Белая береза - Михаил Бубеннов

Теперь Смольянинов видел, что перед ним комиссар совсем другого типа. Смольянинов слушал Брянцева и с удивлением смотрел на его живое, счастливое лицо, осененное вдохновенной мыслью. Когда же Брянцев предложил осмотреть поле боя с колокольни, Смольянинов неожиданно схватил его руки и потряс, что позволял только в отношении друзей, по случаю неожиданной радости:

- Пошли!

XIII

В дороге, не доехав до деревни Талица, гвардии майор Озеров вновь приподнялся в санках, с изумлением огляделся по сторонам и потребовал везти его обратно в Садки. Но сопровождавший его военфельдшер, маленький, рыженький и сердитый, неожиданно проявил такую суровую власть, данную ему законами медицины, что волей-неволей пришлось смириться. "Губами-то как быстро перебирает, а голосу нет", - внутренне посмеиваясь над военфельдшером, подумал Озеров, чувствуя сонливость и вялость во всем теле.

Озерова привезли в санроту, которая стояла на восточной окраине деревни. Увидев в окно полулежавшего в санках Озерова, военврач Ольга Николаевна Елецкая, молодая, стройная, сероглазая блондинка, мгновенно побледнела и выскочила на крыльцо.

- Что случилось? Что такое? Что с вами?

Из ушей Озерова точно вылилась вода, и он услышал испуганный голос врача.

- Ничего страшного, Ольга Николаевна, - улыбаясь, ответил он, немало удивив этим Умрихина и военфельдшера. - Немного оглушило, только и всего... Зря привезли!

- Санитаров! - распорядилась Ольга Николаевна.

Но Озеров, отстранив санитаров, сам вылез из санок, поднялся на крыльцо и вошел в дом.

- Стало быть, немало чудес на войне, - заговорил Умрихин с одним из санитаров. - Мне один танкист еще в Козлове рассказывал такой случай. Угодил немецкий снаряд в башню танка и заклинил ее: ни туда ни сюда! Как стрелять? Хоть вой на все поле! Не знаю, сколько прошло времени, а только вдруг - второй снаряд, обратно в башню! И не поверишь - расклинило! И здесь так же: ударил снаряд - заложило уши, ударил...

- Эх ты, лошадиное ботало! - проворчал санитар.

Озерова поместили в теплой горнице. Осмотр показал, что отправлять его в санбат нет никакой необходимости. Порозовевшая Ольга Николаевна, распрямляясь над кроватью Озерова, спросила:

- Голова немного болит, да?

- Да, немного.

- Я дам вам сейчас таблетку.

- От головной боли?

- Да, да!

- Но вы скоро меня отпустите?

- Очень скоро! Не волнуйтесь!

Он быстро уснул, а когда проснулся, уже вечерело и повсюду затих грохот артиллерии. Озеров вскочил на постели и, еще не видя никого около себя, закричал:

- В чем дело? Уже вечер? Почему я спал?

- Спали, и очень хорошо, - весело отозвалась Ольга Николаевна, подходя к Озерову и не чувствуя перед ним никакой вины.

Озеров спросил очень тихо:

- Значит, вы меня обманули? Да?

- Это было совершенно необходимо.

- Обманывать? Необходимо?

- Врачу иногда можно и нужно...

- А по-моему, это никому не делает чести, - все еще тихо, но не скрывая желания обидеть врача, сказал Озеров. - Вы хорошо понимаете, что сделали? Такой ответственный бой, а вы не дали мне возможности даже сообщить письмом свои соображения комиссару полка или начальнику штаба!

Ольга Николаевна едва сдерживала слезы.

- Товарищ гвардии майор, он здесь...

- Кто? Начштаба? - крикнул Озеров.

- Да, он ждет вас.

- Ждет? Давно? Зовите!

Вошел Смольянинов. Волнуясь, все время порываясь соскочить с кровати, Озеров подряд выпалил столько вопросов о бое, что начальник штаба и не знал, с чего начать свой доклад.

- Сергей Михайлович, да что вы так волнуетесь? - спросил наконец Смольянинов. - У нас все в полном порядке. Все атаки отбиты.

- Обманываешь?

- Что вы, да разве можно!

- А вот тут говорят, что иногда можно, - сказал Озеров, кивнув на закрытую дверь горницы. - Ты мне толком расскажи: как на правом фланге, у Журавского? Удержались? Нигде не отошли?

Капитан Смольянинов присел на табурет у кровати и подробно рассказал, как Брянцев, приняв командование полком, изучил пометки Озерова на карте, быстро разгадал замысел противника и вовремя успел подбросить подкрепление батальону Журавского. Это решило исход боя: потеряв несколько танков и до роты пехоты, противник задолго до вечера прекратил атаки и отошел в Ленино.

Успокоясь, Озеров откинулся на подушки.

- Молодец! - сказал он, думая о Брянцеве; помедлив, добавил: Молодцы!

