Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев

– Молодец, Герард, очень все четко. А поначалу сомневался – как это можно, вмешательство в объективный ход истории, волюнтаризм и нигилизм! Все можно, поскольку в любом случае мы не знаем, что из наших поступков воспоследует. – Шульгин закончил сборку последнего автомата, передернул затвор, щелкнул бойком, потом вставил на место магазин. – Иль погибнем мы со славой, иль покажем чудеса…

Корнеев вдруг высказал мысль, которая, судя по всему, мучила его уже давно, потому что он успел ее не только обдумать со всех сторон, но и аргументировать достаточно убедительно. О том, что, возможно, Антон тоже не совсем тот, за кого себя выдает. Резидент или пусть тайный дипломатический представитель – это представить можно. Если бы он только присутствовал на земле, собирал информацию, составлял отчеты. Но он далеко выходит за пределы, организует сложные акции, ведет, прямо сказать, тотальную войну. И при всем этом опирается только на нескольких местных авантюристов, чего уж тут деликатничать. Несоответствие получается. Судьбы галактик ставятся в зависимость от ловкости, смелости, беспринципности, если хотите, не слишком развитых и вряд ли до конца разумных личностей. Сообразуется это с тем уровнем цивилизации, что так называемый Антон представляет? И не следует ли предположить, что он сам – тоже авантюрист, преследующий неизвестно какие, скорее всего не очень чистые цели?

– Резонно… – заметил Левашов. – Только что из того?

– Пока мы Андрея с Лешкой не вытащим, говорить не о чем, – кивнул Шульгин. – Если для этого нужно стрелять – будем стрелять. И все остальное тоже придется исполнять, пока на Землю не вернемся. А там и Антона спросим, куда он денется…

Оттого, что Шульгин говорил тихо, без выражения, скучающе глядя в предвечернее небо, слова его прозвучали тем более веско.

– Но вообще у него распланировано на редкость грамотно. Сначала сделать все, что он хочет, а только тогда ребят забирать.

– Если бы иначе – где гарантии, что мы доведем дело до конца? – ответил Корнеев.

– Да уж, конечно, стал бы я уродоваться…

– Что бы мы сейчас ни говорили, а теоретически возразить нечего. Если принять исходную посылку о сущности аггров, их целях, свойствах времени, то иного выхода, как точно выполнять все указания Антона, у нас нет. Без этого и нам домой не вернуться, и вам спокойно не жить. – Герард невольно подчеркнул сейчас свое германское происхождение и иной, не славянский стиль мышления. Эта разница еще ярче проявилась, когда Шульгин оборвал беседу вопросом-утверждением: «А я что говорю…» – и встал. Хотя говорили они как раз о совершенно противоположных вещах.

…Всю ночь и следующий день они под мотором шли вниз по течению и философских вопросов, словно по взаимному договору, не касались. Любовались еще невиданными пейзажами южной Валгаллы. Шульгин долго и подробно расспрашивал звездолетчиков об обыденных реальностях ХХIII столетия. Левашов, наоборот, пытался уяснить, в каком направлении развивались в следующие века физика и математика. И с тайной тоской думал, что, наверное, не суждено им всем вернуться домой. Потому что не мог себе представить, как можно будет жить в своем нормальном, спокойном, но слишком уж безнадежно-скучном мире после всего, что они пережили и узнали. Никому их знания не нужны, никто им не поверит, да никто и выслушать не захочет. А вздумай Андрей даже в виде фантастического романа все изложить – ни за что не напечатают…

Речная часть маршрута закончилась, когда на левом траверзе обозначилась отдельно стоящая снеговая вершина, очертаниями напоминающая Ключевскую сопку. Она отчетливо выделялась на фоне розовеющего закатного неба и казалась совсем близкой, однако привычным взглядом моряка Левашов определил, что до нее не меньше тридцати километров.

Лодку затащили в прибрежные заросли, переночевали, не разводя костра, и, как принято было писать в романах XIX века, с первыми лучами солнца выступили в пеший поход. Груза на каждого приходилось порядочно, не меньше чем по два пуда, но шли легко. Местность была родная, лес редкий и чистый.

Все происходящее напоминало Шульгину постановку по мотивам книг Майна Рида или Буссенара «Приключения бура в Южной Америке», а также «Похитители бриллиантов». Экзотический пейзаж вокруг, верный автомат на плече (это немножко из другой оперы, но несущественно), за спиной идут след в след надежные друзья, впереди жестокая схватка с ужасными злодеями, разумеется – победа, увенчание лаврами, слава и богатство.

