Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

К утру Филипп был слишком нездоров, чтоб сдержать свое обещание насчет катанья в лодке. В том раздражительном состоянии, в каком он находился, он не мог ни на что решиться, и колебался между самыми противоречащими намерениями. Сначала он считал необходимым свидание с Магги, с тем, чтоб просить ее признаться во всем; потом он стал сомневаться в пользе подобного вмешательства. Разве он недавно не вполне ей доверился? Она дала ему обещание в годы детской беспечности, и могла бы возненавидеть его, если б эти, быть может, легкомысленные слова должны были оставаться вечными для нее узами. Да имел ли он право просить от нее признание в том, что она очевидно желала скрыть от него? Он решился не доверять себе на столько, чтоб иметь свидание с Магги, прежде чем будет в состоянии действовать из одного участия к ней, а не из посторонних самолюбивых целей. Филипп написал несколько слов к Стивену рано утром, извещая его, что он не чувствует себя довольно здоровым, чтоб исполнить свое обещание, данное мисс Дин. Не возьмет ли Стивен на себя извиниться за него и занять его место?

Люси устроила великолепный план, который заставил ее радоваться отказу Стивена сопровождать их в лодке. Она услыхала, что отец ее намерен ехать в Линдум в то утро, а именно в Линдуме ей нужно было сделать закупки, очень важные закупки, которых отложить не было возможности; тетка Теливер также должна ехать, как необходимая помощница при выборе вещей.

– Ты, ведь, чрез это не лишаешься прогулки в лодке, – сказала она Магги, когда они после завтрака взошли наверх. – Филипп будет здесь в половине одиннадцатого, а утро великолепное. Ну, уж тебе возражать нечего, горемычная моя красотка. Я просто чудеса делаю, чтоб тебя позабавить, а ты ни на что не соглашаешься. Позабудь о страшном братце Томе; ты можешь и ослушаться его.

Магги не стала более противиться. Она почти что радовалась этому плану; может быть, беседа наедине с Филиппом успокоит и подкрепит ее; в сравнении с настоящею внутреннею бурею, все прошедшее с его борьбами казалось ей спокойствием. Она приготовилась к прогулке в лодке и в половине одиннадцатого сидела в гостиной.

Колокольчик в передней не заставил себя ждать, зазвони л в назначенное время, и Магги уже думала с полупечальным, нежным участием об удивлении, с каким Филипп узнает, что им приходится ехать одним. Когда она услышала в зале твердые, быстрые шаги, совершенно-непохожие на поступь Филиппа, дверь отворилась и вошел Стивен Гест.

В первую минуту оба от волнение не в состоянии были говорить, потому что Стивен узнал от прислуги, что остальные все выехали. Магги было вскочила, но тотчас же снова уселась; сердце у нее билось с необыкновенною силою. Ставен бросил шляпу и перчатки в сторону и уселся молча подле нее. Магги надеялась, что Филипп придет скоро и выведет ее из жалкого положения, и с большим усилием (она видимо дрожала) привстав со стула, она пересела на другое место, подальше от Стивена.

– Он не придет, – сказал Стивен тихо. – Я поеду в лодке.

– О, нам нельзя ехать! – сказала Магги, снова опускаясь на древнее место. – Люси не ожидала этого: ей будет неприятно. Зачем же Филипп не будет?

– Он нездоров и просил меня заменить его.

– Люси уехала в Линдум, – сказала Магги, поспешно снимая шляпку дрожащими пальцами. – Мы не должны ехать.

– Хорошо, – сказал Стивен в раздумье, облокотясь на спинку кресла и глядя на нее: – так мы останемся здесь.

Он смотрел ей в глаза, в ее глаза, глубокие, как темная ночь, и полные любви. Магги сидела совершенно неподвижно несколько мгновений, быть может, несколько, минут, пока бессильная дрожь ее оставила и заменилась ярким румянцем на щеках.

– Человек дожидается; он взял подушки, – сказала она: – потрудитесь ли вы сказать ему?

– Сказать? что? – сказал Стивен почти шепотом.

Теперь он глядел на ее губы.

Магги молчала.

– Пойдемте, прошептал Стивен умоляющим голосом. Он привстал и взял ее руку, чтоб помочь ей подняться. – Нам недолго быть вместе.

Они пошли. Магги чувствовала, как ее провели в саду между розанами, как нежная, твердая рука помогла ей взойти в лодку, как ей подложили подушку под ноги и прикрыли их шалью, как для нее открыли зонтик (который она позабыла) – все это делалось, каким-то сильнейшим, посторонним влиянием, без участия ее собственной воли, как случается после сильного тонического лекарства, когда мы ощущаем внутри себя, кроме своей, какую-то другую, постороннюю волю; более Магги ничего не чувствовала. Память ее бездействовала.

