Полный НяпиZдинг - Макс Фрай

Причем в большинстве случаев механизм принуждения не законодательный, он базируется на глупости и страхе и описывается формулой: «Если я не делаю это, я нехороший неудачник» («и буду уничтожен», — добавляет инстинкт самосохранения, бесконтрольно управляющий сознанием).

В тех немногочисленных сферах деятельности, где жесткие социальные требования еще не сформированы (например, не украсившие свои балконы лампочками пока не считаются ленивыми неудачниками) повседневная радость и красота художественного (в широком смысле слова) жеста доступны каждому и рождаются как бы сами собой.

Принуждение экономит силы (как минимум позволяет не тратить их на выбор и волевое усилие), но исключает радость, которая сама по себе — идеальное топливо, дающее столько сил, что даже не задумаешься об экономии — зачем она? То есть традиционный вопрос: экономить или много зарабатывать? — но ставится он в такой области, где все, включая студентов, пенсионеров и обладателей непрестижных профессий, потенциальные богачи. Грех этот потенциал к свиньям собачьим сливать.

Формула

Разрешить себе собственное несовершенство — сделать его несущественным.

Фхтагн!

Ортодоксальное возвращение джедая в этом году пришлось ровно на Вальпургиеву ночь, по-моему, ужасно смешно.

Впрочем, днем из бывшей зеленой, а ныне златоглавой православной церкви на улице Басанавичюс массово выходили женщины с перебинтованными косынками головами и с таким интересным обреченным выражением лиц, словно у них не Христос вот-вот воскреснет, а Ктулху проснется. Впрочем, может быть, и правда проснется? А их по секрету заранее предупредили, чтобы успели выпить водки. Все-таки духовность, не хрен собачий. Совсем не собачий хрен!

Если Ктулху все-таки проснется, я ему даже завидую, потому что это, наверное, такое немыслимое счастье — проснуться и внезапно, без предварительной подготовки, которой мы, например, подвергаемся с конца января, увидеть вокруг всю эту нашу буйную запоздалую весну, насквозь пропитанную каминным дымом, что один только Ктулху и способен его пережить без единого микроинфаркта. (Вопрос знатокам: микроинфаркт ЧЕГО мог бы теоретически случиться у Ктулху? Микроинфаркт фхтагн!)

Х

Холодная весна

Управлять погодой проще всего: пишешь, например, книжку, где наступила долгая холодная весна, и в окружающем мире тут же наступает долгая холодная весна. И все! Ничего больше делать не надо, даже с бубном плясать. Очень удобно.

Однако дикая слива напротив кафе «Rene» исправно зацвела позавчера, как только из кафе вынесли один (один!) уличный столик. Как и в прошлом году, она считает, что диким, близким к природе существам людям в этом вопросе следует доверять. У людей патамушта инстинкты!

Жизни стало так много, что писать о ней почти невозможно: не описывать же каждую минуту, а если не каждую, то непонятно, по какому принципу выбирать. С друзьями, которым удавалось меня заткнуть только поставив напротив тарелку с едой, придумали, что мне надо опубликовать рекламное объявление в газете: «Молчу за еду», — и ждать заказов. Но, елки, я зачем-то демпингую и молчу совершенно бесплатно, даже без еды. А все почему — всюду жизнь. Причем органическая. Но я ее все равно люблю. Такая вот удивительная девиация.

Когда любишь жизнь, каждая секунда ее туго фаршируется смыслом, да таким затейливым, что для описания его потребовалось бы как минимум полчаса. В столь непростых обстоятельствах обет молчания — сущее спасение, и черт с ней, с едой.

Художественные амбиции

Настоящие (т. е. годные, рабочие, способствующие развитию субъекта) художественные амбиции заключаются в стремлении к внятному (осознаваемому) эффективному взаимодействию с реальностью и, в идеале, изменению ее художественной волей.

Чтобы было совсем понятно: взаимодействие — это всегда диалог, то есть обмен. Это когда на всякую реплику (жест) приходит ответ. И следующая реплика (жест) художника формируется уже не от фонаря, а с учетом поступившего ответа.

Чтобы стало настолько понятно, что никто уже не отвертится: художественные амбиции можно (и, в идеале, должно) испытывать в рамках любой профессиональной или любительской деятельности. Художественные амбиции инженера, врача, огородника или, скажем, участника кросспостинга побуждают их стремиться к совершенству (совершенство вообще всегда результат сотрудничества с реальностью, а не с абстрактными идеями об устройстве реальности у себя в голове) и в результате улучшают (гармонизируют) мир (на микроскопических участках, но елки, а как еще).

Чтобы окончательно запутать всех, кому до сих пор казалось, что все понятно: художник — один из немногих доступных в рамках современной культуры способов быть шаманом. Художественные амбиции — это на самом деле возвращение к истокам, к сути профессии: шаманство — это тоже диалог с реальностью, ни в коем случае не монолог.

А теперь внезапно опять понятное и простое. Меня часто спрашивают, как разбираться с актуальным искусством, то есть, как вообще понять, где настоящее, а где фуфло — неужели для этого обязательно надо восемьсот лет в гуманитарном ПТУ учиться или всю дерриду справа налево прочитать?

Правильный ответ: можно просто разрешить себе не разбираться в том, что не настолько интересует, чтобы восемьсот лет читать всякую дерриду. Актуальное искусство вполне проживет без нашего экспертного мнения, а мы (обобщенное «мы», лично меня все-таки вряд ли включающее) точно так же легко обойдемся без него.

Но если все-таки очень хочется разбираться, то вот безошибочный критерий: если художник ведет диалог с реальностью, если в результате этого диалога происходят хотя бы микроскопические изменения в этой самой реальности, все в порядке, даже если эти изменения нам совсем не нравятся, обязанности нравиться лично нам у искусства совершенно точно нет. А монологи, не вызывающие изменений (и даже потенциально не стремящиеся к этому), это, в самом лучшем случае, просто милый (или не очень) декор.

(В том, чтобы просто получать удовольствие от созерцания декора, нет ничего постыдного, если что, но кому важно классифицировать, классифицируйте теперь на здоровье, где у нас чего и как.)

Художник должен быть сытым, одетым и обутым, это даже дикие первобытные люди понимали, уступая лучший кусок мамонта тому, кто перед охотой нарисовал на стене этого мамонта, пронзенного копьями удачливых охотников. А то рассердится и тебя самого на той же стене нарисует, с копьем в каком положено месте, чтобы знал.

Нынче, конечно, художник пошел гуманный, с копьем в том самом месте никого не нарисует. Даже я не нарисую. Хотя…

Ч

Человек-мост — немного