Над головой индигового цвета небо, нежаркое солнце, легкий ветерок доносит тревожащие душу запахи…

– Знаешь, что меня беспокоит, – обернулся он к Левашову. – Как у нас с расчетом времени?

– По-моему, все нормально. Ничего нас не лимитирует. Когда выйдем к цели, тогда и отсчет начнется…

– Да я не об этом. На Земле как? Я считал-считал и запутался.

– А-а! – Левашов не сдержал короткого смешка. – Ты лучше брось, не ломай голову. На Земле для нас никакого времени вообще нет. Вот когда Антон соизволит нас домой переправить, какое-нибудь появится. Ты ему напомни, чтоб пару дней форы дал. Валентина когда приезжает?

– Двадцать восьмого… – Сказал и сам удивился. Повторил, пробуя слова на вкус: – Двадцать восьмого августа восемьдесят четвертого года… – Сделал попытку пожать плечами, но помешала поклажа за спиной.

– Вот двадцать шестого и вернешься, как раз успеешь квартиру прибрать и цветы купить.

– Шуточки, вашу хронофизическую мать…

И вот, наконец, цель их пути. Не окончательная цель, промежуточная, но оттого не менее, скорее, даже более пугающая.

Граница между Вселенными.

По эту сторону Валгаллы, далекий от Земли, но все же понятный, привычный уже мир. А там, за барьером, – начинается настоящее Неведомое. Не только потому, что там другая растительность и другое небо, «логово врага» – база пришельцев. Это как раз не проблема.

Не по себе становилось от сознания, что за барьером – противоположно текущее время. Больше, чем Антимир. Про Антимир еще в школьные годы читали: вместо электрона – позитрон и тому подобное. Опять же поэма «Антимиры» Вознесенского. Вот другое время… Не прошлое, не будущее, вообще другое, совершенно, ничего общего с нашим не имеющее. Труднее смириться, чем простому средневековому инквизитору с идеями Джордано Бруно. Но смиряйся – не смиряйся, а работать надо…

Для того и продвигались неудержимо бронеходы аггров, чтобы устанавливать и раздвигать границу «меж двух времен», чтобы расширять плацдарм, опираясь на который в некий, возможно, уже назначенный час «Ч» осуществить инверсию темпорального поля, включить нашу Галактику в свою противоестественную реальность.

Грандиозно и непостижимо, как постулат о бесконечности Вселенной во времени и пространстве.

Для форсирования межвременного барьера имелись хроноланги – тонкие черные скафандры из почти невесомой пленки с плоскими ранцами за спиной. И не скажешь, глядя на них, что они защищают от самого непонятного и нематериального, что только может быть, – от времени. Без этого снаряжения любой биологический объект мгновенно перестал бы здесь существовать в виде хоть сколько-нибудь упорядоченной структуры: распался бы до уровня элементарных частиц, а то и мельче, до хроноквантов, если они действительно имеют физический смысл.

Левашов высказал интересное предположение, отчего Антону потребовались именно люди.

– Любое оружие форзейлей основано на крайне сложных принципах: гравитация, внутриядерный резонанс, нейронная десенсибилизация и тому подобное. В условиях антивремени действовать оно не будет, а старое доброе огнестрельное – вполне свободно. Пороху все равно, где гореть, кристаллическая решетка металла тоже не зависит от скорости и направления временного потока.

Так же очевидно, что стрелять из столь архаичного и варварского оружия должны те, кто его изобрел и привык им пользоваться, в случае чего с них и спрос. Цивилизованному гуманоиду претит на дистанции прямой видимости прошибать в брате по разуму сквозные дырки без антисептики и местного наркоза. Как нам с тобой прокрутить живого человека через ручную мясорубку…

Образ показался Шульгину убедительным, а Герард непроизвольно сделал глотательное движение, подавляя тошноту.

– Вполне вероятно, что и так, – согласился Корнеев.

Борис нес самое главное – «информационную бомбу». Массивный куб с закругленными ребрами, обтянутый тем же материалом, что на скафандрах, и снабженный мягкими плечевыми ремнями. Ради того, чтобы «взорвать» это устройство в нужный момент и в нужном месте, все и затевалось. Вся интрига с момента встречи Антона и Воронцова на ступенях Новоафонского храма.

– Вперед, – сказал Шульгин.

…Барьер они пересекли свободно, словно его и не было вообще. При попытке же форсировать его без хронеланга он встал бы непреодолимой стеной, причем совершенно прозрачной. Не стена из вещества и не поле, а всего лишь – пленка поверхностного натяжения на границе раздела противотекущих времен.