Вошла Ольга Николаевна и объявила Смольянинову, что командиру полка необходимо провести в спокойной обстановке еще ночь. К удивлению Ольги Николаевны, Озеров не стал возражать против этого, а когда начальник штаба ушел, сказал смущенно:

- Простите меня, Ольга Николаевна!

- Что вы, я не обижена...

- Нет, я обидел вас, а заодно с вами, хотя и заочно, еще многих, сказал Озеров и приподнялся на локоть. - Да, сознаюсь, я очень испугался, когда понял, что проспал весь день. Очень! Ведь сегодня - такой бой... И все же я не должен был так волноваться: ведь это мое волнение - от недоверия к людям. Да, значит, плохо я еще верю в людей, очень плохо! А верить, Ольга Николаевна, надо в каждого настоящего советского человека. Какие у нас талантливые, всемогущие люди!

Озеров лег, затих, прикрыл глаза: перед ним замелькали десятки знакомых лиц - командиров и солдат полка. Он видел их на учениях близ Великих Лук, на привалах по ржевским лесным дорогам, в бою у Вазузы, в походе по оккупированной врагом родной земле, при штурме Барсушни, при обороне Истры...

XIV

В сумерках, как только затих грохот артиллерии, осторожно вышла на поля легкая метелица. Ей надо было трудиться всю ночь, чтобы уничтожить следы жестоких боев на подмосковной земле: похоронить в сугробах трупы и разбросанное, разбитое оружие, замести воронки от снарядов и лужи крови, хотя бы легонько запорошить снежком сгоревшие танки и пепелища в деревнях... И метелица, тихонько жалуясь на свою судьбу, неохотно принялась за скорбное дело.

Лена остановилась около большого каменного дома в старинном парке. Здесь находился командный пункт батальона Шаракшанэ и пункт первой медицинской помощи. Лене нужно было дождаться подруг, чтобы всем вместе идти в санвзвод, стоявший в деревне Талица. Лена привязала собак у куста желтой акации. Собаки жалобно повизгивали, поджимали хвосты, горбились, приседали, спасаясь от жгучей поземки. Лена стала ласково трепать их за уши.

- И шубы не греют? Ну, ну, не скулите!

На низенькое крыльцо вышел Юргин.

- Лена, ты куда?

...Девятнадцать дней прошло после их первой встречи у Барсушни. Это очень малый срок в мирной жизни и очень большой - на войне: Юргину и Лене уже казалось, что их знакомство произошло давным-давно.

За дни отступления из Козлова Матвей Юргин видел Лену много раз, но чаще всего - мельком, случайно: то в бою, то на коротком привале, то в пути... Лишь раза три и пришлось поговорить наедине. Но, как назло, находясь во власти своего нежданно-негаданного счастья, Юргин всегда начинал разговор в необычной для себя шутливой форме, а потом, как ни старался, не мог уловить момент, чтобы заговорить серьезно... "Ей-богу, вроде дурачка стал, - внутренне бранил себя Юргин. - И чего болтаю? Ладно еще, что не смеюсь без всякой причины!" И Юргин иногда втайне побаивался, что это не доведет его до добра: того и гляди Лена сочтет его за пустобая, у которого не было и нет ничего серьезного на уме. Но пустые, никчемные разговоры приходилось вести иногда и не по своей воле. Лена всегда была оживленна и весела, когда он говорил о пустяках, но стоило ему замолчать перед тем, как сменить тон и заговорить серьезно, она мгновенно становилась сдержанной и торопилась уйти. Это пугало Юргина. "Почему она боится, что я заговорю о чем-нибудь серьезном? - размышлял он. - В чем дело? Не нравлюсь?"

И только вчера, в поселке Снегири, произошло то, что было неизбежным, и произошло так просто, как они и не ожидали...

Они встретились после боя, на вечерней заре, в развалинах каменного здания, где Лена искала раненых. Отослав куда-то связного, Юргин бегом, прыгая по грудам кирпичей, бросился в развалины, - это был четвертый случай, когда можно было поговорить наедине. "Ну, как говорится, до четырех раз, - с надеждой подумал Юргин. - Значит, теперь решающий..." Увидев Лену, он так и замер на месте: на щеках у девушки ярко выделялись белые пятна.

- Лена, да ты же обморозилась!

- А где? Где? - испуганно воскликнула Лена. - Щеки теплые... Нос? Да?

- Вот именно - щеки!

Лена сопротивлялась и уверяла, что сама примет необходимые меры, но Юргин, понимая, что действовать надо немедленно, прижимал Лену к себе и крепко растирал снегом ее щеки. И когда лицо ее разгорелось, будто от огня, он вдруг неожиданно решил, что наступила долгожданная минута. Заметив перемену во взгляде Юргина, Лена не выдержала и тревожно предупредила:

- Нет, нет! Молчи!

- Тогда и ты молчи! - сказал Юргин и, вновь прижав Лену к себе, поцеловал в пылающие губы...