Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев

Сто шагов под плавно закругляющимся внешним ребром – и уже можно коснуться рукой стены. Она чуть теплая на ощупь, шероховатая, как грубо отесанный ракушечник, явно не монолитная. Пальцы подтверждают то, что на минуту раньше отметили глаза.

Блоки, из которых стена сложена, скорее всего не каменные, а керамические (пользуясь привычной аналогией) и разделены швами глубиной в два, а то и в три сантиметра.

Почему это так, какой смысл, технологический или эстетический, Шульгин задумываться не стал. Мало ли у кого какие обычаи. Еще в студенческие годы, путешествуя по Кавказу, в глухом ущелье он наткнулся на развалины дореволюционного железнодорожного моста. Вот когда он удивился: четыре двадцатиметровые опоры, облицованные рустованным диабазом, уместны были бы в центре Москвы, но никак не в десятках километров от ближайшей станции. «Кому это надо, и главное – кто это видит?» – вспомнился старый анекдот. По молодости лет он счел труд безвестных строителей никчемным и лишь гораздо позже изменил точку зрения.

Сейчас же Сашку удивило другое – каким образом ему пришла в голову мысль, что по стене можно подняться на крышу? Ведь ни о чем подобном и речи не было, они с Антоном проигрывали совсем другие варианты.

Интуиция? Но интуиция, как говорится, дочь информации, а информации у него как раз не имелось. Было только желание поступить нестандартно. Вызванное и словами Корнеева, и собственной любовью к парадоксальным поступкам.

…Лезть было довольно легко. Значительно легче, чем по скальным стенкам на Ушбе в семьдесят пятом. Конечно, без страховки не слишком приятно, но тут уж ничего не поделаешь. Японские ниндзя умели ползать по практически гладким стенам, а здесь через полкилометра такие стыки, что ботинок входит на глубину ранта и можно даже постоять, дать пальцам отдохнуть. Последний раз подтянувшись, Шульгин перебросил ногу через край крыши, осмотрелся, стоя на коленях.

Подумал с досадой, что, если бы с самого начала догадаться, можно было потребовать от Антона снимки станции сверху. При его возможностях – плевое дело. Или хотя бы вооружиться прибором ночного видения. Правда, фонарь у него есть, но стоит ли его включать? Да черт с ним, чего бояться? Если у пришельцев охрана налажена, они его и так обнаружат, со светом или без света…

Узкий голубоватый луч выхватил из мрака плоскую красноватую поверхность крыши, уперся в сложную решетчатую конструкцию из десятка блестящих труб или стержней, напоминающую татлинский памятник Третьему Интернационалу. Вдали виднелось еще несколько подобных же сооружений.

С некоторой опаской Шульгин подошел, медленно приблизил ладонь к одной из труб, рассчитывая, что, если она, допустим, под напряжением, он сумеет это вовремя ощутить.

Дотронулся пальцем. Ничего не произошло. Труба была прохладная, полированная, явно металлическая.

Пока этого было достаточно. Он снял с пояса стометровый моток тонкого капронового шнура, привязал к трубе. Подергал как следует. Держит нормально.

Выключил фонарь, сел на край крыши и начал разматывать шнур.

Потом нажал кнопку рации.

– Вперед, – сказал он негромко и сверх условленного добавил: – Ориентир – две короткие вспышки через каждые пять минут. Пять – десять метров выше горизонта.

«Ничего, – подумал Шульгин. – Я был в эфире четыре секунды, не засекут. Они вообще забыли, что такое радио…» Ему вдруг стало смешно. От всего происходящего. Уму непостижимо! Где он сейчас находится, что делает и о чем думает?

После полугода, вместившего событий больше, чем предыдущие пять лет, приняв участие в массе приключений, вполне достаточных для того, чтобы всю оставшуюся жизнь рассказывать страшные и нелепые истории случайным собутыльникам, он, Сашка Шульгин, так ничему и не научившись, воображает себя персонажем давнего приключенческого романа. «Зеленые цепочки», точно. Чердаки, крыши, чекисты и немецкие агенты-ракетчики. Совершенно такой же уровень… Видно, правильно было написано в одной статье из журнала «Знание – сила»: человек способен полностью понять и усвоить только те идеи и явления, которые существовали в мире до начала его интеллектуального самоопределения. Все остальные восприятия только по аналогиям. И его сейчас можно сравнить с человеком, оказавшимся в холерном бараке и озабоченным единственно тем, чтобы не испачкать свои начищенные сапоги…

Последним на крышу поднялся Левашов. Перевел дыхание, освободился от шнура.

– Чего это ты придумал? – спросил он у Шульгина, оглядываясь.

