Тени в переулке (сборник) - Эдуард Хруцкий

Я как-то спросил его, почему он не работает с молодыми.

– Понимаешь, я пока не чувствую их. Они молоды, красивы, но у них совершенно иной менталитет.

В нашем городе есть люди, которые были знаковыми фигурами в московском обществе. Они несли в себе душу нашей столицы. Один из них – мой друг Жорж Тер-Ованесов. Ему исполнилось восемьдесят лет, но он продолжает работать в журнале «Экран» и много делает для «Экспресс-газеты».

Как говорит Жорж Тер-Ованесов, «кино – большой вокзал, куда одни прибывают, а другие уезжают навсегда».

Дай нам Бог подольше задержаться на этом вокзале.

«Один день проездом…»

…После смерти отца, знаменитого московского булочника Филиппова, его сын, склонный к западничеству, закупил особняки рядом с булочной. Один из них надстроил и сделал там гостиницу, во втором разместил знаменитое на всю Россию кафе Филиппова.

Открылось кафе в 1911 году, а через шесть лет началась революция.

Гостиницу сначала захватили анархо-синдикалисты, приспособив ее под штаб и склад награбленного.

Вспомните «Хождение по мукам» Алексея Толстого. Жиров приводит даму в гостиницу за одеждой. Наверное, в гостиницу Филиппова в те дни приводили красивых женщин и одевали их в меха. Все могло быть в то беспредельное время.

В бытность мою на московском Бродвее мы по нескольку раз прогуливались мимо этого здания с наглухо закрытыми дверями. Зеркальные окна на них были задрапированы плотными занавесками. У входа стояли два человека в одинаковых бостоновых костюмах и одинаковых же кепках. У них одинаково топорщились с правой стороны пиджаки, под которыми на поясе висела кобура с «ТТ». Гостиница была режимным объектом и простенько именовалась жилым домом Коминтерна.

Я бы назвал ее гостиницей жертв Коминтерна. В ней жили все заграничные революционные борцы. Периодически гостиницу чистили. К черному ходу подъезжали машины с чекистами, и революционных борцов увозили осваивать Колыму или прямо в Пугачевскую башню Бутырки, где их ждал человек с револьвером крупного калибра.

В нашей компании был очень милый парень Алик по кличке Болгарин. Он действительно был болгарином и жил с мамой и сестрой в этой таинственной гостинице, а его отец строил социализм в Народной Республике Болгарии. Отец его был большим человеком в тамошнем ЦК, а дядька – главкомом болгарской авиации.

Но семьи строителей социализма в Восточной Европе по-прежнему жили в Москве, в этой, мягко говоря, гостинице, которая была для них чем-то вроде благоустроенной тюрьмы.

Семьи были заложниками. Сталин знал, как удержать бывших коминтерновцев от ненужного либерализма.

У Алика Болгарина наступил день рождения. Он пригласил всю нашу компанию к себе, правда, предупредил, чтобы мы захватили паспорта. В назначенное время мы открыли задрапированные двери и вошли в вестибюль. Дорогу нам преградили два крепких мужика в темных костюмах.

– Куда? Мы объяснили.

– Документы. Один из них взял наши паспорта и скрылся за какой-то дверью. Второй остался стоять, глядя на нас подозрительно и зло. Мы ждали минут пятнадцать. Наконец появился старшой, вернул наши паспорта и сказал:

– Второй этаж. Комната 212. И чтобы у меня тихо. Что несете?

– Подарки.

– Разверните. Он внимательно разглядывал наши скромные дары.

– Все в порядке, только чтобы скандалов не было, а то попадете…

Куда мы попадем, он не объяснил.

На следующий день ко мне приехал мой дядя и сказал:

– Чтобы ноги твоей больше не было в общежитии Ком интерна. При твоих делах с отцом тебе не хватает только связи с иностранцами.

Как я уже писал, отец, профессией которого было добывать чужие секреты за границей, застрелился в 1950 году, когда его хотели арестовать.

– Но Алик окончил нашу школу.

– Это другое. А сборища с чтением стихов – уже статья.

Но статью я не успел получить, а уехал учиться защищать Родину. Сначала постигал науку военного ремесла, потом учил других этому нелегкому, настоящему мужскому делу. А когда я вернулся в Москву, все разительно переменилось.

Вместе с портретами Сталина в витринах магазинов исчезли топтуны у гостиницы, и на ее фасаде засветились желтые буквы – «Центральная».

После открытия она становилась прибежищем всех московских гуляк, желающих получить «опохмел». На втором этаже буфет открывался в семь часов. Через него прошли все столпы отечественной культуры того времени. Каждое утро там можно было встретить мхатовских звезд, известных кинематографистов, литераторов, художников.

Мне, естественно, тоже доводилось бывать в этом оазисе утренней радости. Но приходил я позднее, чтобы просто позавтракать. И всегда практически в одно и то же время в буфете появлялась компания солидных, хорошо, но ярко одетых людей. Они сдвигали столики и усаживались. Буфетчица оставляла недовольных клиентов, стоявших в очереди, бросалась к этим людям и сама принимала у них заказ. Через несколько минут вторая дама из буфета несла им на стол бутылки, закуски, а чуть позже – горячее.

Однажды я увидел, как к этой компании подошли Илья Набатов и московский плейбой эстрадный акробат Ваня Байда.

Помните фильм «Покровские ворота»? Так вот, эстрадник Велюров, которого блестяще играет Леонид Броневой, практически полностью срисован с Ильи Набатова. Только на пижонском пиджаке Набатова висела медаль лауреата Сталинской премии, которую он заработал за роль негодяя-американца в фильме «Заговор обреченных».

По улице Горького эти два артиста ходили гордо и вальяжно. Но в буфете я их не узнал: к столу веселых людей подошли два униженных просителя.

Меня это очень удивило, но чего не бывает в жизни.

Как-то я встретил своего приятеля-джазиста, он бежал в «Центральную».

– Похмелиться? – спросил я.

– Да ты что, здесь же биржа.

– Какая?

– Здесь формируются эстрадные группы для чеса.

– Для чего?

– Ну, скажем так, для левых концертов. В этой гостинице живет могучая кучка эстрадных деляг.

– Это они широко гуляют по буфету? – сообразил я. Мой друг рассмеялся:

– Они везде широко гуляют, башлей там немерено.

Напротив моего дома, на улице Москвина, жил очень милый человек. Кинооператор-документалист Никита. Когда-то он был фронтовым кинооператором и привез из Австрии машину. Белый «штеер», полуспортивный, с сиденьями из вишневой кожи.

Он так ухаживал за своей машиной, что она была как новенькая, даже никелированные спицы на колесах сияли, особенно вечером, при электрическом свете.

Каждый вечер Никита, а был он холост, выезжал в центр клеить девочек. Однажды, выйдя из дому, я встретил его с полноватым человеком в голубом костюме, сшитом отличным портным, в сделанных, видимо, на заказ туфлях из мягкой кожи и с массивным перстнем на левой руке.