пошли, – не отпуская руку, прокладывая путь сквозь толпу, торопил Страбо.

– Сбежали! – услышала я.

– Сбежали!

– Сбежали!

Мимо промчались вооруженные копьями стражники со щитами. На крышах стояли люди.

– Кто сбежал? – прокричала я.

Не переставая звонили тревогу. Протащив через толпу, Страбо торопливо вел меня к пристани.

– Кто сбежал? – приставала к нему я.

– На колени! – приказал он.

Я встала на колени у сходней, ведущих к палубе таранного судна под названием «Сокровище Джеда». Торговцы иногда пользуются такими судами. Узкие, скоростные, хорошо ходят по мелководью, хоть вместимостью обычным грузовым кораблям и уступают.

Не мешкая, Страбо указал на меня корабельному надсмотрщику, составляющему перечень грузов. Тот кивнул.

– Встань, – приказал Страбо.

Я встала.

Он толкнул меня на сходни. Мы взошли на палубу шириной футов двадцать.

Страбо отдал надсмотрщику ключ от моего ошейника, тот сунул его в сумку, подозвал матроса и кивком указал на меня. Матрос сбегал за легкими корабельными кандалами, защелкнул на щиколотках соединенные двенадцатидюймовой цепью железные кольца. К поперечной цепи крепилась еще одна – около трех футов длиной, с миниатюрными наручниками на конце. Страбо освободил мне руки, бросил в сумку хозяйские наручники и ключ. На их место приладил корабельные, соединенные цепью с ножными кандалами. Вот я и снова скована по рукам и ногам.

– Удачи тебе, рабыня, – кивнул Страбо.

– Удачи тебе, хозяин, – откликнулась я. Он сошел на берег. Сходни убрали. Отдали швартовы. Трое матросов длинными шестами отталкивали суденышко от причала. На скамьях по бортам – гребцы, свободные матросы. Заняли свои места двое рулевых. Чуть пониже встал старшина гребцов. На высоком мостике – капитан. Плавно, неспешно суденышко двинулось в открытое море. Старшина не начнет задавать гребцам ритм, пока не отойдем от причала. Треугольный парус не расправят, пока не выйдем из гавани.