– Так. Показалось, что сверху виднее будет. Нормальные герои всегда идут в обход. Теперь я на вас полагаюсь. Вы специалисты, вы и действуйте. Найдем какой-нибудь вывод коммуникаций или вентиляционную шахту, а может, солярий у них здесь есть, вертолетная площадка, мало ли… В любом случае охраняются они хуже. Войдем внутрь, там разберемся.

– Он прав, – сказал Корнеев. – Надо двигаться к центру крыши. Думаю, что центральный ствол проходит насквозь. Простая инженерная логика. А попутно и все остальное осмотрим. Любой люк или шахту наш детектор обнаружит.

– Тогда так, – распорядился Шульгин. – Вы ищете дорогу, я обеспечиваю боевое охранение. В случае чего – прикрываю отход. По тросу спускаться быстро, интервал десять метров. Впрочем, это я к слову. Если нас засекут, никуда мы не уйдем…

Стоявший напротив него Айер демонстративно пожал плечами, выражая этим свое отношение к взятой на себя Шульгиным роли. «И к качеству ее исполнения». Сам Герард считал, что все нужно делать совсем иначе. На принципиально другом интеллектуальном и техническом уровне.

Шульгин понял смысл его жеста и еще более демонстративно упер в бок локоть руки с зажатым в ней автоматом.

– Однако жизнь свою продадим подороже… Как учили. Так что не дрейф, Гера!

Левашов толкнул Сашку с другой стороны, мол, хватит дурака валять, не тот случай и не тот объект.

– Все-все, умолкаю. Надо же было товарищей сориентировать…

Пока Корнеев медленно продвигался вперед, водя перед собой раструбом детектора, Шульгин, приотстав, тихо спросил Левашова:

– А если действительно там, внутри, что-нибудь вроде как у Стругацких в «Пикнике»?

– Нет, не думаю. Слишком они все-таки человекообразные… Технологическая цивилизация. Или ты по-прежнему Антону не веришь?

– Я вообще никому не верю, ты меня знаешь. Чем не вариант – бомба у нас никакая не информационная, а самая простая тротиловая? Включил замыкатель – и привет. Скажешь, не было так? Сколько угодно. Нормальный гангстерский прием.

Левашов ничего на это не ответил, да Сашка и не нуждался в его ответе. Корнеев тихо свистнул и поднял руку. Шульгин с Левашовым подошли.

– Люк, – сказал Борис, показывая себе под ноги. Это было видно и без пояснений. Приподнятое на полметра над уровнем крыши цилиндрическое возвышение, около пяти метров в диаметре, вертикальные стенки ребристые, того же цвета, что и крыша, а торец гладкий, тускло серебристый, и на нем отчетливо видны перекрывающие друг друга дугообразные лепестки.

– Ирисовая диафрагма, – сказал Левашов.

– Именно, – кивнул Корнеев.

– А под ней – ракетная шахта… – добавил Шульгин.

– С тем же успехом – терминал внепространственного канала или банальный лифт, – возразил Айер. – Самое главное – сумеем ли мы открыть или нет. – Левашов обошел возвышение вокруг, светя под ноги фонарем. Не обнаружил ничего примечательного.

– Сейчас мы его проинтроскопируем, найдем энерговоды, сервоприводы, тогда и думать будем… – Корнеев начал разворачивать свою аппаратуру.

Задача сложной не казалась. Если внешне устройство соответствует известным образцам, то и внутренне не может представлять ничего принципиально непостижимого. Левашов присел на корточки рядом, всматриваясь в возникшее на экране интроскопа изображение.

Когда лепестки диафрагмы дрогнули и медленно, беззвучно раскрылись, каждый из четверых испытал сложное чувство. Нечто вроде торжества оттого, что чужая техника покорилась, и, значит, они и здесь оказались отнюдь не дикарями, не питекантропами перед пультом компьютера. И вновь обострилось ощущение опасности, такое же, а то и более сильное, чем перед барьером обратного времени. Промелькнуло даже что-то похожее на досаду – как будто, если бы люк открыть не удалось, можно было с чистой совестью вернуться. Операция, мол, сорвалась по независящим обстоятельствам. В этой последней мысли никто из них, конечно, вслух не признался бы, но было такое, было… «Мелкие мысли бывают у каждого, – подумал Шульгин, – главное не позволить им превратиться в мелкие поступки…» – и шагнул вперед, выставив перед собой ствол автомата.

– Давайте сначала я. Взгляну, что там и как.

– Да хватит тебе джеймсбондовщину разводить, – почти зло бросил ему Левашов. – Пусть Борис, тут по его специальности.

Темнота в шахте была абсолютная. Но когда Корнеев направил в нее раструб детектора, прибор показал на глубине четырех метров сплошное металлическое препятствие.