В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Мужик был мощный, с ножищами как столбы и почти такими же руками. Вряд ли он был “id”, скорее обычный “he”. В джинсах и рубашке в крупную клетку, тоже как у лесоруба. С бородой и блестящей от пота лысиной.

Места было достаточно, но в проходе здоровяк отчего-то замешкался, потерял равновесие и с трудом его сохранил, замахав руками, как ветряной генератор. Тут явно пили не только безопасный алкоголь, но и традиционный.

Гарольд мог бы его обойти, пройти бочком. Но вместо этого аккуратно подвинул его корпусом. Туша оказалась совсем не такой неподъемной. А если бы толкнул чуть сильнее, тот отлетел бы как мячик.

– А кто это здесь?.. Эй ты, чертов гук… Какого хера меня толкаешь? Я из-за тебя пивом облился.

Синохара видел, что он лжет. Не было у него в руке пива, а все, что было пролито на его рубашку – не только пиво, но и кетчуп и еще бог знает что – было пролито туда раньше.

– Не стой на дороге, – только и ответил Гарольд.

– А тебя колышет? Ты это… тебя вообще звали в эту страну, огрызок? – с трудом произнес красномордый гигант, сфокусировав взгляд своих красноватых глаз. – Вали в свой коммунячий Китай и там грабли распускай. Давай живо плати мне за химчистку!

Любой японец из-за того, что его называют китайцем, пришел бы в ярость, но для Гарольда это так же мало значило, как быть названным жителем Плутона.

Зато он увидел, как рейтинг здоровяка автоматически понизился. За расистское оскорбление “gook”.

И тот тоже это заметил. Каким бы он ни был пьяным, красные цифры перед глазами и звонок трудно в ушах не заметить. Формально рейтинги были неофициальной оценкой. И государства на местах даже пытались их запрещать. Но они оказались живучи. Всемирное Содружество хранило молчание и нейтралитет, а все международные организации были в его юрисдикции, поэтому и они с рейтингами активно не боролись.

И теперь этих систем рейтингования было штук десять. Их поддерживали картели корпораций и общественные правозащитные советы. Поэтому системы рейтингов жили. Они оценивали людей как покупателей, клиентов, арендаторов, верных супругов, хороших родителей или толерантных граждан.

И хотя государственные услуги в Европе рейтингам были не подвержены – страны не могли запретить отдельным муниципалитетам и частным фирмам прислушиваться к этим рейтингам.

В западном мире было так. В Китае, Российском Государстве и еще ряде стран, которые ставили себя выше идеи о правах личности, рейтинги были централизованные и распространялись на всё. И критерий там был проще – лояльность власти.

– Су-у-ука! Я сказал – «гук». Чурка. Рисоед. Ускоглазый. Вы хуже ниггеров и жидов. И даже хуже русских свиней и вонючих латиносов-ребелов. Потому что вы хитрые долбанные твари. И это вы стоите за дерьмом, которые в мире из всех щелей лезет. Мне из-за тебя циферки отняли.

За каждое слово рейтинг ему минусовался. Разве что за русских почему-то ничего не сделали.

– Сожалею, – ответил, глядя ему прямо в глаза, Гарольд.

– Сожалеешь? Да я тебя…

Но «дровосека» остановили его товарищи.

– Пойдем, Джек. Мы тебя доведем до толчка. Проблюешься и будешь как новый. А ты, чувак, иди куда шел.

– Ладно, хер с ним, – проворчал Джек. – Пошли, блин.

Синохара сделал жест, будто отряхивается от чего-то мерзкого.

И пошел дальше в полумрак бара.

Гарольд приглушил слух, чтоб не отвлекала ненужная информация. Он у него был куда лучше, чем максимально разрешенный по закону. Он мог слышать чужие разговоры, даже отделяя их от шума гипнорейва (который с японской эпохой гармонии «рейва» ничего общего не имел, только созвучие), техно-джаза или дред-рока. Но бесполезные разговоры клабберов не стоили того, чтоб засорять ими память.

Одна компания за столиком действительно выглядела в духе книги «Заводной Апельсин». Крепкие парни в черных котелках, белых рубашках и белых штанах с подтяжками и четко выделяющимися гульфиками. Зализанные гелем волосы были у всех, но у одного они были еще и апельсинового цвета. Двух девушек среди них он вычислил только за счет рентгена. Возможно, они «бучи», активные лесбухи. У всех был белый грим на лице, делавший их похожим на актеров театра кабуки.

