Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

В 1836 г. девятнадцатилетнюю графиню М. Ф. Толстую (Каменскую) стали вывозить в большой свет. Характерен случай на званом вечере в особняке графини А. Г. Лаваль (тещи декабриста князя С. П. Трубецкого), на Английской набережной рядом с Сенатом. Среди прочих гостей присутствовали император Николай Павлович и генерал И. О. Сухозанет, потерявший ногу в сражении при Вавре в 1831 г. Но он был известен в обществе не только этим. «На этом рауте мне было скучно, – писала впоследствии Мария Федоровна. – Там не танцевали, а только играли в карты. Там я увидела в первый раз известного игрока того времени одноногого генерала Сухозанета, который целый вечер, не вставая, как приклеенный, просидел за карточным столом и то и дело придвигал к себе груды червонцев и империалов. Помню, что к концу вечера мужчины, в том числе и отец мой, около этого стола составили сплошной кружок зрителей… Папенька после рассказывал, что игра шла просто баснословная. Он говорил, что и государь Николай Павлович тоже не раз подходил к этому столу, внимательно следил за игрой Сухозанета, и видно было, что он им не очень-то доволен» [1216] .

Но это был генерал, которого Николай Павлович уважал за 14 декабря 1825 г. и за Польшу. А вот Аркадия Африкановича Болдырева он, по слухам, долго не производил в генералы именно за карточную игру. Однажды во время праздника во дворце император прошел мимо него и сказал: «Болдырев, поздравляю тебя». Все бросились поздравлять его с чином генерала. Но, оказывается, государь изволил пошутить с издевкой. После службы, выйдя из церкви и вновь проходя мимо А. А. Болдырева, Николай Павлович обратился к нему: «Поздравляю тебя, ты, говорят, вчерась выиграл» [1217] . Вообще же, когда у Николая Павловича складывалось отрицательное мнение о человеке как о картежнике, он мог и сказать ему что-то обидное. По рассказу москвича М. Д. Бутурлина, в том же 1836 г. Николай Андриянович Дивов просил разрешения на поездку в «чужие края» для сопровождения графа Сергея Петровича Румянцева (брата покойного канцлера Н. П. Румянцева). Через военного губернатора графа П. К. Эссена Николай Павлович разрешил поездку с условием, «чтобы Дивов не обыгрывал графа Румянцева». По этому поводу мемуарист замечает: «Хотя престарелый сын Задунайского героя действительно проигрывал в Москве порядочные куши людям амфибического иногда оттенка, афронт этот ничем не был заслужен со стороны Николая Андрияновича» [1218] . Пораженный этими несправедливыми словами Н. А. Дивов, пошатнувшись, упал на стул.

Допуская в принципе карточные игры, Николай Павлович резко выступал против азартных карточных игр и игровых притонов, приводивших к разорению многих дворянских семейств. В связи с этим еще 12 марта 1832 г. был дан именной указ Правительствующему Сенату, в текст которого император внес собственноручные правки. В преамбуле напоминалось, что в Петербурге азартные игры были запрещены в 1801 г. в самом начале царствования Александра I, и далее говорилось: «Обращая попечения наше к устроению благополучия любезно верноподданным нашим на прочном основании, мы убедились, что азартная игра, в одно мгновение отъемлющая достояние у семейств, многолетними трудами приобретенное… в благоустроенном государстве никогда и ни под каким видом нетерпима. Вследствие сего, подтверждая прежние узаконения, мы повелеваем, чтобы повсюду в империи нашей сборища для запрещенной карточной игры, а также и для всяких азартных игр вообще были неукоснительно местными начальствами открываемы, и чтобы все найденные на оных игроки были предаваемы суду для строгого по закону наказания, без всякого различия звания и чинов, усугубляющих по мере возвышения оных виновность…» [1219]

К числу азартных игр относилась и рулетка, которая только становилась популярной в Европе. Николай Павлович следил за новинками, но выписанная из Парижа модная рулетка не привлекла его особого внимания. Фрейлина А. О. Россет-Смирнова впоследствии вспоминала (в пересказе дочери): «Государь получил из Парижа рулетку, и мы все играли. Он (государь) держал банк. Императрица нам позволила играть и была так добра, что сказала нам: Не увлекайтесь, вы можете играть изредка, я буду платить ваши долги, я дам распоряжение Шамбо и Гримму, мой кошелек у них. […] Я прибавила, в конце концов, то, что мне сказал Гримм: Государь в конце концов всегда в проигрыше и платит всем, а Виельгорский вчера сорвал банк. Гумбольдт и Жуковский тоже хотели играть. Они поставили по золотому и проиграли. Тогда государь сказал им: Ступайте, господа, ступайте; эта игра не для вас, а для нас, чтобы убить время… Вам этого не надо. Но с этого вечера уже играли без увлечения. Государь сказал за ужином: "Какая глупая игра. И говорят, что разоряются из-за нее, что открывают игорные дома. Я никогда не позволю этого в России"» [1220] . Упомянутый И. П. Шамбо был личным секретарем Александры Федоровны и держателем ее печати. Федор Богданович Гримм был камердинером при императрице-матери, а его младший брат Петр Федорович – при государе.