Они быстро понеслись по воде; их увлекало уходившим отливом; Стивен помогал веслами. Быстро промчались они мимо деревьев и домов Тофтона, и поплыли между полями и лугами, освещенными солнцем и полными веселья, не знавшего, подобно им радости, грядущего раскаяние. Веяние молодого, свежего дня, чудно-мерные удары весел, отрывистая песня мимолетной птички, будто: отголосок ликующей природы, счастливое уединение вдвоем, когда глубоким страстным взорам ненужно избегать друг друга – вот что составляло блаженство для обоих, и в течение первого часа исключало все остальное из их мыслей. Только изредка вырывались у Стивена тихие, подавленные восклицание любви, пока он лениво, почти машинально двигал веслами. Да и что слова, как не проводники мысли? а мыслям не было места в той волшебной среде, в которой они плыли – они жили прошедшим и будущим. Магги видела лишь бессознательно, как берега мелькали мимо и деревья уносились вслед за ними: она знала, что их было несколько до Лукрета, где обыкновенно останавливались, чтоб возвратиться пешком. Она была так рассеяна, что легко могла пропустить известные признаки, попадавшиеся на пути.

Наконец Стивен, который греб все медленнее и медленнее, вовсе перестал грести, сложил весла, скрестил руки и устремил глаза на воду, будто наблюдая за быстротою, с какою лодка уносилась без его содействия. Эта внезапная перемена заставила Магги очнуться. Она взглянула на далеко-расстилавшиеся поля, на близлежащие берега: они были ей совершенно чужды. Магги ужасно испугалась.

– О! неужели мы проехали Лукрет, где мы хотели пристать? – воскликнула она, оглядываясь назад, чтоб посмотреть, не в виду ли еще место.

Но ни одной деревни не было видно. Она снова обратилась к Стивену с испуганным, пытливым взором.

Тот продолжал следить за водою и проговорил странным, бессознательным голодом:

– Да, давно.

– О! что мне делать? – воскликнула Магги в ужасе. – Мы целыми часами не воротимся домой. А Люси… о, Боже!

Она сложила руки и зарыдала, как испуганный ребенок; она ни о чем более не думала, как о встрече с Люси, о ее взгляде, исполненном удивление, сомнение быть может, и заслуженного укора.

Стивен пересел поближе к ней и нежно опустил ее сложенные руки.

– Магги, – сказал он тихим, решительным голосом: – не воротимся более домой до-тех-пор, пока никто не в состоянии будет нас разлучить, пока мы женимся.

Небывалый голос, странные слова, остановили рыдание Магги; она затихла совершенно, удивленная до крайности, будто Стивен нашел средство переменить все бывшее, уничтожить несчастные факты.

– Взгляните, Магги, как все случилось помимо нашей воли, без всякого старание с нашей стороны. Мы никогда и не надеялись быть снова наедине, все это устроили другие. Посмотрите, как нас уносит течением, прочь от тех неестественных уз, которыми мы себя связывали, и связывали напрасно: оно снесет нас до Торби, там мы можем пристать, достать карету и поспешить в Йорк, а оттуда в Шотландию, не останавливаясь ни на минуту, пока мы не будем связаны узами, которые только смерть может расторгнуть. Это единственное наше спасение, единственное средство выйти из настоящего, запутанного положение. Все к тому само собою клонится. Мы ничего не замышляли наперед, ни о чем не старались сами.

Стивен говорил с глубоким убеждением. Магги слушала, переходя от удивление к желанию верить тому, что действительно течение их уносит, что она может плыть вниз по быстрой, безмолвной реке, оставив в стороне всякую борьбу с собой и с обстоятельствами. Но сквозь вкрадчиво-усыплявшее влияние этой мысли проглянула вдруг страшная тень прежних размышлений, и внезапное опасение, чтоб не настали снова минуты самозабвение, вызвало в ней чувство ожесточенного сопротивления Стивену.

– Пустите меня! – сказала она взволнованным голосом, бросив на него негодующий взгляд и стараясь освободить руки, – Вы хотели лишить меня всякого выбора; вы знали, что слишком далеко проехали, вы осмелились воспользоваться моим рассеянием. Так поступать недостойно.

Оскорбленный этим упреком, Стивен пустил ее руки, возвратился на прежнее место и сложил руки с каким-то отчаянием, вызванным затруднительностью положение после слов Магги. Она, не согласна ехать далее; ему оставалось только проклинать себя за скверное положение, в какое он ее поставил. Но всего невыносимая для него было слышать подобный упрек: мысль, что она подозревает его в недостойном поступке, была для него несноснее самой разлуки. Наконец он произнес с сдержанною яростью: