Нехорошее место - Дин Кунц

— Всего лишь кошка, — сказал Бобби.

Вообще-то кошек он любил, но, когда посмотрел на эту, по его телу пробежала дрожь.

Она сорвалась с места, исчезла в тенях и кустах.

Бобби испугала, конечно, не кошка, а воспоминание о кошачьей орде в доме Поллардов, которая сначала молча бросилась на него и Френка, а потом взвыла в унисон, и казалось, что это не отдельные кошки, а неведомое многоголовое существо. Эта же кошка производила впечатление обычной, вроде бы ничем не отличаясь от себе подобных.

Дорожка уперлась в три ступеньки, которые привели их на крытое крыльцо-веранду.

Джулия нажала на кнопку звонка, внутри раздалась мелодичная трель. По прошествии полминуты, поскольку дверь не открыли, позвонила вновь.

Как только смолкла вторая трель, тишину нарушил шелест крыльев: какая-то ночная птица уселась на крышу веранды над ними.

Джулия уже собралась позвонить в третий раз, но над дверью зажглась лампа, и Бобби почувствовал, что их пристально разглядывают в глазок. Через мгновение дверь открылась, на пороге возник доктор Фогерти.

Такой же, каким и запомнил его Бобби. И доктор, несомненно, узнал позднего гостя.

— Заходите. — Он отступил в сторону, давая им пройти. — Я почти ждал вас. Заходите… хотя не могу сказать, что рад вашему приезду.

Глава 55

— Прошу в библиотеку. — Через холл Фогерти повел их в комнату по левую руку.

Как выяснилось, именно библиотеку Бобби и назвал кабинетом Фогерти, когда рассказывал Джулии о том, как дважды вместе с Френком побывал в доме старого врача. Если снаружи дом напоминал испанскую версию хоббитовской фантазии, то, попав в кабинет, не составляло труда представить себе, что в точно таком же Толкиен долгими оксфордскими вечерами сочинял приключения Фродо и переносил их из головы на бумагу. Это теплое, уютное помещение освещалось бронзовым торшером и настольной лампой из цветного стекла, скорее всего, от «Тиффани». Стеллажи с книгами поднимались по стенам до лепного потолка, на темно-коричневом паркете лежал толстый китайский ковер, темно-зеленый и бежевый по периметру, светло-зеленый посередине. На большом полированном столе из красного дерева нож для вскрытия писем, увеличительная лупа и ножницы с золотым покрытием и ручками из слоновой кости соседствовали с золотой перьевой ручкой на мраморной подставке. Обивка большого дивана соответствовала цветам и рисунку ковра, а когда Бобби посмотрел на кресло, на котором первый раз увидел Фогерти, то его глаза широко раскрылись от изумления: в кресле сидел Френк.

— Что-то с ним произошло. — Фогерти указал на Френка. Изумления Бобби и Джулии он вроде бы и не заметил, исходил из предположения, что они пришли в его дом по одной причине: знали, что найдут здесь Френка.

С того момента, как Бобби последний раз видел Френка, в 5.26 пополудни, в их офисе в Ньюпорт-Бич, внешность его изменилась к худшему. Если раньше глаза были запавшими, то теперь превратились в глубокие колодцы.

Черные круги у глаз расширились, и исходящая от них чернота окрашивала оставшуюся часть лица в мертвенно-серый цвет. Так что прежняя бледность могла бы показаться здоровым цветом кожи.

Но куда хуже было другое: пустота, застывшая во взгляде. Он их не узнавал, смотрел сквозь них. Лицевые мышцы расслабились. Рот приоткрылся на дюйм, словно Френк давно собрался заговорить, но никак не мог вспомнить первое слово своей речи. В интернате «Сиело Виста» Бобби видел нескольких пациентов с такими вот пустыми лицами, но они относились к категории наиболее умственно отсталых, в сравнении с которыми Томас мог считаться чуть ли не гением.

— И давно он здесь? — Бобби направился к Френку.

Джулия схватила его за руку.

— Не подходи к нему!

— Он появился около семи вечера, — ответил Фогерти.

То есть Френк путешествовал почти полтора часа после того, как вернул Бобби в кабинет.

— Он сидит здесь больше трех часов, — продолжил Фогерти. — И я понятия не имею, что мне с ним делать. Время от времени приходит в себя, смотрит на меня, когда я говорю с ним, даже более-менее реагирует на сказанное. Потом вдруг становится очень говорлив, рот у него не закрывается, правда, на мои вопросы он не отвечает, хочет высказаться сам, и заставить его замолчать совершенно невозможно. О вас, к примеру, он наговорил гораздо больше, чем мне хотелось бы знать. — Фогерти нахмурился, покачал головой. — Вы, должно быть, чокнутые, если влезли в этот кошмар, но я — нет, а потому не хочу, чтобы меня в него втягивали.

По первому взгляду могло сложиться впечатление, что доктор Лоренс Фогерти — добрый дедушка, который в свое время бескорыстно служил пациентам, навсегда оставшись в их памяти. Он по-прежнему был в шлепанцах, белой рубашке, серых брюках и синем кардигане, как и несколькими часами раньше, когда Бобби увидел его впервые. Образ дополняли очки для чтения с половинками линз, поверх которых он и смотрел на них. С густыми седыми волосами, синими глазами и мягкой округлостью черт лица, ему оставалось набрать еще пятьдесят или шестьдесят фунтов, чтобы стать идеальным Санта-Клаусом.

Но при втором взгляде, более пристальном, выяснялось, что глаза у него жесткие, отнюдь не добрые. А округлость лица говорит скорее о слабости характера, а не его мягкости. Широкий рот мог бы одарить старого доброго дока Фогерти возможностью ослепительно улыбаться, но служил и для того, чтобы внимательный наблюдатель распознал в настоящем докторе Фогерти хищника.

— Итак, Френк рассказал вам о нас, — кивнул Бобби. — Но о вас мы ничего не знаем, а я чувствую, что должны знать.

Фогерти нахмурился.

— Лучше бы вам ничего не знать. Мне точно лучше. Просто заберите его отсюда.

— Вы хотите, чтобы мы избавили вас от Френка, — холодно вставила Джулия. — Для этого вы должны рассказать нам, кто вы, каким боком причастны к этой истории и что вам обо всем этом известно.

Старик сначала встретился взглядом с Джулией, потом — с Френком.

— Он не появлялся здесь пять лет. Сегодня, когда он возник здесь вместе с вами, Дакота, я был просто потрясен. Мне-то казалось, что я больше никогда его не увижу. А когда он материализовался в моей библиотеке около семи часов вечера…

Френк по-прежнему не мог сфокусировать взгляд, но чуть склонил голову набок. Рот оставался открытым, как дверь в комнату, жилец которой торопливо выбежал из нее.

Фогерти продолжил, зло поглядывая на Френка:

— И в таком виде я его тоже никогда не видел. Я не хотел прикасаться к нему и раньше, не то что теперь, когда он наполовину превратился в растение. Хорошо, мы поговорим. Но после того, как разговор закончится, отвечать за него будете вы.