За другим столом говорили о том, что субкультура книжников опять устроила погром против информатиков, стерла им редкие файлы, некоторые из которых были еще в 1999 году созданы. Это была месть за то, что те в прошлом месяце сожгли два десятка редких книг.

За соседним столиком тощие типы в одежде из чего-то похожего на мешковину возмущенно обсуждали какой-то розыгрыш. Оказывается, мясоеды как всегда фраппировали веганов. Была в ходу старая шутка – подсунуть им мясной фермерский митбол вместо соевого, да еще из убоины, а не франк-мяса. А потом обвинять в неэтичном поступке.

Волосатый гуру с голым торсом, на каждом колене которого сидели две цыпочки, рассказывал своей пастве правила съема. В обычной жизни, если верить его айденту, он был менеджером по продажам, а здесь выступал как пансексуальный гетерофлюидный нарцисс. Его паства – кинкстеры, фетишисты, практикующие свинг, полиаморию и другие кинки, казались пестрым сборищем. И всех их Гарольд со своим допуском мог видеть насквозь. И видел, что в обычной жизни они были тихими офисными мышами.

У некоторых из них волосы меняли цвет, если смотреть с разных ракурсов. У одного был шипастый ошейник на тощей шее. Сам гуру носил красную нить на запястье. Каббалистический знак. Видимо, посетил святой город иудаизма.

– Что вы будете пить? – спросил у Гарольда тот самый панк с улицы, уже изменивший цвет волос, как хамелеон. Это был бармен.

– А что вы посоветуете, товарищ?

– Писк сезона – коктейль «кровь некрещеных».

– Младенцев, что ли? Нет, я не люблю томатный сок.

– Вы хотите нажраться или просто кофе выпить? Есть кофе кампучино и репрессо, есть афроамерикано. С шоколадной крошкой.

– Нет, не кофе. Хочу забыться. Чтоб крышу унесло.

– Тогда рекомендую moloko.

– Ха-ха, – посмеялся над русским словом Гарольд. – А blini и kholodets к нему подаются?

– Я серьезно, чувачелло. Это самая сильная вещь из того, что не запрещено. Ты не пожалеешь. Это не просто алкоголь. Это модулятор настроения. Там миллионы желатиновых наноботов. Они проникнут тебе в мозг и сделают мир лучше. На время. Откроют сокровенные мечты. Они не опасные и распадаются сразу после. Правда, оно не сочетается с фармакологией… держи список.

И официант кинул Гарольду файл. Там среди сотни химических формул и торговых названий было одно из веществ, которое впрыскивала в кровь его капсула. Написано было – есть вероятность нестандартной реакции.

«Плевать. Гори оно все огнем. Не сдохну».

И он подписал соглашение утвердительной зеленой «галкой». Заведение снимало с себя ответственность.

Когда он зашел сюда, играло диско, теперь оно сменилось забойной электронной музыкой конца прошлого века. Где-то между этим вклинивались элементы рока и рэпа. В стеклянном кубе в такт мелодии танцевала девушка в черном латексе и противогазе, соединенная трубкой-пуповиной с потолком, где находился бак с зеленой жидкостью. Похоже, она дышала ей вместо воздуха.

Под завывания накатывающего как цунами звука и мельтешение стробоскопа дергались в танце разноцветные фигуры.

А где-то шла в это время война.

Плевать на всё. Гори оно огнем.

Синохара выпил молочно-белую светящуюся жидкость, которую ему протянули, за два приема. На вкус она была как молочный коктейль, но явно с парой градусов алкоголя. Но на этом ее действие, судя по описанию, не заканчивалось. В ней были нейромоделирующие вещества. Гарольд знал про такие много больше, чем люди в этом баре.

Теперь оставалось расслабиться и ждать эффекта. Сидя за своим столиком, Синохара был как неподвижная скала в океане информации. Вокруг проносились, как обломки плотов или кораблей, влекомые течением, какие-то люди, концепты, идеи, новости. Новости о признании аутосексуальности традиционной ориентацией. Направленный на себя интерес теперь считался таким же традиционным, как все остальные.