Императорская охота

Высочайшие охотники

Охота издавна считалась непременной составляющей быта коронованных особ. В России страстными охотниками были царь Алексей Михайлович, Петр II, Анна Иоановна, позднее – Александр II и Александр III. Но и при других императорах охота была традиционным развлечением в пригородных резиденциях. Императорской охотой ведала Обер-егермейстерская канцелярия, преобразованная в 1796 г. в Егермейстерскую контору (с 1882 г. она называлась Императорской охотой) [1221] .

В отличие от Екатерины II Павел Петрович не интересовался охотой, если этого не требовали правила этикета. Во время зарубежного турне Павла Петровича и Марии Федоровны под именем графа и графини Норд в 1781–1782 гг. он принял участие в организованных для него охотах, свидетельством чему остались рисунки и гравюры, изображающие великокняжескую чету на охоте в Берензэ, близ Штутгарта, и в Берлине [1222] . Император Павел I интересовался лишь одним учреждением, имеющим связь с Императорской охотой, – Гатчинским зверинцем, который был устроен графом Г. Г. Орловым.

Прогулку императора Павла I по зверинцу попытался воссоздать на рисунке А. Бенуа [1223] . Что касается известного «Памятника орлу», воздвигнутому на месте падения орла, убитого императором в Гатчинском дворцовом саду, то, скорее всего, обелиск, как аргументировал историк М. М. Сафонов, на самом деле является масонским символом.

Историк Императорской охоты Н. Кутепов (его книги в подарочном варианте были не так давно переизданы) пишет: «Император Павел I не чувствовал к охоте ни малейшей склонности. В архивах не сохранилось никаких сведений хотя бы об одной охоте в его присутствии… Начатое по мысли императрицы в конце ее царствования сооружение обширного каменного здания для обер-егермейстерского корпуса по Царскосельской дороге еще было вполне закончено, как император Павел по вступлении на престол передал его Измаловскому полку» [1224] .

Император Павел I был любителем собак, но не охотничьих. По свидетельству П. Я. Башуцкого (в пересказе его сына Александра Павловича), вахт-парады у Михайловского замка проходили следующим образом: «На вахт-парады обыкновенно собиралось много простого народа и – собак. Ни первого, ни последних никто не смел отгонять, и они свободно теснились: народ – позади, а собаки – впереди Павла I. К простому народу Павел был всегда ласков, и когда войска на вахт-параде строились для прохождения мимо него, он тростью своею слегка отодвигал народ, говоря: "Прошу отодвинуться немного назад"; затем, взяв трость свою под левую мышку и сняв с правой руки перчатку с крагенами, вынимал из правого кармана своего куски хлеба и потчевал им теснившихся к нему собак. Когда же войска уже подходили, он слегка отгонял собак тростью, говоря: "Ну, теперь ступайте", и собаки, понимая это и получив свою подачку, сами собой удалялись» [1225] .

Через неделю после вступления на престол 13 ноября 1796 г. Павел I предписал, чтобы «птичью охоту (соколиную охоту. – Л. В.) с служителями не выписывали из Москвы в Петербург впредь до особого повеления». В результате соколиная охота, помещавшаяся на Семеновском потешном дворе, пришла в упадок. Добывание ловчих птиц (соколов и кречетов) стало делом затруднительным, ведь Павел I отнял податные льготы и преимущества у всех повытчиков, обратив их в дворцовых крестьян, за исключением повытчиков Казанской губернии.

Через полтора месяца после вступления на престол императора Павла I утвержден был новый яхт-штат. Этим штатом размеры придворной охоты были сокращены по сравнению со штатом 1773 г. почти вдвое. Общее число чиновников и служителей было уменьшено с 321 до 162 человек. Особенно усиленному сокращению подверглись наиболее существенные части Императорской охоты – псовая и птичья. Из 86 человек псовой охоты 1773 г. в новом штате осталось только 55, а птичьей охоты – 19 человек вместо прежних 45. Осталась без перемен только егермейстерская команда.